Так же точно мы думаем, что такая-то вещь делится с трудом,
и с возрастанием трудности под конец обнаруживаем, что она неделима; а
от того, что движется еле-еле и с натугой, мы переходим к неподвижному.
Таким же образом нечто было согласно с природой, - но возрастание вели-
чины переводит его в другое качество, и оно становится благом. Будь здо-
ров.

Письмо СXIX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Никогда я, если найду что-нибудь, не жду, пока ты скажешь: "Чур,
на двоих!" - а сам себе говорю это. Ты спросишь, какова моя находка?
Подставляй полу, здесь чистая прибыль! Я научу тебя, как в два счета
стать богачом, - а тебе об этом куда как хочется услышать, и недаром: я
кратчайшим путем поведу тебя к величайшему богатству. Впрочем, тебе ну-
жен будет заимодавец; чтобы начать дело, придется взять в долг; но я не
хочу, чтобы ты брал через вторые руки, не хочу, чтобы посредники трепали
твое имя. (2) Я представляю тебе сговорчивого заимодавца - того, что
указан был Катоном: "Бери в долг у себя самого". Нам хватит любой малос-
ти, если все, чего недостает, мы будем просить у себя самих. Знай, мой
Луцилий: что не желать, что иметь - одно и то же. Итог и тут и там оди-
наков: мучиться ты не будешь. Я не поучаю тебя хоть в чем-нибудь отказы-
вать природе: она упряма, одолеть ее нельзя, - все равно потребует свое-
го; но что выходит за ее пределы, то заемное, а не необходимое. (3) Я
голоден, - надо поесть; а полбяной будет хлеб или пшеничный, это к при-
роде касательства не имеет. Она хочет, чтобы мы насыщали утробу, а не
ублажали. Мне хочется пить, - а какую воду - ту ли, что я зачерпнул из
соседнего озера, или ту, которую запечатал снегом, чтобы она была свежей
от заемного холода, - это к природе касательства не имеет. Она велит од-
но: утолить жажду; будет ли твой кубок из золота, из хрусталя или из
мурры, будет ли у тебя тибуртинская чашка1 или собственная горсть, - это
природе неважно. (4) В каждом деле смотри на цель - и откажешься от все-
го лишнего. Голод взывает ко мне, - я протяну руку к тому, что ближе ле-
жит, а он сам сделает вкусным все, что бы я ни взял. (5) Голодный ничем
не гнушается.
- "А что же будет у меня для удовольствия?" - По-моему, прекрасно
сказано: "Мудрец - самый неустанный искатель природного богатства". - Ты
скажешь: "Что ты угощаешь меня с пустой тарелки? Я приготовил было мешки
для денег, озирался, выбирая, в какое море мне пуститься для торговли,
какой взять откуп, какие ввозить товары. Посулить богатство, а потом
учить бедности, - это обман!" - Стало быть, того, кто ни в чем не знает
недостатка, ты считаешь бедняком? - "Но этим он обязан себе и своему
терпению, а не фортуне". - Так ты не хочешь считать его богатым только
потому, что его богатство неисчерпаемо? Что больше: иметь много или
сколько хочется? (6) Кто имеет много, тот желает еще больше, - а это до-
казывает, что он имеет меньше, чем ему хочется. А у кого есть, сколько
хочется, тот достиг цели, - чего никогда не дается богатству. Ты потому
только считаешь, будто у них нет богатства, что их корысти ради не внес-
ли в смертные списки, что им корысти ради не подсыпали яду ни сын, ни
жена? что во время войны им ничего не грозит? что в дни мира они свобод-
ны от дел? что ни владеть такими богатствами не опасно, ни распоряжаться
не трудно? - (7) "Но ведь мало есть у того, кто разве что не знает холо-
да, и голода, и жажды!" - Большего нет и у Юпитера! Иметь, сколько хо-
чется, никогда не мало, а меньше, чем хочется, - всегда мало. После Да-
рия, после индийцев Александр Македонский беден. Разве я лгу? Ведь он
ищет, чего бы присвоить, рыщет по неведомым морям, шлет в океан флот за
флотом, взламывает, так сказать, запоры мира. Чего довольно самой приро-
де, человеку мало! (8) Нашелся один, кто, имея все, захотел еще. Вот до
чего слеп наш ум, вот до чего легко каждый из нас, преуспев, забывает, с
чего начал! Он, не бесспорный владетель жалкого уголка2, достигнув гра-
ницы земли и возвращаясь по захваченному им миру, был печален.
