роман
ГЛАВА ПЕРВАЯ
За лыжами вилась снежная пыль. Андрей и Анна Высотины съехали по пологому склону сопки и остановились у замерзшей речки. В сумеречной чаще она походила на светлую аллею, обсаженную деревьями и кустарником; ветер сдул местами с нее снег, и лед сине поблескивал.
- Отдых! — Анна опиралась на лыжные палки и глубоко дышала. Андрей стал закуривать. Он снял меховые рукавицы, сунул их в карман куртки. От разгоревшихся ладоней шел пар.
Липа огляделась по сторонам: высокие кедры и кря-жистые дубы, осыпанные снегом ели и сосны — их ветви сплетались так густо, что не было видно неба, — стояли и сугробах, «Как здесь глухо», — подумала Анна.
- Посмотри, Андрей, — сказала она, указывая на ель, на ветвях которой лежали пласты снега, — какие у нее внизу, у самого корня, лапищи, выше уже лапы — сколько их ветер трепал, корежил... от этого они темные, жесткие, и снегом их совсем пригнуло. А вон, видишь, у самой верхушки — лапки и лапочки, такие хрупкие, милые, совсем как ручки у нашей Ниночки! Правда?
— Правда, — Высотин улыбнулся. Хорошо было ощущать землю под ногами после длительного океанского похода. Хорошо думать о дочери. Хорошо во всем соглашаться с женой. Высотин чувствовал себя безмерно счастливым.
— Точно заколдованное царство, — продолжала задумчиво Анна.
— Ну, не совсем заколдованное, Аннушка, погляди, что делается на снегу. Вот крестиками — следы птиц, а вот следы зайца, видно, глодал косоглазый кору у тальника, а там...
Анна подняла палку, ударила ею по ветке ели, нависшей над головой мужа. Ветка закачалась, осыпая снег.
— Озорница ты... — Андрей хотел схватить Анну, но она вырвалась и, легко скользя на широких лыжах, скрылась за деревьями.
Андрей стряхнул снег с шапки. Донесся голос Анны «Ау-ау!», потом он увидел мелькнувший в чаще ее красный в белую полоску свитер.
«Черт побери, мы оба словно помолодели, а ведь женаты пятый год», — подумал Андрей.
Он вихрем промчался сквозь ельник, обогнул заросли орешника и на опушке березовой рощи, заиндевевшей, белой и искрящейся, пронизанной тусклым, сквозь облака проступающим солнцем, увидел жену, шутливо раскрывшую ему навстречу объятия.
Он подбежал к ней, хотел подхватить на руки, но, споткнувшись об ее лыжу, потерял равновесие. Оба забарахтались в сугробе.
Анна поднялась первая, протянула руку мужу, однако он вместо того, чтобы воспользоваться помощью, потащил ее к себе и, обняв, усадил рядом на полусгнивший пень.
— Послушай, Анна, — сказал Высотин, —ведь мы оба солидные супруги, а подумать — порой превращаемся: я в какого-то легкомысленного мальчишку, а ты — в озорную девчонку.
Анна улыбнулась. Легкие снежинки таяли на ее волосах, выбившихся из-под пуховой шапочки. Она легко коснулась пальцами лица мужа.
Над Анной склонилось его лицо с твердо очерченными губами и темными дугами сросшихся над переносицей бровей. Она чувствовала его дыхание. Его взволнованность передалась ей.
Голубоватые березы стояли в тесном кругу, держась друг за друга ветвями, заиндевевшие их кроны сливались с белесым, мутным небом. Анна, полузакрыв глаза, теснее прижалась к мужу.
«Вот так быть бы нам всегда вместе, — подумал Андрей, — да никак невозможно». Он вздохнул.
— Ты о чем вздыхаешь, Андрюша?
— О том, что нельзя приказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — шутя продекламировал он.
Анна лукаво посмотрела на мужа и крепко поцеловала его в губы.
