в самый ничтожный срок она вкусит вечные
блага.
Это все кажется нам невероятным, превосходящим человеческую природу -
затем, что мы мерим ее величие собственной немощью и прилагаем имя доб-
родетели к собственным порокам. Но разве не столь же невероятными кажут-
ся слова, которые некто мог сказать среди жесточайших мучений: "Какое
блаженство!" - А ведь этот голос донесся из самой мастерской наслаж-
денья! "Это мой последний и самый блаженный день!" - так сказал Эпикур3,
измученный и задержкой мочи, и болью незаживающих язв на животе. (26)
Так невероятна ли такая вещь для почитателей добродетели, если ее можно
найти и у подданных наслаждения? Они, выродившиеся, низкие духом, ут-
верждают, будто среди тягчайших страданий, тягчайших бедствий мудрец бу-
дет ни несчастен, ни блажен. Но это невероятнее невероятного! Я не вижу,
почему бы добродетели, сброшенной с ее высоты, не скатиться до самого
низа! Она либо должна давать блаженство, либо, если ее от этого отреши-
ли, ей не помешать нам стать несчастными. Покуда она на ногах, ее не
прогнать: ей подобает только полное пораженье - или полная победа.
- (27) Говорят и так: "Только бессмертным богам досталась на долю и
добродетель, и блаженная жизнь, - а нам лишь некое подобье и тень божес-
ких благ, к которым мы приближаемся, чтобы никогда их не достигнуть". -
Но ведь разум у людей и богов один: в них он совершенен, в нас поддается
совершенствованию. (28) А доводят нас до безнадежности наши пороки. Вто-
рым после мудреца стоит тот, в ком еще мало стойкости, чтобы всегда
блюсти наилучшее, чье суждение еще нетвердо и колеблется. Ему хочется
иметь острый слух и зрение, крепкое здоровье, тело, не отталкивающее на
вид и всегда сохраняющее крепость, и срок жизни подольше; (29) так неу-
жели он на всем его протяжении не сделает ничего такого, в чем придется
каяться? В человеке несовершенном пребывает некая сила зла; душа у него
подвижна, сохранившееся в ней зло гонит ее, и, гонимая, она отдаляется
от блага4. Пока он еще не стал человеком добра, - но становится им. А
кто еще добра не достиг, тот плох. Только
Тот, в чьем теле живут и отвага, и добродетель,5
равен богам; к ним он стремится, помня о своем происхожденье. (30) Ни
для кого не зазорны старанья подняться туда, откуда спустился. Какие у
тебя причины не верить в божественность того, кто сам есть частица бога?
Все окружающее нас едино, оно и есть бог, мы же - и его соучастники, и
члены его тела. Наша душа способна вместить его и вознестись к нему, ес-
ли ее не пригнетают пороки. Как положение нашего тела - прямое и устрем-
ленное к небу, так и душа наша, которой можно подняться, насколько она
хочет, с тем и создана природой, чтобы желать равного с богами и так не
оставлять праздными своих сил и самой развертываться во всю ширь. Не чу-
жою дорогой карабкается она ввысь; трудно было бы идти к небу, - а она
возвращается. (31) Встав на этот путь, она шествует смело, презревши
все, не оглядываясь на деньги: золото и серебро для нее достойны того
мрака, в котором лежали, она ценит их не по блеску, бьющему в глаза не-
веждам, но по прежней грязи, из которой выкопала их наша алчность. Она,
повторяю, знает, что богатства не там, где их копят, - наполнять надо
душу, а не мошну. (32) Пусть она будет хозяйкой всех вещей, пусть всту-
пает во владение всей природой, чтобы ограничить свои владения пределами
востока и запада, чтобы обладать всем по обычаю богов и с высоты своего
изобилия презирать богачей, не столько радующихся своим сокровищам,
сколько удрученных чужими. (33) Поднявшись на такую высоту, душа и о
плоти заботится, как о неизбежном грузе, но не любит ее и не подчиняется
тому, над чем поставлена. Не бывает свободным раб своей плоти. Ведь, не
говоря о других хозяевах, которых не миновать, если слишком о ней забо-
титься, собственная ее власть и своенравна, и прихотлива. (34) Из своей
плоти душа либо выходит спокойно, либо отважно спешит прочь и не спраши-
вает, что случится потом с останками. Как мы пренебрегаем остриженными
волосами и бородой, так и божественная душа, собираясь покинуть челове-
ка, не заботится, куда перенесено будет ее прежнее вместилище; спалит ли
его огонь, покроет ли земля, растерзают ли звери, - все это. на ее
взгляд, имеет к ней так же мало касательства, как послед - к новорожден-
ному. Что переставшему существовать до того, растащат ли птицы его тело,
или оно будет сожрано, отданное
морским собакам в добычу? "
(35) Но и пребывая среди людей, мудрый не страшится посмертных угроз
от тех. кому мало, чтобы люди их боялись вплоть до своей смерти. "Нет, -
говорит он, - мне не страшны крючья, не страшно гнусное для тех, кто
увидит, растерзание брошенного на поругание тела. Я никого не прошу от-
дать мне последний долг, никому не поручаю моих останков; природа сама
заботится, чтобы никто не лишился погребенья. Время схоронит тех. кого
жестокость вышвырнула в поле". Превосходно говорит Меценат:
Что мне гробница моя? Похоронит останки природа!