(9) Деньги никого не сделали богатым, - наоборот, каждого они делают
еще жаднее до денег. Ты спросишь, в чем тут причина? Кто имеет много,
тому становится по силам иметь больше. Одним словом, можешь взять любо-
го, чьи имена называют заодно с Крассом и Лицинием3, и вывести на среди-
ну; пусть принесет свое имущество и подсчитает, что имеет и на что наде-
ется; он беден, если верить мне, а если поверить тебе, то может обед-
неть. (10) А тот, кто сообразуется с требованьями природы, не только не
чувствует, но и не боится бедности. Впрочем, знай, что сократить свое
добро до естественной меры крайне трудно: тот, кого мы называем близким
к природе, кого ты именуешь бедняком, что-нибудь лишнее да имеет. (11)
Богатство ослепляет толпу и привлекает к себе взгляды, если из дому вы-
носят много денег, если крыша у него щедро позолочена, если отборная
прислуга бросается в глаза или красотой и ростом, или платьем. Но
счастье таких богачей смотрит на улицу; а тот, кого мы избавили и от
толпы, и от фортуны, счастлив изнутри. (12) Ведь что до тех, у кого хло-
потливая бедность ложно присвоила имя богатства, то они вроде больных
лихорадкой, про которых говорят: "у него лихорадка", - а между тем как
раз он у нее во власти. Но говорим мы и так: "его треплет лихорадка"; и
тут нужно говорить так же: "его треплет богатство".
В одном я хочу тебя вразумить, - в том, в чем любых вразумлений мало:
мерь все естественными желаниями, которые можно удовлетворить или зада-
ром, или за малую цену. И не смей примешивать к желаньям пороки! (13) Ты
спрашиваешь, каким должен быть стол, на каком серебре подавать, надо ли,
чтобы все прислужники были одного роста и без бороды. Но ведь природе
ничего, кроме пищи, не нужно!
Разве, коль жажда тебе жжет глотку, ты лишь к золотому
Тянешься кубку? Голодный, всего, кроме ромба, павлина,
Будешь гнушаться? 4
(14) Голод не тщеславен, ему довольно, если его утолят, а чем - ему
нет дела. Остальное - муки злосчастной жажды роскоши: это она доискива-
ется, как бы ей, наевшись, снова захотеть есть, как ей не наполнить, а
набить брюхо, как вновь возбудить жажду, напившись первыми глотками.
Прекрасно говорит Гораций, что жажде нет дела, в какой чаше и сколь
изящною рукою подана вода. А если ты считаешь важным, кудряв ли мальчик,
протягивающий тебе питье, и блестит ли кубок, - значит, ты пить не хо-
чешь. (15) Помимо прочих даров получили мы от природы и этот, наилучший:
необходимое не приедается. Выбирать можно только между лишними вещами. -
"То некрасиво, это никем не ценится, а вон то оскорбляет мой взгляд". -
Великий создатель мира, предписавший нашей жизни законы, сделал так,
чтобы мы были здоровы, а не избалованы. Для здоровья все есть, все под
рукой; для баловства все добывается с трудом и муками. (16) Так вос-
пользуемся этим благодеяньем природы, полагая его в числе величайших и
наибольшей ее заслугой перед нами будем считать данную нам способность
не пресыщаться тем, чего мы желаем по необходимости. Будь здоров.

Письмо СХХ
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Твое письмо блуждает с одного вопроса на другой, но потом оста-
навливается на одном и требует на него ответа: "Откуда берется у нас
знание блага и честности?" - Многие считают, что благо и честность - ве-
щи разные, мы же только отделяем одно от другого. Вот что я имею в виду.
(2) Некоторые полагают, будто благо - это то, что полезно, то есть при-
лагают это имя и к богатству, и к лошади, и к вину, и к обуви - до того
дешевым становится у них благо, до таких низин опускается. Честным назы-
вают они все, в чем присутствует неукоснительное выполненье долга: пре-
данную заботу об отцовской старости, помощь другу в бедности, отважный
поход, разумное и умеренное предложение в сенате. (3) Мы тоже не считаем
благо и честность за одно, хотя они едины. Без честности нет блага, а
что честно, то непременно благо. В чем между ними разница, я говорил не
раз и считаю излишним повторять. Скажу одно: нам не кажется благом то,
чем можно воспользоваться во зло, - а ты сам видишь, как часто злоупот-
ребляют богатствами, знатностью, могуществом.
Теперь вернусь к тому, о чем ты просишь сказать: откуда у нас впервые
берется знание блага и честности. (4) Природа не могла научить нас: она
дала нам семена знания, но не само знание. Некоторые утверждают, будто
мы напали на это знание случайно; однако невозможно поверить, чтобы у
кого-нибудь перед глазами вдруг возник образ добродетели. Нам кажется,
что он создается благодаря наблюдению и сравнению часто совершаемых пос-
тупков; наши полагают, что и честность и благо постигаются посредством
аналогии. Это слово, коль скоро латинские грамматики дали ему права
гражданства, не следует, по-моему, осуждать и высылать на родину, и я
буду пользоваться им не только как принятым, но и как общеупотреби-
тельным. (5) Вот что такое эта аналогия. Узнав, что есть здоровье тела,
мы подумали, что есть и некое здоровье духа. Узнав о телесной силе, мы
сделали вывод, что есть и крепость духа. Нас поразили милосердные, чело-
вечные, смелые поступки, мы увидели в них совершенство и восхитились им.