— Ну-ка, кто это здесь целуется на морозе? — произнес кто-то рядом отчетливо и немного насмешливо.
Андрей и Анна вскочили на ноги. Они не слышали и не видели, как к ним подошел человек, по виду таежный охотник.
С досады чертыхнувшись про себя, Высотин хотел было уже его отчитать: «Какое вам дело...» — но тотчас же узнал адмирала Серова. Командующий добродушно посмеивался.
— Вы уж извините, но, право, не обойти вас стороной: в буреломе лыжи сломаешь, а сидите вы на главнейшей, можно сказать, коммуникации — звериной тропе. Не верится глазам — капитан второго ранга Высотин и его жена, уважаемая Анна Ивановна, ведут себя, как молодожены...
- Молодоженами, товарищ адмирал, можно оставаться всю жизнь, — чуть смущенно и оттого почти неприветливо сказал Высотин.
- Фу, Кирилл Георгиевич, как вы меня напугали.
Можно ли так!..воскликнула Анна. — У меня ведь дочка еще крохотная, продолжала она, стряхивая с лыжных брюк снег.
- Это муж обязан вас беречь, — в тон ей отвечал адмирал и, обращаясь к Высотину, укоризненно добавил:— Что ж это вы, Андрей Константинович, жену в снег посадили. Не ровен час, можно простудиться...
— У Анны под свитером еще семь одежек. Ей никакой мороз не страшен, — ответил Высотин. — А я никогда не предполагал, что вы охотник, Кирилл Георгиевич, — заметил удивленно он.
Короткая стеганая куртка, перетянутая ремнем, ватные брюки, заправленные в голенища высоких охотничьих сапог, шапка-ушанка и повязанный вокруг шеи шерстяной шарф резко изменили внешность адмирала; командующий казался непривычно мешковатым.
Серов меж тем говорил, обращаясь к Анне:
— Удивился ваш муж. Командующий, дескать, пожилой человек, и не в его годы с дробовиком за зайцами гоняться. Или считал меня анахоретом, отшельником. А?
— И я грешна, Кирилл Георгиевич, — сказала Анна.— И я вас вне деловой обстановки не представляла.
— Дела, дела. — Серов покачал головой. — Вот, даже женщины со мной говорят только о делах, только серьезным тоном, — з его голосе неожиданно прозвучал оттенок грусти.
— Вам это неприятно? — спросила Анна. Серов засмеялся.
— Угадали, Анна Ивановна, неприятно. Ей-ей, пока еще неприятно!.. — Адмирал не договорил, быстро сорвал с плеча двустволку, вскинул ее, прицеливаясь.
На поляну выскочил заяц, он мчался во весь дух, втянув голову, положив длинные уши на спину.Заметив людей, зверек метнулся в сторону. Один за другим, почти сливаясь, прогремели два выстрела. Заяц перекувыркнулся и, как-то неестественно забарабанив передними лапками, уткнулся головой в снег.
Серов, закинув ружье за плечо, подбежал к убитому зверьку.
— Каков выстрел! — Он держал зайца за задние лапы. — Презентую вам русака, уважаемая Анна Ивановна. На память о том, как вы встретили типичного пожилого адмирала в нетипичных обстоятельствах.
Он протянул подошедшему Высотину русака и, обернувшись к Анне, продолжал:
— Зайчатину, прежде чем на сковородку или в духовку, рекомендую отмочить хорошенько в молоке или в уксусном растворе, затем нашпиговать салом. Знаете? Вот и хорошо... И прощайте пока!
Зеленоватый ватник Серова, его черная шапка-ушанка замелькали среди деревьев. Командующий быстро поднимался по косогору, затем скрылся из виду.
— Сколько юношеского задора еще в нем...— сказала Анна, провожая взглядом Серова.
— Да... — протянул Высотин. Он достал из кармана запасной ремешок для крепления лыж и, сделав петлю, подвесил зайца к поясу.
