Голубую женщину Донцов с удовольствием выбросил бы в мусорный ящик, а заодно с ней и приобретенную Батыревым «для смеха» уже в Белых Скалах картину живописца-халтурщика. На ней было изображено синее море и игрушечные корабли, утыканные орудийными дулами, как ежи иголками.
Донцов задумался о Батыреве — никак он не мог разобраться в нем до конца.
Раньше Батырев казался ему то заносчивым нагловатым гордецом, то легкомысленным, но добрым и чистосердечным рубахой-парнем. Донцов никогда не признался бы себе, что полюбил Батырева потому, что выручил его из смертельной опасности, но было это действительно так. Поход на «Дерзновенном» сблизил их, как бы там Батырев ни держался. Теперь у Донцова исчезло даже чувство неловкости за то, что он занял не принадлежавшую ему квартиру, и даже на ум не приходило, что всем этим комфортом он ' обязан особым симпатиям Батырева к Дусе.
— Л ведь правда, славный малый этот Валентин Корнесвич! — сказал он вслух.
Дуся, взбивавшая подушки, посмотрела на мужа и покраснела.
— Конечно, славный,:— ответила она неуверенно, — но только, Ваня, нам бы лучше съехать с этой квартиры.
— Куда съехать? — спросил Донцов.
— Куда угодно, хоть в каморку какую-нибудь. — Дуся подошла и уткнулась головой в плечо мужа. Она не могла рассказать о том, как приходил Батырев, о том, что между ними произошло. Это бы расстроило Ваню и привело к крупной ссоре. Ей даже казалось, что Иван обязательно избил бы обидчика. Было жалко и мужа, и, несмотря ни на что, симпатичного (и, как она думала, влюбленного в нее) Батырева... Страшно было снова оказаться на улице или приемышами у Ма-ратовых. В то же время Дуся чувствовала, что молчать нечестно, и если Иван когда-нибудь узнает, он не простит ей того, что они остались здесь. Весь вечер она старалась об этом не думать, но Иван сам заговорил:
— Ты какая-то странная, — сказал он.
— Нет, ничего... ну, просто хочется, чтобы все было свое, совсем свое, понимаешь?
— А... — Донцов облегченно вздохнул.
...Позже, когда Дуся уснула, Донцов, тихо поглаживая волосы жены, подумал с улыбкой: «Отчаянная ты моя собственница». Потом мысли его переменили направление. Он вспомнил десант, Меркулова, прыгающего в ледяную воду. «Да, вот это человек!» Он теперь был убежден, что начальник политотдела поймет его статью и поддержит борьбу за успехи подлинные, против мнимых. «Завтра еще подведение итогов учений... а послезавтра, уж точно, он меня вызовет».
Порядов стоял на палубе «Державного» и задумчиво наблюдал за неяркими бликами света, пробегавшими в зеленоватой воде, тихо струившейся вдоль борта. Свет и тени в воде, их скольжение и трепет как бы отражали его собственное душевное состояние, .в котором ему необходимо было разобраться.
«Державный» малым ходом вошел в гавань Белых Скал и, отдав якорь, стал швартоваться к стенке, на свое постоянное место, неподалеку от «Морской державы».
Сегодня на флагманском корабле предстояло совещание. Пока же Порядов подводил мысленно итоги для себя. Делал он это уже в который раз за последнее время. Но тут уж ничего не попишешь, прошедшие дни были полны событиями...
Возвратившись несколько дней назад из похода на «Дерзновенном», весь под впечатлением слов и дел Светова, Порядов поспешил к Меркулову. Однако начальник политотдела в это время был на крейсере. На своем столе Порядов нашел записку от Меркулова с просьбой немедленно отправиться на приданный соединению отряд тральщиков и быть там до окончания учений. Прочитав записку, Порядов невольно усмехнулся: «Предлагает перевестись в Москву, а пока решил не давать роздыху». Как ни странно, эта мысль доставила ему удовольствие.
Порядов, так и не передохнув, поздним вечером вновь покинул флагманский корабль. На тральщиках он тщательно проверил всю партийно-политическую работу по обеспечению учений. Потом, воспользовавшись свободными часами, попросил одного из командиров поподробней познакомить его с тактико-техническими данными его тральщика. В былые времена Порядов никогда бы на это не решился, побоявшись обнаружить пробелы в знаниях и тем подорвать свой авторитет. Ныне, однако, хотелось удивить Меркулова основательностью познаний. Лейтенант, только три года назад окончивший училище, подозрительно посматривал на Порядова. Он был убежден, что заместитель начальника политотдела решил устроить ему экзамен, и докладывал обо всем подчеркнуто официально, с академической сухостью. Видя, однако, что капитан второго ранга ни к чему не придирается, он постепенно успокоился и, хотя так до конца и не понял цели разговора, повеселел. Порядову лейтенант понравился, и он решил быть на его тральщике во время высадки десанта.
