Л.Франка. Кузанский в книге «Об уче
ном незнании» употребляет термин "абсолютный максимум". Бог, то есть сама
абсолютная максимальность, есть свет». (Николай Кузанский,
I , 55). См. также «Диалог о становлении» ( Николай К
узанский, I , 335 Ц 357).[v] . Абсолютное есть сама «неина
ковость», само « non aliud » Ц несказанное. Так пе
ред нашим взором внезапно преобразуется облик непостижимого. Только чт
о нам казалось правомерным определить его как всеобъемлющую полноту. Те
перь же вынужденные воспринять его глубже, именно через начало «ни-то-ни-
другое», мы видим его как ничто; и наше знание о нем есть знание
некого ничто и в этом смысле чистое незнание. Лишь
в этой форме нам, по-видимому, удается проникнуть в непостижимое Ц понят
ь его как абсолютное именно в его безусловной отрешенности (в согласии с
первичным смыслом слова «абсолютное», которое, как известно, и значит «о
трешенное»).
И все же мы здесь опять впадаем в запуты
вающую нас антиномию. На пути отрицания отрицании мы как-то не
заметно пришли к утверждению абсолютного отрицания. Пытаясь
преодолеть всякое разделение и самый принцип разделения, мы в итоге утв
ердили нечто безусловно отделенное, отрешенное, изолированное. Все слов
а, которыми мы при этом пользовались Ц « от решенное», « о
т- деленное», « не содержащее многообразия», «ничто
», «предмет не ведения», Ц содержали в себе отрицание. Да
и нетрудно понять, как, собственно, мы пришли к этому парадоксальному выв
оду. Мы, правда, отрицали отрицание, но мы при этом его именно
отрицали. Для преодоления отрицания мы сами воспо
льзовались отрицанием Ц тем самым началом, которое мы хотел
и преодолеть; и это начало как бы отомстило нам за себя. Ведь одно надо при
знать с полной очевидностью: отрицание отрицания само тоже есть во всяко
м случае отрицание, подходит под общее понятие отрицания, Ц следователь
но, само также содержит в себе момент ограничения, исключения «ино
го». Более того, лишь в этом отрицании, которое мы не случайно назвал
и потенцированным, впервые обнаруживается с безграничной си
лой «огромная мощь отрицания» и отрицание превращается во всеразрушаю
щую силу. Ибо если обычное отрицание хотя и определяет и окрашивает собо
ю все, конституируя, как бы пронизывая все мыслимое содержащимся в отриц
ании моментом ограничения, то оно все же именно этим выявляет
все богатство положительного содержания во всем его многооб
разии. Здесь же, где мы мнили преодолеть отрицание через отрицание его са
мого, оно выросло перед нами в некое чудище всеразрушающего, всепо
глощающего отрицания. То, чего мы искали Ц положительный смысл неп
остижимого, Ц должно было поэтому явиться нам как ничто Ц ка
к бы как сущее отрицание. Но если оно есть ничто Ц и не есть нич
его, кроме ничто, Ц то оно имеет все остальное, всю полноту пол
ожительного бытия вне себя . Но тогда оно совсем не есть абсолю
тное, не есть всеобъемлющая полнота, всеединство, которого мы искали.
Так карается наш замысел преодолеть отрицание новым отрицанием, т.е. с по
мощью силы самого отрицания. Другими словами: поскольку отрицание образ
ует конституирующий принцип логического или отвлеченного познания, он
о и в своей потенцированной форме, именно как отрицание самого отрицания
, непригодно для постижения сверхлогического, трансрационального как т
акового. Или, еще иначе выражаясь: когда мы, отрицая отрицание, замен
или начало «либо-либо» началом «и-то-и-другое», мы, очевидно, сами под
пали власти иного «либо-либо»: а именно, мы сами заняли позици
ю выбора одного из этих двух начал (выбрав начало «и-то-и-друго
е» и тем отклонив соотносительное другое начало «либо-либо»)
и тем самым подчинились тому самому началу, которое мы решили
отклонить. Именно поэтому принцип полноты Ц поскольку мы пытались улов
ить и постигнуть его в его чистом, т.е. логически ограниченном,
отрешенном существе Ц испарился перед нами в начало « ни-то-ни-дру
гое» Ц в чистое ничто. Начало «либо-либо», по-видимому, о
бнаружило свою подлинно безграничную силу как раз в нашей попытке его из
бегнуть Ц ибо, убегая от него, мы были гонимы им же самим, были движимы его
же силой. Непостижимое в качестве абсолютного было тем самым поставлено
в резкую противоположность к относительному Ц воспринято только как
не -относительное. Лишь так казалось возможным мыслить и опред
елить его, Ц в согласии с тем, что всякое мышление и определение строится
на основе отрицания Ц на основе отвержения всего не принадл
ежащего данному предмету и ему противоречащего. Но при этом обнаружилос
ь, что понятие абсолютного Ц или абсолютное как «понят
ое», постигнутое в понятии Ц противоречит самому существу
абсолютного.