— Ты не устала, тебе не холодно? — спросил он, беря за руку жену.
— Нет.
— Ну, если нет, давай еще немного побегаем, скатимся вон с той сопки.
Анна, оттянув рукав свитера, поглядела на часы, «Скоро Ниночку кормить», — подумала она. Но ей было жалко, что прогулка, доставившая ей столько радости, кончится. Поколебавшись немного, она сказала:
— Хорошо... покатаемся... — И, оттолкнувшись-обеими палками, заскользила по снегу.
Поднявшись на сопку, Анна поставила ногу на камень и стала поправлять ослабевший ремень на ботинке.С высоты сопки виднелась равнина с молодыми деревцами, зарослями кустарника, со снежными наметами, между которыми петляла наезженная и потому казавшаяся желтой дорога. Небо потускнело. Пошел снег. Но эта, ничем не примечательная на первый взгляд картина-ранней зимы, которая могла бы показаться однообразной и унылой, была чем-то дорога Андрею. Он взглянул на склонившуюся Анну, и вдруг припомнилось ему другое, вьюжное зимнее утро, корабли, осыпанные снегом, стоящие у пирса, и Анна, которая пришла, чтобы сказать, что любит его — Андрея Высотина.
В тот же день по его настоянию они пошли в загс. Снег налил так густо, что прекратилось автомобильное движение. Липа, закутавшись в платок, с трудом пробирались через наметенные сугробы, с укором говорила Высотину: «Мы сумасшедшие, Андрей, право, сумасшедшие, Ведь можно было обождать неделю-другую... Нужно было приготовиться и позвать гостей, все сделать, как полагается». — «Я ничего не хочу знать, — отвечал он ей. — Ничего. Ты со мной, и я счастлив... И я совсем не благоразумный и не сдержанный, как это многим кажется. Я не могу ждать ни часа, ни минуты. Я слишком долго ждал... тебя. А гости и так будут — мои и твои друзья. Будет ли их больше или меньше — это, поверь, не отразится на нашем счастье».
Он вел Анну под руку бережно и нежно... Позади них шли Евтерев с Любашей, Наташа, Плакуша и штурман Российский. Штурман с трудом достал в оранжерее крохотный букетик альпийских фиалок, он нес цветы, бережно храня их от ветра под полой шинели.
Метель все усиливалась, она продолжалась и тогда, когда Андрей и Анна вышли из загса, и на другой день. Рано проснувшись, он услышал спокойное дыхание жены. Ее мягкие распустившиеся волосы касались его лица. Стараясь не разбудить ее, он встал с постели и подошел к окну. Оно почти все было залеплено снегом, и только посередине, словно в глубоком льдистом колодце, виднелась улица; в сугробах застряли автомобили, дворники деревянными лопатами расчищали тротуары.
...Стайка красногрудых снегирей суетливо перелетала с куста на куст. И каким бы унылым и однообразным ни был пейзаж, все, что открывалось взгляду Андрея, волновало его сегодня, во всем он замечал неяркие, скромные, но живые краски.
— Помоги же мне наконец, — сказала Анна. В ее голосе послышалось недовольство.
Андрей затянул ремень на ботинке жены. Выпрямившись, он еще раз посмотрел вдаль и увидел Серова. Адмирал возвращался к тому месту, где они с Анной сидели на пне.
— Ну, а теперь домой, — сказала устало Анна. Андрей кивнул.
Медленно падали с неба снежные хлопья. В зимней дреме никли припорошенные снегом ветви, и под ними лежали серые тени. Среди камней и на крутых кремнистых отрогах рос кустарник, высовывая из-под снега голые тонкие прутики.