...Тральщики вместе с эскадренным миноносцем «Державный» охраняли караван самоходных барж с десантными войсками. На рассвете открылись Очертания лесистого мыса па западном побережье Скалистого. У основания этого вытянутого в океан мыса находилась небольшая бухта. Там и должен был высадиться второй десантный отряд.
Баржи были замечены с берега. По ним открыли огонь. «Державный» вступил в перестрелку. Под грохот артиллерийской дуэли конвой, рассредоточившись, неуклонно продвигался к земле. И вдруг из морозной мглы вынырнул перископ подводной лодки. Кто знает, как прозевали подводную лодку гидроакустики, но ее появление было совершенно неожиданным. Тотчас на поверхности замелькал золотистый зайчик. Учебная торпеда со световым прибором шла прямо на «Державный». А люди там, увлеченные артиллерийским боем, ее не видели. Через каких-нибудь полминуты она пройдет под днищем эсминца, он будет выведен из строя. И тогда «синие» в два счета разделаются с баржами и тральщиками. Порядов бросил взгляд на командира тральщика. У лейтенанта вытянулось лицо. Он явно не знал, как поступить.
В минуту опасности мысль у человека либо замирает, либо до предела обостряется. Мгновенное решение иногда кажется инстинктивным. Но оно всегда определено характером мысли. Прежде чем оформиться в единственно верное решение, мысль Порядова должна была пройти путь воспоминаний о подвигах в Отечественной войне, сопоставить аналогичные факты, стать выводом. Порядов, взглянув еще раз на лейтенанта и поняв, что тот растерялся и что нельзя терять ни одной секунды, сказал властным голосом: «Командуйте: самый полный вперед! Наш долг спасти эсминец!».
Лейтенант дернул ручку машинного телеграфа. Тральщик помчался к «Державному». В десяти метрах от эскадренного миноносца тральщик пересек путь торпеде и принял удар на себя. Теперь маленький корабль считался уничтоженным. Но «Державный» продолжал бой. В это время катера уже забрасывали подводную лодку глубинными бомбами.
Порядов решил перейти на эсминец. Лейтенант, с уважением глядя на него, прощаясь, сказал: — Спасибо за науку.
...Эти воспоминания были Порядову чрезвычайно приятны. Он сам удивлялся и самому себе, и своему поступку.
К нему подошел Кипарисов.
— Ну, вот мы и дома, Викентий Захарович,— сказал он и, для чего-то поправив и так безукоризненно сидевшую фуражку (шапки Кипарисов принципиально не носил), добавил: — Знаем мы, как вы помогли команде тральщика: по военному времени вам бы орден полагался и особая благодарность от экипажа «Державного».
— В военное время я бы вряд ли уцелел, — засмеялся Порядов.
Кипарисов тоже улыбнулся.
— Но все-таки видно, что вы в Отечественную войну хорошую школу прошли.
Порядов на минуту задумался. Собственно, ведь почти всю войну он провел в отделе кадров.
— Но, знаете, пожалуй, важней сейчас для меня то, что я недавно прошел отличную переподготовку.
— Переподготовку?
— Да, гвардейскую... У Светова.
— Ничего не понимаю, — сказал Кипарисов, — если можно, подробней, Викентий Захарович. Вы меня, право, заинтересовали.
Порядов кивнул. Признаться, ему и самому нетерпе-лось поделиться переживаниями. С кем? В конце концов это не имело большого значения. Важно, чтобы слушали его с интересом. А мог ли настоящий моряк, каким, несомненно, был Кипарисов, не заинтересоваться смелым походом «Дерзновенного»? Порядов не ошибся: старпом «Державного» слушал рассказ о Светове со все возрастающим волнением и, пожалуй, со все большей завистью. Кипарисов всегда немного преклонялся перед Световым, и если четыре года назад, после того как командир «Дерзновенного» был подвергнут резкой критике, Кипарисов счел целесообразным скрывать свое восхищение, то теперь он радовался за него. А зависть к нему тоже была естественной: вот-вот он, Кипарисов, станет командиром «Гордого». Как бы хотелось отметить свое вступление в должность таким же блистательным, как у Светова, походом.
— Да, многому как моряк я научился у Светова, — закончил Порядов, — и, пожалуй, прежде всего решительности.
— Все это более чем интересно, — подтвердил Кипарисов.
— А как вы считаете, имеют ли право гвардия и... скажем, отличные корабли на особое положение? — спросил Порядов.
— Не знаю, — над такими вещами Кипарисову задумываться не приходилось. — Но, наверно, имеют.
— Значит, вы на моем месте поддержали бы Светова, Ипполит Аркадьевич?
— Конечно! Как же можно такое не поддержать?!