Но как же нам преодолеть эту трудность? Должны ли мы путем дальнейшего по
тенцирования отрицания в отношении абсолютного отрицать в с
вою очередь и отрицание отрицания, т.е. как бы дойти до отрицания в т
ретьей степени? Это, на первый взгляд, может показаться заманчивым,
и аналогия с диалектикой Гегеля, которая в своем подъеме по трем ступеня
м завершается синтезом, казалось бы, указует нам на этот путь. И этим как б
удто достигается нечто положительное и ценное в отношении абсолютного
как непостижимого. В самом деле, существо абсолютного тогда постигалось
бы так, что в нем одновременно сохранялось бы то и другое Ц и н
ачало «и-то-и-другое», и начало «либо-либо». То, что ближайшим об
разом Ц именно для отвлеченной мысли Ц представляется противоречием,
Ц именно совместное действие начала «и-то-и-другое» и начала «либо-либо
», или Ц что то же Ц единства и многообразия, должно очевидно
быть утверждено и здесь через мужественный выход за границы
определенности и обусловливающий его закон противоречия. Мы скажем тог
да: непостижимое, в качестве абсолютного, возвышается и над противополож
ностью между связью и разделением, между примиренностью и антагонизмом;
оно само не есть ни то, ни другое, а именно непостижимое единство обоих. В с
илу этого оно одновременно и отрешено от всего, и в
се объемлет и вездесуще, оно есть ничего и все. Оно истинно абс
олютно в том нераздельно-двойственном смысле, что оно есть то, что н
е относительно, и вместе с тем имеет относительное не вне
себя, а объемлет и пронизывает его. Оно есть несказанное единство ед
инства и многообразия, и притом так, что единство не привходит как новое, и
ное начало к многообразию и объемлет его, а так, что оно есть и д
ействует в самом многообразии. Непостижимое есть в этом аспе
кте несказанное единство и безусловно бессодержательного, к
ак бы точкообразного единства, и бесконечной, всеобъемлющей
полноты, Ц что совпадало бы с нашим усмотрением сущности безусловного б
ытия (см. выше, гл. III , 3).
Все это, повторяем, может показаться весьма заманчивым и правдоподобным
. Нетрудно, однако, с другой стороны, усмотреть, что этот путь все же не прив
одит нас к искомой цели. Уже имея за собой опыт, в какой тупик мы зашли на пу
ти отрицания отрицания, нетрудно теперь трезво вспомнить, что отрицание
и в третьей степени все же остается отрицанием и потому содер
жит в себе все ограничение, необходимо присущее всякому отрицанию как та
ковому; и это простое соображение с неопровержимой ясностью приводит на
с к сознанию, что мы при этом вращаемся в порочном кругу. Если бы мы захоте
ли остаться на этом пути, мы принуждены были бы, в свою очередь, дойти до от
рицания отрицания и в этой третьей степени, потому что нам нужно было бы у
странить содержащуюся и в нем ограниченность. Так, можно было бы примерн
о показать, что и единство единства и многообразия, простоты и
полноты не должно браться только как простое, отвлеченное единство, а по
средством нового его отрицания должно быть понято и как различие
этих двух аспектов. Но на этом пути мы могли бы и должны были бы идти б
есконечно далеко, мы должны были бы дойти до отрицания четвертой, пятой, ш
естой степени и т.д. без конца. И каждая такая новая степень отрицания имел
а бы для нас уловимый и разумный смысл Ц какого бы умственного напряжен
ия она ни стоила нам; ибо каждая новая ступень отрицания имела бы значени
е поправки или отмены того ограничения, которое заключено в ближайшей ей
низшей степени отрицании; ее задачей было бы отклонить абсолютную, раци
онально-логическую, как бы замыкающую в рамки отвлеченного понятия функ
цию предыдущего отрицания. Но именно в силу этого мы должны прийти к убеж
дению, что на этом пути мы бесплодно вращаемся в кругу, что все дальнейшие
отрицания, в сущности, хотят высказать только то самое, к чему мы уже стрем
ились в первом отрицании Ц отрицании отрицания и что должно было состав
лять его подлинный смысл Ц именно преодоление отвлеченност
и понятия, выход к подлинной конкретности. И, с другой стороны, мы, как указ
ано, все же не можем и в дальнейших степенях отрицании избегнуть огранич
ения, которое присуще всякому отрицанию как таковому и образ
ует его смысл.