Но под ними скрывалось множество пороков, таившихся под блистательной
внешностью некоторых поступков, - и мы этих пороков не заметили. Ведь
природа велит преувеличивать все достойное хвалы, и всякий видит славу
большей, чем она есть. Вот откуда и взяли мы образ величайшего блага.
(6) Фабриций отверг золото царя Пирра: он мог презреть царские бо-
гатства - и это было для него ценней любого царства. И он же, когда врач
Пирра пообещал дать царю яд, предупредил Пирра, чтобы тот опасался коз-
ней. Не дать богатствам победить себя, не побеждать ядом - для этого
нужна равная высокость духа! Мы восхищаемся величием мужа, не прельстив-
шегося ни посулами царя, ни посулами погубить царя, мужа, верного благим
примерам и - самое трудное! - на войне чуждого преступлений, верившего,
что есть вещи, которые не дозволено делать даже врагу, и в крайней бед-
ности, которую он сделал лучшим своим украшением, гнушавшегося золотом
не меньше, чем ядом. "Живи моим благодеяньем, Пирр, - сказал он, - и ра-
дуйся неподкупности Фабриция, прежде так печалившей тебя!" (7) Гораций
Коклит1 один перегородил узкий мост и приказал отрезать сзади путь, -
лишь бы ему самому не дать дороги врагам! И он сопротивлялся их натиску,
покуда не затрещали сорванные мощным обвалом брусья. Тогда он оглянулся
и, убедившись, что принял на себя опасность и спас от опасности отчизну,
сказал: "Пусть, кто хочет, гонится за мной этим путем!" Тут он кинулся с
моста, но, равно заботясь о том, чтобы сохранить в быстрине потока и
жизнь, и оружье, не бросил украшенных недавней победой меча и щита; так
и вернулся он к своим, невредимый, словно прошел по мосту. (8) Эти и по-
добные им деянья и являют нам образ добродетели.
Я прибавлю такое, что может показаться странным: иногда зло делало
виднее красоту честности, и прекраснейшее ярче блистало рядом с безоб-
разным. Ты ведь знаешь, что есть пороки, смыкающиеся с добродетелями, а
самое постыдное, самое пропащее похоже порой на должное и правильное.
Так расточитель прикидывается щедрым, хотя между умеющим одарять и не
умеющим беречь - разница огромная. Есть, я повторяю, немало людей, кото-
рые не раздают, а разбрасывают; я не назову, мой Луцилий, щедрым того,
кто враг своим деньгам. Равнодушие притворяется уступчивостью, наглость
- смелостью. (9) Такое сходство заставило нас быть внимательней и разли-
чать близкое по внешности, но не тождественное по сути. Наблюдая просла-
вившихся великими деяньями, мы начали примечать, ктр совершил его му-
жественно и благородно, ничуть не колеблясь, - но всего лишь однажды. И
увидев одного храбрым на войне и робким на форуме, другого - мужественно
сносящим бедность, но трусливо - поношение. мы стали хвалить поступок,
но презирать человека. (10) А третьего мы видели благосклонным к
друзьям, терпимым к врагам, безупречным и добросовестным в делах частных
и государственных; видели, как во всем, что приходится выносить, ему
хватает терпения, а везде, где нужно действовать, - разумности; как он
раздает щедрой рукой, когда нужно оделить многих, как он настойчив и
упорен, когда нужно трудиться, и силою духа одолевает усталость тела. К
тому же он всегда одинаков, и верен себе в каждом поступке, и хорош не
по намеренью, а потому что усовершенствовал свой нрав и не только может
поступать как должно, но и не может поступать иначе. И мы поняли, что
перед нами образец совершенной добродетели. (11) Ее мы разделили на час-
ти; оказалось, что следует обуздать желания, подавить боязнь, разумно
заботиться о предстоящих делах, раздать все, что должно быть отдано; мы
постигли, что такое воздержность, мужество, разумность, справедливость,
и определили, в чем долг каждой из них. Но из чего мы поняли, что такое
добродетель? Нам показали ее присущие такому мужу последовательность и
красота, и постоянство, и согласие во всех делах, и величие, превзошед-
шее все виденное нами. Отсюда же мы поняли, что такое блаженная жизнь,
текущая без бурь и зависимая лишь от собственной воли. (12) Как это ста-
ло нам ясно? Я скажу. Никогда тот достигший совершенной добродетели муж
не проклинал фортуну, никогда не печалился, принимая удары случая, но
считая себя гражданином мира и солдатом, переносил все труды, словно ему
приказал начальник. Что бы ни стряслось, он принимал все не с негодо-
ваньем, как беду, насланную враждебным случаем, а как нечто ему самому
порученное. "Каково бы оно ни было, - говорил он, - но оно мое; пусть
оно трудно, пусть тягостно, - будем и в этом деле усердны". (13) И не
могло не стать ясно, сколь велик тот, кто ни от каких невзгод не засто-
нал, ни разу на свой рок не пожаловался;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80