Можно было бы поэтому д
умать, что изложенное выше («модальное») различие между конкретной реаль
ностью и логически определенным в понятии содержанием существенно тол
ько для частных моментов или элементов реальности. Другими с
ловами, могло бы показаться, что все изложенное выше различие есть лишь р
азличие во взаимном отношении между частями внутри целокупной реально
сти: через причастность иррациональному, как бы через погруженность в су
бстрат, каждый частный элемент реальности как бы связывается незримыми
нитями с целым, становится от него неотделимым Ц и тем самым становится
носителем полноты и глубины, неисчерпаемой в логических определенност
ях, Ц в противоположность определенным в понятиях частным с
одержаниям отвлеченного мышления, которые резко однозначно отделяются
одно от другого. Но все это различие могло бы, по-видимому, совсем не касат
ься целостной реальности как таковой, в ее всеобъемлющем единстве. Эта р
еальность как целое Ц даже включая ее иррациональный момент Ц есть вед
ь, казалось бы, именно то, что она есть; а это и значит, что ее поня
тие совпадает с ее реальной сущностью и адекватно последней. Из изложенн
ого выше анализа металогической природы, реальности, казалось бы, следуе
т, что всеединство реальности, если ему и не присуща раздельная дифферен
цированность систематического единства, во всяком случае, как целое, ест
ь «нечто вообще» Ц т.е. однозначно определенное «нечто». Мы могли бы сказ
ать, что металогическое единство хотя и не определяется принципом отриц
ания (законами «противоречия» и «исключенного третьего») и потому не диф
ференцировано, не распадается на раздельное многообразие содержаний
A , B , C .., все же оста
ется подчиненным принципу тождества, в силу которого оно ест
ь «нечто вообще», как бы «всеобъемлющее содержание», т.е. сверхвременно т
ождественное и тем самым однозначно определенное содержание. Его можно
было бы уподобить художественному произведению, скажем, картине, котора
я ведь тоже есть нечто большее и иное, чем совокупность всех ее частных со
держаний Ц отдельных красок и линий, Ц и может быть воспринята лишь как
целостное единство, и все же именно в качестве такового единства
имеет совершенно определенное содержание.
Но можно ли действительно воспринять подлинно всеобъемлющее конкретно
е целое как определенное целое? Или, что то же самое, можно ли сч
итать принцип тождества началом, реально отделимым от других принципов
определенности (связанных с моментом отрицания и выражающих его), и мысл
ить независимо от них? Мы должны здесь опять сослаться на то, что выяснено
в «Предмете знания». Все тождественное есть строго замкнутое единство, о
но дано как бы сразу, как «именно такое»; оно, правда, может заключать в себ
е многообразие, но охватывает его твердыми границами, как бы железными с
кобками, так что становится тем самым строгим единством, числовой
единицей. Но «единица» совершенно немыслима без отношения к чему-т
о иному за ее пределами, ко «второму», к другой единице. Таким образом, общ
ая форма «вневременности» или тождества хотя и может быть отвлеченно от
личима от «выделения», «различения» как особый момент, но настолько неот
рывно-тесно связана с последним, что как бы неудержимо переливается в не
го, т.е. принимает характер определенности. Именно в этом лежи
т наиболее глубокое основание того, что интуиция конкретного всеединст
ва как бы сама собою, в силу некой внутренней тенденции, превращается в си
стему понятий, почему она и может функционировать лишь как потенция, вед
ущая к отвлеченному знанию.
Отсюда следует очень существенный вывод. Лишь частное содер
жание, лишь нечто качественно «особое» Ц которое именно потому
есть нечто особое, что обособляется от всего «иного», Ц
которое, другими словами, есть «такое» именно потому; что оно
есть «такое, а не иное»; Ц может быть адекватно понято как неч
то тождественное или, что то же Ц как нечто сполна опре
деленное . Именно поэтому и все единично-конкретное Ц поскольку мы
воспринимаем его как нечто совершенно самостоятельное, т.е. поскольку мы
отвлекаемся от его связи со всем остальным, с конкретным всеединством,
Ц необходимо представляется нам чем-то тождественным, т.е. в
себе определенным. Но стоит лишь нам попытаться мыслить некое подлинно и
абсолютно все объемлющее целое, которое уже действительно н
ичего не имеет вне себя, не стоит ни в каком отношении к чему-либо «иному»,
Ц как нам при внимательном отношении к тому, что мы здесь имеем в виду, не
удастся мыслить его в форме тождественности. Или же, поскольк
у «мыслить» и означает иметь что-либо как сверхвременно-тождественное е
динство, как определенное, неизменное «нечто такое», Ц подлинное всееди
нство вообще не может «мыслиться» в обычном смысле этого слова, а должно
быть нам дано и доступно в какой-то иной, именно металогической
(в буквальном смысле этого слова) форме. Совершенно безнадежно пыта
ться уловить всеобъемлющее целое, металогическое единство, как нечто оп
ределенное; и если бы мы думали, что это для нас достижимо, то мы заблуждал
ись бы. Ибо быть определенным значит, в конечном счете, всегда быть ограни
ченным. Металогическое единство не есть «нечто определенное», напротив,
оно есть нечто безграничное, беспредельное, и в этом смысле неопределенн
ое. Если мы внимательно фиксируем то, что мы здесь имеем в виду, то мы уже не
в шутку, а совершенно серьезно можем сказать, что здесь дело идет «
de omni re scibili et quibusdam aliis », о всем мыслимом и еще чем-то сверх то
го.