Вдали показался город: очертания зданий, слившихся в одну полосу, и трубы заводов. Открылась просека с санной дорогой, безлюдной и тихой. Андрей и Анна ускорили шаг. Хорошо было идти в морозной тишине. Каждый из них словно боялся нарушить неосторожным словом то ощущение внутренней близости, которое овладело ими. Но Анна уже думала о доме. Она представила себе, что Ниночка давно проснулась, хочет есть и поэтому, наверное, капризничает, и что с ней ничего не может поделать нянька бабушка Анфуся. А Сережа бегает весь день голодный. «Напрасно мы так задержались», — упрекала она себя.
Они подошли к автобусной остановке, сняли лыжи и, дождавшись машины, поехали в город.В сизоватом от мороза воздухе все кружил и кружил снег. За стеклами автобуса мутнели проносящиеся дома с уже освещенными кое-где окнами. Чернели незастроенные пустыри, лесистые сопки откатывались вдаль. Шум многолюдных улиц доносился все явственнее. На остановках в автобус входили все новые и новые пассажиры, становилось теснее; кругом сидели, стояли, смеялись и разговаривали — каждый о своем. Воскресное оживление ощущалось все больше по мере приближения к центру города.
У порога дома Высотин столкнулся лицом к лицу со Световым. Тот стоял у парадного, словно кого поджидая. Он церемонно поклонился Анне и поднес руку к фуражке, приветствуя Высотина.
— Как я рад видеть тебя, Игорь, — сказал Высотин. — Ты куда?
Светов поколебался, потом, тряхнув головой, решительно ответил:
— К тебе, Андрей, — в его словах Высотину почудилась дерзкая нотка. Однако он не обратил на нее внимания.
- Правда, ко мне? — обрадованно переспросил он.
- Ну, если так приглашаешь, передумаю.
- Нет уж! — Высотин взял Светова за руку. — Хва-тай его и ты, Лима.
Я лучше добровольно, чем добровольно-принудительно,— засмеялся Светов. — Давно, Андрей, хочу поглядеть на твое житье-бытье.
Высотин был удивлен и обрадован приходом Светова. Почти пять лет прошло с поры крупной размолвки между ними. Тогда, в 1949 году, гордого и самолюбивого Светова, смотревшего на подчиненных как на слепых исполнителей его командирской воли, единодушно осудили, и первым, кто нанес по нему удар, был его товарищ по училищу Андрей Высотин.
Конечно, трудно было ожидать, чтобы Светов, даже признав ошибочность своих взглядов, мог сразу вернуться к хорошим отношениям с Высотиным. Не такоз был его характер. Это Андрей отлично понимал и в друзья к Светову не навязывался. Он ждал часа, когда
Светов, восстановив свою добрую славу, явится к нему и скажет просто: «Кто старое помянет, тому глаз вон». Этого, однако, не случилось. Вскоре Высотин был переведен с «Державного» на новый крейсер, а полгода назад в штаб. Встречаться со Световым они стали все реже и реже и отдалились друг от друга даже больше, чем тогда, когда ссорились. В обоих постепенно угасала та потребность к взаимному общению, без которой дружба немыслима.
После женитьбы Высотин несколько раз приглашал Светова с Татьяной к себе, но они не приходили.При встречах на различных совещаниях Светов держался так подчеркнуто корректно, что уже одна эта корректность исключала товарищескую простоту в обращении. Когда же Высотин приходил на «Дерзновенный» как представитель штаба, Светов и вовсе принимал холодный, официальный тон.
«Что же случилось с Игорем?», — подумал Высотин.Светов, видимо, не был расположен к серьезному разговору. В прихожей, снимая шинель, рассказал анекдот о каком-то писателе-маринисте, спутавшем не то бак с ютом, не то камбуз с клотиком. Войдя в комнату, похвалил и мебель, и ковры, и картины на стенах. Затем стал расспрашивать Анну о детях.
Высотин подумал: «Да почему я жду чего-нибудь особенного? Погасла у него обида. Вот и пришел».Анна, извинившись, ушла в детскую.И тут лицо Светова сразу переменилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70