Мы должны поэтому умственно оглянуться назад и отдать себе ясный отчет в
том, что мы, собственно, разумели уже под первым отрицанием отрицания, к
чему мы стремились с его помощью. Тогда мы скажем: его целью бы
ло устранить то разрушающее или абсолютно разделяющее действие, которо
е имеет обычное отрицание, но отнюдь не то положительное, что
содержится и мыслится в отрицании; оно должно было не уничтожить момент
связи различного, из которого вытекает богатство многообраз
ия, а, напротив, сохранить и упрочить его. Эти два противоположных момента
в отрицании, как бы тесно они ни были связаны между собой, должны именно от
четливо быть различаемы в нем. Отрицание совсем не должно быт
ь отрицаемо, поскольку под этим вторым отрицанием мы разумеем чистое уни
чтожение, как бы бесповоротное и совершенное изгнание отрицания из сост
ава реальности, как это выражается в жестоком принципе «либо-либо». Если
мы подлинно хотим преодолеть этот принцип «либо-либо», то мы должны, напр
отив, сохранить положительный онтологический смысл, положит
ельную ценность отрицания. Можно сказать, что именно отвлеченное
понимание отрицания, в сущности, отвергает его онтологический смыс
л. В самом деле, согласно этому (мимоходом уже выше упомянутому нами) поним
анию, функция отрицания состоит исключительно в отвержении ложно
го, т.е. того, чему вообще нет места в бытии и что только неправомерно
пробралось в объективное бытие из состава нашей субъективности. Раз реа
льность очищена от всего ложного Ц этим исчерпано дело отрицания, и в са
мой реальности тогда остается только положительное. Отрицание есть зде
сь нечто вроде метлы, которою выметают сор из комнаты, но которую саму неу
местно оставлять в комнате в качестве ее убранства. Это воззрение, таким
образом, с одной стороны, приписывает отрицанию мощь абсолютного уничто
жения, а с другой стороны, рассматривает его как нечто неподобающее, что с
амо предназначено к уничтожению. «Мавр сделал свое дело Ц мавр может уй
ти». В противоположность этому мы уже выше должны были подчеркнуть, что и
стинный смысл отрицания заключается в различении, различени
е же означает усмотрение различия, дифференцированности бытия как его
положительной онтологической структуры. Отрицаемое совсем
не изгоняется за пределы всей сферы реальности; напротив, путем отрицате
льного определения ему указуется определенное место в составе реально
сти. Имеет ли отрицание смысл непосредственного различения как функции
чистого логического определения (« A не есть
B » в смысле « A как таковое есть нечт
о иное, чем B ») или смысл констатирования пр
отивоположности, антагонизма, несовместимости (« A не
есть B » в смысле « A несовместимо с
B », «где есть A , там не может присутст
вовать B ») Ц в обоих случаях отрицание име
ет тот смысл, что оно определяет истинное место A и
B в пределах бытия посредством разли
чения (либо различения как простого проведения границы
между двумя содержаниями как чистыми определенностями, Ц либо же разли
чения как указания необходимого расстояния между ними, необ
ходимой удаленности одного от другого). В том и другом случае отрицаемое
не уничтожается, не «выбрасывается вон» из бытия вообще. Как простое раз
личие, так и противоположность и несовместимость суть реальные, положит
ельные онтологические отношения или связи. «Отрицание» Ц точнее, «отри
цательное отношение» Ц принадлежит, таким образом, к составу самого быт
ия и в этом смысле отнюдь не может быть отрицаемо.
Мы приходим здесь к в высшей степени существенному выводу, который
уже предносился нам при рассмотрении отношения между началами «либо-ли
бо» <и> «и-то-и-другое» и который мы можем теперь ясно сформулировать. Поск
ольку отрицание не есть просто отклонение ложных мнений, а есть ориентир
ование в самих соотношениях реальности, всякое отрицание есть одноврем
енно утверждение реального отрицательного отношения и тем с
амым Ц самого отрицаемого содержания. Улавливая истинный смысл отрица
ния и тем возвышаясь над ним, мы утверждаем реальность и в форме нег
ативности. Мы возвышаемся до универсального «да», до по
лного, всеобъемлющего приятия бытия, которое объемлет
и отрицательное отношение, и само отрицаемое в качестве,
так сказать, правомерной и неустранимой реальности.
Эта точка зрения не есть просто и только единственно правомерная
логическая теория; это есть вместе с тем единственно адекватн
ое духовное состояние, одно лишь соответствующее существу р
еальности, как всеобъемлющей полноты. Ибо это есть усмотрение совместно
сти различного и разнородного, глубинной согласимости и примиримости в
полноте всеединства всего противоборствующего и эмпирически несовмес
тимого Ц усмотрение относительности всякого противоборст
ва, всякой дисгармонии в бытии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85