— Ваше имя, лейтенант?
— Валентин... Валентин Корнеевич.
— Отлично, Валентин Корнеевич. Приходите ко мне в дом запросто и не как к начальнику политотдела, а как к Борису Осиповичу Меркулову. Понятно?
«Черт знает, что за человек. И в гости приглашает, будто приказывает», — подумал Батырев. Но все же пустил пробный шар, ища сближения.
— Прошу, Борис Осипович, передайте мой привет Елене Станиславовне. Ехали с ней в одном купе..
— Отлично! Но об этом дома, дома, лейтенант.
Батырев снова вытянулся, откозырял и, печатая шаг, вышел. Поднялся за ним и Меркулов, прошел в каюту Порядова. Там сидел Маратов, разговаривавший с Донцовым.
Донцов представился начальнику политотдела, а Маратов сказал, обращаясь к Меркулову:
— Донцов — наш воспитанник. Бывший секретарь комсомольской организации на «Державном».
— Вы довольны, что он вернулся? — спросил Меркулов Маратова.
— Да, надеюсь, будет хорошим комсомольским работником.
Меркулов повернулся к Донцову. Коротко поговорив об учебе, бегло проглядел его документы, в заключение сказал:
— Отправитесь на корабли. Бумажные дела — после. Когда составите свое мнение о работе комсомольских организаций соединения, явитесь ко мне для подробной беседы. Оценок своих до разговора со мной нигде высказывать не рекомендую. Это для вашей же пользы, лейтенант!
Донцова огорчила сухость начальника, но он был доволен тем, что ощутит пульс живого дела.
Меркулов отвернулся, показывая, что разговор с Донцовым окончен, и отдал приказание Маратову побывать на «Державном».
— Есть предложение, Савва Артемьевич, выдвинуть капитана третьего ранга Кипарисова командиром эсминца... Поэтому командование решило еще раз оценить его партийные качества... Только без поблажек, — он усмехнулся. — Да вот еще, — добавил Меркулов, подойдя к двери и взявшись за ручку, — флотская газета просит дать статью об опыте партийно-политической работы. Напишите. Покажите мне.
Донцов, глядя на спину начальника политотдела, не знал, как заговорить о деле, которое было для него сейчас самым важным. Администрация гостиницы предложила ему сегодня выселиться. Как же он может уйти на корабли, оставив Дусю на улице? Он поглядел с надеждой на Маратова, и тот, уже зная обо всем, сказал Меркулову:
— Лейтенант Донцов прибыл с женой, жить им пока негде.
— Негде? — Меркулов задумался. Получилось скверно. Пожалуй, не следовало отдавать Батыреву последнюю комнату. Однако сейчас, уже ничего не сделаешь. — Негде, — с досадой повторил Меркулов. — Но Донцов же свой человек в Белых Скалах. В общем, Савва Артемьевич, прошу вас, похлопочите среди знакомых. — Меркулов вышел.
Маратов задумался, потом пожал плечами.
— Не беспокоитесь, Савва Артемьевич. Буду искать сам, может, угол и подвернется, — проговорил Донцов, отлично понимая затруднения пропагандиста.
— М-да, — протянул Маратов. — Сколько строим домов, а все мало.
Он внимательно поглядел на Донцова и вдруг, поддаваясь охватившему его чувству искреннего расположения и участия, решительно предложил:
— Что ж, забираю вас с жеиой к себе — и баста! — Маратов расцвел в улыбке.
Будь на месте Маратова другой офицер, знавший Донцова еще в былые времена, Донцов, пожалуй, не принял бы такого предложения, не решился бы стеснить чужого человека, да и побоялся бы, что совместная жизнь в одной комнате будет и ему самому в тягость. Но Маратов давно приучил всех к тому, что с ним не стеснялись. Его называли: «наш Савва». И даже начальство, тоже любившее Маратова и привыкшее к нему, не судило его строго. Когда Донцов служил па «Адмирале Ушакове», он ездил несколько раз с Маратовым на рыбалку, учил его грести на шлюпке и нередко брал у него книги. Сомневаться в том, что все, что Маратов делает и говорит, делается и говорится от души, значит, оскорбить его. Поэтому повеселевший Донцов ответил растроганно:
— Большое спасибо, Савва Артемьевич.
Маратов взял на берегу политотдельскую «Победу». Не прошло и часа, как чета Донцовых оказалась в комнате Маратова.
— В тесноте, да не в обиде. Верно, Евдокия Александровна?
Дуся осмотрела комнату несколько скептически. После номера «люкс» она выглядела неказистой. «Но что же делать, благодари и за это доброго человека!»
— А вы зовите меня Дусей, — попросила она Мара-това и добавила вежливо: — Ваша комната очень милая...
— Да, нелегко она мне досталась...