Реальность в качестве металогического единства не только тр
ансдефинитна Ц она сверх того и трансфинитна. Выражаяс
ь математически: она больше всякой данной, т.е. определенной, величины, ско
ль бы большой или объемлющей мы ни мыслили эту величину. А это значит: не т
олько в том смысле, в котором «постигать» значит «определять» и «обоснов
ывать», но и в том смысле, в котором «постигать» значит вообще мысленно
«улавливать» или «охватывать», иметь перед собой
вневременную сущность, металогическое единство есть нечто непос
тижимое Ц и притом по существу непостижимое.
Оно не может быть определено мыслью именно потому, что оно в се
бе неопределенно, Ц хотя Ц или скорее: именно потому, чт
о оно есть источник, всех определенностей. Бытие как целое, как единство и
всеобъемлющая основа, хотя и содержит, заключает в себе и все определенн
ое Ц а тем самым и самое начало определенности, Ц но само не есть ч
то-то определенное, потому что оно содержит и все иное, и выходит за п
ределы всего определенного. Начало определенности содержится в нем, под
чинено ему, но оно само именно поэтому не подчинено началу определ
енности. Его сущность как трансфинитного состоит в том,
что оно есть единство определенности и неопределеннос
ти, Ц ибо различие между тем и другим есть различие в предела
х самого бытия (как и любое иное различие). В этом именно Ц а отнюдь н
е только в его единстве и сплошности Ц состоит его подлинная конкретнос
ть. Конкретность реальности заключается в ее жизненности, в е
е характере целого, которое не может быть завершенным и
объятым, а выходит всегда за пределы всего определенного и в этом см
ысле застывшего, закостеневшего. Будучи трансфинитным, быти
е и как всеобъемлющее целое всегда есть нечто большее и иное, чем вс
е мыслимое, более того: оно есть нечто большее и иное, чем все, ч
то оно как бы в готовом, законченном виде уже есть. Оно есть реальнос
ть как сущая возможность и того, что оно не есть . В качестве так
овой, реальность не только неуловима в понятии, она и не доступна созерца
нию; она не может быть усмотрена Ц она может быть лишь пережита.
В этом живом обладании реальностью как безусловно необозримой, нео
пределенной бесконечностью трансфинитного, как чем-то, что всегда перел
ивается через свои собственные края, мы имеем подлинную непостижи
мость по существу реальности.
Мы предвидим, однако, здесь одно возражение. Все это Ц могут сказать нам
Ц может быть справедливо и верно, но касается только бытия как целого в е
го бесконечности. Это бытие в его бесконечности есть, быть может, излюбле
нный предмет мысли философа, но во всяком случае не интересует никого др
угого: то, с чем мы имеем дело в жизни Ц и в научном знании, Ц есть всегда к
онечные, частные вещи и реальности. К последним же, очевидно, неприменимо
все, что мы говорим о трансфинитности реальности. Вся эта тема оказывает
ся, таким образом, несущественным для реального знания предметом праздн
ого любопытства философа.