— Я рад, что вы так говорите...
— Но... Но погодите, Викентий Захарович, — вдруг перебил Кипарисов, правая бровь поползла у него высоко на лоб. — Погодите, почему же тогда не был осуществлен десант в Безымянной бухте?
— Это и меня удивляет, Ипполит Аркадьевич, — ответил Порядов. — И именно поэтому мне так важно знать мнение опытных моряков.
Наступило молчание.
Кипарисов с удовлетворением отметил про себя уважительный тон, каким разговаривал с ним Порядов, однако подумал: «Может быть, он не разбирается в тонкостях, ведь он политработник!» Кипарисову не хотелось обидеть Порядова. Все же он спросил осторожно:
— Но скажите, Викентий Захарович, не могло ли случиться, что Светов чего-нибудь не учел или о чем-нибудь не поставил вас в известность?..
— Не думаю! — Порядов был убежден как в проницательности, так и в полной искренности Светова. — Ну так как, Ипполит Аркадьевич? — настойчиво переспросил он. — Если все, что я вам рассказал, точно соответствует истине?
Кипарисову не особенно хотелось вмешиваться в дело, его не касающееся. Но он понимал, что, уклонившись от прямого ответа, рискует потерять уважение заместителя начальника политотдела. Да и почитал он долгом офицерской чести высказывать суждение по военным вопросам твердо и беспристрастно.
— Не знаю, почему световское предложение не было использовано, — сказал он. — Но лично я стал бы отстаивать его, где угодно.
Порядов был вполне удовлетворен. Перед встречей с Меркуловым ему важно было подтвердить свою уверенность мнением беспристрастного и безусловно знающего человека.
Они поговорили еще немного, Потом Кипарисов извинился и ушел. Порядов же, едва были положены сходни, отправился на «Морскую державу».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Морская держава» стояла у стенки, вмерзшая в зеленоватый лед. Ледяное, покрытое торосами поле обрывалось у выхода из гавани. Океанские волны набегали на пего и, постепенно расплываясь, докатывались с тихим шорохом до корабля.
Вечерело. В салоне командующего электрический свет смешивался с дневным. От этого у начальника штаба побаливали глаза, красноватые от длительного недосыпания. Панкратов, сидевший за столом все еще больного Серова,бвел взглядом находившихся в салоне офицеров, посмотрел на часы. Оставалось еще две минуты до назначенного времени. И хотя все уже собрались, не в правилах Панкратова было хоть в мелочах нарушать установленный порядок. Откинув голову на спинку кресла, положив большую жилистую руку на лежавшую перед ним толстую пачку листов доклада, он задумался. Разгладились морщины, в позе было что-то величественно-спокойное, в глазах можно было прочесть удовлетворение и даже гордость.
Панкратов никогда не обладал выдающимися способностями. Как говорят, не хватал звезд с неба. Зато был завидно упорен. В школе, в училище и в академии имени Ворошилова он брал кропотливым трудом то, что иным доставалось легко. Из уважения к его трудолюбию и идеальной дисциплинированности преподаватели ставили ему хорошие и отличные оценки.
Всю войну Панкратов прослужил на рядовой должности в большом штабе. В огромном и сложном по своей организации учреждении, где служило много офицеров и адмиралов, Панкратов был человеком незаметным, но неизменно пользовавшимся расположением начальства. Он обладал исключительной работоспособностью. Любое поручение выполнял именно так, как ему было приказано. Исполнительность и точность Панкратова вошли в пословицу. В этом смысле его часто ставили в пример другим. Постепенно Панкратов приобрел тот служебный опыт, из которого (в чем убеждены многие) можно было почерпнуть решение на любой случай жизни. Завоевывая все большее уважение сослуживцев, он неуклонно продвигался по служебной лестнице, оставаясь в то же время не слишком заметным винтиком в машине большого военного учреждения. Но вот однажды, при обсуждении кандидатуры на пост начальника штаба соединения в Белых Скалах, кто-то из доброжелателей Панкратова предложил отделу кадров его кандидатуру: «Пусть развернется на самостоятельной работе».
Назначение несколько удивило Панкратова, но не испугало. Прибыв в Белые Скалы и осмотревшись, он принялся за наведение железного порядка в штабе. Адмирал Серов, как и прежние начальники Панкратова, по заслугам ценил служебное рвение начштаба. Правда, командующий бывало говаривал, что начальник штаба у меня «ученый малый, но педант», однако случавшиеся расхождения во мнениях между ними пока не выходили за рамки частных недоразумений.
Панкратов не был честолюбив в обычном смысле этого слова. Он никогда и не думал, и не мечтал о том, чтобы совершить какие-нибудь открытия в военном деле. Только бы не происходило никаких чрезвычайных происшествий, только бы все соответствовало тем правилам, которые он считал непреложными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70