Маратов и в самом деле был удовлетворен своим жильем. Здесь было все, что ему требовалось. У окна канцелярский стол весь в чернильных пятнах, над ним полки с книгами, рядом, прямо на полу, пачки газет и журналов. У одной стены широкая кушетка, покрытая выцветшим плюшевым ковром, на ней две подушки. Напротив кушетки, у другой стены, отличный дубовый буфет — единственная новая и красивая вещь во всей комнате. Вероятно, при покупке этого буфета строились планы хозяйственного оснащения квартиры, но потом были забыты. Посередине комнаты круглый стол, покрытый клеенкой, полдюжины разнокалиберных стульев. Все это вместе выглядело странно, но работать, спать и есть здесь все же можно было с удобствами.
Маратов подошел к письменному столу, взял оставленную там записку:
— Ну-ка, прочитаем, что пишет моя супружница. «Милый Савва! Сегодня после работы иду на концерт. Пообедай на корабле. Если можешь, зайди вечером в клуб за мной. Там поужинаем. Сима».
Маратов смущенно пожевал губами. «Черт возьми, гости-то, наверное, голодны». Он скомкал записку, незаметно бросил ее под стол.
— Дусенька, — сказал он, — прошу вас, будьте, как дома. А я через несколько минут вернусь.—Он нахлобучил шапку и вышел.
Донцов просветлел лицом. Едва за Маратовым захлопнулась дверь, сказал жене:
— Ты не стесняйся, я бывал у Маратова, здесь по-простому.
Дуся медленно обошла комнату, провела пальцем по корешкам книг на полке и потом сдула с него пыль. Подумала: «Спать, если сами о себе не побеспокоимся, придется, видимо, на полу». Она вышла из комнаты. С кем и о чем говорила Дуся на кухне — неизвестно,,.но вернулась она со щеткой и тряпкой в руках. Щетку она дала мужу.
— Не ленись, Ваня.
Улыбаясь, он стал подметать комнату, а Дуся, закатав рукава, принялась вытирать пыль.Когда Маратов вернулся, нагруженный свертками, в комнате полным ходом шла уборка. Форточка была распахнута настежь, ветер парусом надувал занавеску, журналы и газеты перекочевали с пола на стол и лежали чинной стопкой, солнечные пятна желтели на вымытых половицах, на вытертых зеркальных стеклах буфета. Дуся уже полностью вошла в роль хозяйки.
— Савва Артемьевич, — сказала она, — ваша соседка разрешила взять на чердаке ее кровать с матрацем. Пожалуйста, покажите Ване ход на чердак.
Маратов рассмеялся:
— Вот это здорово. Да у вас не жена, Иван, а клад. Донцов растроганно глядел на Дусю.Она помыла посуду, почистила ножи и вилки, затем вытащила из своего чемодана скатерть, простыню, одеяло и наволочки.
Через час все блистало чистотой. На покрытом скатертью столе дымилась яичница. И Савва Артемьевич довольно сказал:
— Понимаете, Иван, ваша жена, пожалуй, и мою Симу сделает вот такой хозяйственной... Дуся чувствовала себя на седьмом небе. Она подкладывала на тарелки яичницу, сыр, наливала в стаканы пиво. Домовитостью светилось ее лицо. Когда мужчины ушли, Дуся, перемыв посуду, сняв фартук, села за письмо к матери и начала его так: «Дорогая мамочка!
Мы с Ваней благополучно доехали и устроились у хороших людей...» Было бы неправдой сказать о Меркуловой, что она считает зазорным сходить в магазин или на рынок, брезгает потолкаться у прилавка, выбирая продукты, что она не умеет приготовить вкусный обед, сервировать стол, убрать в комнате, выстирать и заштопать белье. Все это она превосходно делала как до замужества, так и в первые годы семейной жизни. Но когда Меркулов стал занимать видные должности, когда в доме завелся достаток, Елена Станиславовна наняла домашнюю ра-
ботницу, хотя особых хозяйственных тягот не испытывала и нигде не работала. «Это поможет мне украсить нашу жизнь», — сказала она мужу.Борис Осипович отнесся к найму прислуги вначале неодобрительно, но с женой спорить не стал. Елена Станиславовна теперь все внимание отдавала ему одному, и это его устраивало.
Так было до Москвы, в Москве, так должно быть и в Белых Скалах. От своих решений Елена Станиславовна не отступала. Поэтому она, со всей присущей ей энергией, занялась подыскиванием работницы. Но найти ее в Белых Скалах оказалось делом нелегким. В профсоюзе, куда позвонила Меркулова, ей ответили, что домашних работниц, ищущих место, в настоящее время пет.
Ничего не оставалось делать, как самой приняться за уборку квартиры и идти в магазин за продуктами. Раздосадованная Елена Станиславовна дала объявление в газете. Спустя несколько дней, утром, на квартиру Меркуловых пришла наниматься рослая, но совсем еще юная девушка. Елена Станиславовна огорчилась и заколебалась. Ей была нужна опытная, умеющая все делать по хозяйству женщина, а не пятнадцатилетний подросток. Но выбора не было.
Елена Станиславовна узнала, что Катя (так звали девушку) приехала в Белые Скалы с отцом откуда-то из-под Пскова. Отец Кати поступил плотником на завод и живет в общежитии, а Катю на завод не приняли.
Не хотелось Меркуловой брать в дом без рекомендации и даже без паспорта чужого человека, все же она решилась. Катя была опрятна, застенчива и миловидна. «Что же, сделаю из нее хорошую хозяйку, научу приличным манерам», — подумала Меркулова.