Однако сколь ни убедительным показалась бы это возражение на первый взг
ляд, оно по существу неверно. Мы оставляем в стороне тот факт, что понятие
бесконечного Ц бесконечно большого и бесконечно малого, Ц очевидно бл
изкое к тому, что мы выяснили под именем трансфинитного, Ц играет сущест
венную роль в математическом знании и даже имеет в нем не только теорети
ческое, но и прикладное значение. Принципиальное значение имеет для нас
здесь только следующее. Выясненная нами трансфинитность бытия как цело
го определяет природу бытия не только в направлении его экстенсив
ности, но и его интенсивности. Трансфинитность бытия ка
к целого Ц то, что оно выходит за пределы, как бы переливается за края все
го, что в готовом, законченном виде есть, Ц касается не только
его внешнего объема, но и его внутренней глубины. Бытие не ест
ь только общий фон, объемлющий все частное, или общая почва, в которой укор
енено все частное; оно вместе с тем как бы пронизывает все сущее, присутст
вует как таковое в мельчайшем отрезке реальности. Поэтому все сущее в ег
о конкретности пропитано потенцией бытия как такового Ц ибо именно это
Ц эту укорененность в бытии и пропитанность им, это внутреннее обладани
е бытием Ц мы и имеем в виду, когда говорим о конкретности. Но именно поэт
ому переливающаяся через край, избыточная полнота бытия или та его глуби
на, в которой она выходит за пределы всего законченного и определенного,
Ц то, что мы называем трансфинитностью бытия, Ц присутствует во в
сяком его отрезке, во всякой частной реальности, сколь бы малой или
ничтожной она ни казалась по своему объему или содержанию. Во
всякой точке бытия внимательному, проникающему в подлинное
существо взору открывается неизмеримая и неопределимая бездна т
рансфинитного.
d
. Становление
Это обнаруживается
в одном явлении, полную непонятность и непостижимость которого мы тольк
о потому по большей части совсем не замечаем, что оно есть общая черта все
го нашего опыта, постоянная атмосфера, в которую погружена вся наша жизн
ь. Мы имеем в виду время, или становление. Если мы во
зьмем понятие конкретного в его специфическом и общеупотребительном з
начении, именно в отличие от абстрактного как вневременного, то мы можем
сказать, что все конкретное стоит во времени или, вернее, протекает во вре
мени, подчинено становлению в широком смысле этого слова, т.е.
возникновению, изменению, уничтожению. Здесь не место обсуждать проблем
у времени во всей ее полноте и глубине
[2] Ср. «Предмет знани
я», гл. X .[2] ; достаточно лишь указа
ть на загадочность, непонятность, непостижимость по существу того, что м
ы называем «временем» или «становлением». «Пока я не задаюсь вопросом, ч
то такое время, я очень хорошо понимаю, что под ним разумеется; но как толь
ко я ставлю себе этот вопрос, я ничего больше не понимаю», Ц тонко замечае
т в одном месте «Исповеди» бл. Августин
[ix]
Августин. Исповедь, кн. XI
, глава 14.[ix] (та же мысль встречается, впрочем, уже у Плотина,
Enn . III , 7, 1). Откуда берется этот непреры
вный поток, это течение, которое увлекает за собой и пронизывает всю нашу
жизнь и с непреодолимой силой несет нас к бездне) Куда оно идет? И в особен
ности: что такое, собственно, есть это непостижимое «что-то»; что мы выража
ем в очевидно неадекватном образе «потока времени»? Древний Зенон, руков
одимый идеалом однозначного определения в понятиях и созерцая становл
ение на примере пространственного движения, был в этом смысле Ц несмотр
я на некоторую наивность и беспомощность его формулировок Ц совершенн
о прав, когда доказывал «невозможность прохождения» тела через определ
енное место
[x] Речь идет о знаменитой апории Зенона
о «несуществовании движения» (Аристотель). См.: Диоген Ла
эртский . О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С.
382.[x] : ибо это прохождение или движение не может быть постигнуто ни ка
к бытие, ни как небытие тела в данном месте; и все попытки рациональн
ого опровержения этой аргументации остаются безрезультатными. Ес
ли наука и рациональное познание может определять и измерять движение и
вообще познавать становление, то это осуществимо для него лишь тем спосо
бом, что оно рассматривает становление как уже ставшее, совершивше
еся, как в готовом законченном виде данное в аспекте прошлого
и определяет именно то, что в этом образе определимо Ц напр., длину п
ройденного пути (ведь и само время измеряется длиной пути, пройденного ч
асовой стрелкой или солнцем) или закономерную смену одного состояния др
угим при изменении и т.п. Собственное существо становления как так
ового Ц момент динамичности в нем, то, что нечто при этом «дел
ается», «совершается», Ц остается при этом вне поля зрения. Все, что
может уловить и «понять» рациональное мышление, есть нечто статическое,
неподвижное; ибо для мышления в понятиях все является как вневременное «
содержание», как нечто тождественное, что, будучи проецирова
но на план времени, представляется неизменным, покоющимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85