Пока новая домработница перекладывала из деревянного сундучка, сколоченного отцом, в отведенный хозяйкой ящик шкафа свое немудреное имущество, Елена Станиславовна составила для нее инструкцию.
— Понимаю, Катя,— сказала Елена Станиславовна,— что ты у меня только временно, но это-ничего не значит. Ты должна строго соблюдать мои правила. — Меркулова протянула Кате исписанный мелким почерком лист бумаги. Там было сказано, в какие часы заниматься уборкой комнат, в какие дни натирать паркет, когда ме-
нять белье, когда подавать обед, ужин, и многое другое — словом, целый перечень обязанностей уборщицы, кухарки и официантки.
Елена Станиславовна подождала, пока Катя прочтет ее инструкцию, потом сказала строго:
— Выучишь это наизусть. И будешь выполнять. Светлые глаза девушки смотрели на Елену Станиславовну простодушно и немного испуганно.
— А сумею ли я все, как надо?
— Захочешь — сумеешь. Чего не знаешь, тому научу. — Меркулова прервала себя. Послышался звонок.— Кто бы это мог быть? Ну, беги же, открывай!.. Гостя усади и попроси подождать, — бросила она вдогонку.
Затем Елена Станиславовна плотно закрыла дверь в спальню и направилась к зеркалу. Кто бы там ни пришел, мужчина или женщина, сам командующий или матрос-посыльный, — она должна быть, как говорится, в полной форме. Это было ее правило.
...Дуся Донцова нерешительно переступила порог квартиры Меркуловых. Она долго колебалась, прежде чем отважилась прийти сюда. Льстила ее самолюбию возможность сблизиться с такой умной женщиной, какой представлялась ей Елена Станиславовна, было у нее и жизненно важное дело, о котором хотелось посоветоваться, но в то же время побаивалась, что будет принята холодно и почувствует себя у Меркуловых незваной гостьей.
Дусе было даже приятно, что открыла ей дверь и проводила в столовую не сама Елена Станиславовна, а молоденькая девушка того типа, какой ей был хорошо знаком. Таких девчат с ясными глазами в чистеньких штапельных платьицах она встречала постоянно в ремесленном училище, работала и дружила с ними. От этого дом, в который она пришла, стал как бы более своим.
— Посидите-ка немного, хозяйка выйдет, — сказала Катя. Дуся кивнула головой и села на стул. Передохнула и спросила:
— Ты что же не садишься?
Катя не знала, как себя вести. Она бы с удовольствием поболтала, с гостьей. Но как еще строгая хозяйка посмотрит на это?
— Долго мне с вами быть некогда,— сказала Катя.
— Сколько можешь, столько и будешь. А на «вы» меня не называй. Раз я тебе «ты», так и ты мне. Я же не старуха... Ты кто Елене Станиславовне будешь?
— Никто. — Катя вздохнула.
— Как так никто? Мужа родственница, что ли?
— Нет, я в наймах.
— Ты сколько окончила классов?
— Семь.
—Тебе же только учиться!— Дуся всплеснула руками.— С деньгами дома плохо? Так в техникум иди — на стипендию. На производство — еще лучше.
Катя молчала. И Дуся рассердилась.
— Поговорить бы мне с твоей матерью.
— Нет у меня матери. Два года, как померла. — А отец?
— Отец у меня в общежитии. Жить мне негде. — Катя всхлипнула и хотела выйти.
Дуся вскочила и обняла ее. «И мне тоже негде жить. И я у чужих» — подумала Дуся, сама едва удерживаясь от слез. Ей хотелось рассказать о том, как надоело ей вести хозяйство в чужом, безалаберном доме. О том, как не похожа их с Ваней семейная жизнь па ту, которую она себе рисовала в мечтах. Даже о том, как поссорилась она с Ваней, не умеющим устраивать свои дела, и как решила сама заняться поисками квартиры. Хотелось пообещать Кате взять ее к себе, как только появится у нее комната.
Когда Елена Станиславовна вошла в столовую, девушки стояли обнявшись, точно две сестры, встретившиеся после долгой разлуки.
Елена Станиславовна даже не узнала сразу Дусю, стоявшую к ней спиной, и подумала о Кате с неудовольствием: «Еще и работать не начала, а уже подруга к ней... Ну, и домработницы пошли».
Дуся обернулась на звук ее шагов и, сама 'не зная отчего, покраснела. Они поздоровались гораздо суше, чем можно было ожидать.
Елена Станиславовна обронила «рада вам» таким ледяным тоном, что Дуся, протягивая ей руку, почувствовала себя словно школьница перед учительницей.
— Вы что, с Катей родственницы, подруги, землячки?—спросила Елена Станиславовна.
— Нет, только у вас познакомились! — ответила Дуся, растерявшись.
Елена Станиславовна улыбнулась.
— Ну, а у тебя почему глаза на мокром месте? Ведь никто, кажется, не обидел, — обратилась она к Кате и добавила: — Иди-ка, займись на кухне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70