Можно подумать, будто это сказано человеком, высоко подпоясанным! От
природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от посто-
янных удач 7. Будь здоров

Письмо XCIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) В том письме, где ты сетовал по поводу смерти философа Метронак-
та, словно он и мог, и должен был бы пожить дольше, я не обнаружил обыч-
ной твоей справедливости, которая всегда при тебе, кем бы ты ни стал и
чем бы ни занимался, и которой тебе недостает только в одном - в том же,
в чем и всем. Я встречал многих, кто был справедлив к людям, и ни одно-
го, кто был бы справедлив к богам. Мы каждый день ругаем рок: почему то-
го-то он унес посредине пути? почему не унесет такого-то,. а продлевает
его старость, тягостную и для него, и для других? (2) Молю" тебя, рассу-
ди по справедливости: ты ли должен подчиняться природе, или природа те-
бе? Какая разница, скоро или нескоро уйдешь ты оттуда,. откуда все равно
придется уйти? Заботиться нужно не о том, чтобы жить долго, а о том,
чтобы прожить довольно. Будешь ли ты жить долго, зависит от рока, будешь
ли вдосталь, - от твоей души. Полная жизнь всегда долгая, а полна она,
если душа сама для себя становится благом и сама получает власть над со-
бою. (3) Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? Такой
человек и не жил, а замешкался среди, живых, и не поздно умер, а долго
умирал. Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня его счи-
тать мертвым. (4) А этот погиб во цвете лет! - Однако выполнил обязан-
ности доброго гражданина, доброго друга, доброго сына и нигде ничего не
упустил. Пусть век его неполон, зато жизнь полна. Прожил восемьдесят
лет! Нет, восемьдесят лет просуществовал, - если только не говорить
"прожил" в том же смысле, как говорят "дерево живет".
Молю тебя, мой Луцилий, постарайся, чтобы жизнь наша, подобно" драго-
ценностям, брала не величиной, а весом. Будем мерить ее делами, а не
сроком. Хочешь знать, в чем разница между мужем бодрым, презирающим фор-
туну, выполнившим все, что положено на службе у жизни,, поднявшимся до
высшего ее блага, и тем, у кого за плечами долгие годы? Один пребывает и
после смерти, другой погиб, не успев умереть. (5) Так будем славить и
причислять к счастливцам того, кто и отпущенной ему малости нашел хоро-
шее применение. Он увидел истинный свет, не был одним из многих, он жил,
а не прозябал. Иногда небо над ним было ясно, иногда, как бывает, сиянье
могучего светила мерцало ему сквозь облака. Зачем спрашивать, долго ли
он прожил? Он жил! Он пришел и к потомкам, оставив по себе память.
(6) Я не откажусь, конечно, если мой срок продлится на много лет, но
если он будет урезан, не стану говорить, будто мне чего-то не хвати-
ло-для блаженной жизни. Я ведь не привязался мыслями к тому дню, который
сулит мне последним жадная надежда: на всякий день я смотрю как на пос-
ледний. Зачем ты спрашиваешь меня, когда я родился? Могу ли числиться
среди еще не старых? Свое я получил. (7) Человек может быть. совершенн-
ным и при тщедушном теле - так и жизнь может быть совершенной и при
меньшем сроке. Возраст принадлежит к числу вещей внешних. Как долго я
проживу, зависит не от меня, как долго пробуду - от меня 1. Требуй от
меня, чтобы я не провел мой бесславный век, как в потемках, чтобы я жил,
а не тащился мимо жизни.
(8) Ты спросишь меня, каков самый долгий срок жизни? Жить, пока не
достигнешь мудрости, - не самой дальней, но самой великой цели. Тут уж
можешь смело хвалиться и благодарить богов и, пребывая среди них, ста-
вить в заслугу себе и природе то, что ты был. И недаром: ведь ты вернул
ей жизнь лучшей, нежели получил. Ты успел показать на примере, что такое
муж добра, каков он и как велик; а если тебе прибавят времени, то и оно
не будет отличаться от прожитого.
(9) И все же - до каких пор нам жить? Мы насладились знанием всего и
вся. Мы знаем, от какого начала поднимается природа, как она устраивает
вселенную, как все по тем же кругам возвращает год, как замыкает все,
что было прежде, и сама себе становится пределом. Мы знаем, что звезды
движутся своею силой, что только земля стоит на месте, а остальное не-
сется с безостановочной скоростью. Мы знаем, как луна проходит мимо
солнца, почему более медленное светило оставляет позади более быстрое,
как получает от него свет и как теряет. Мы знаем, по какой причине нас-
тупает ночь и возвращается день. Вот и надо отправиться туда, чтобы все
увидеть вблизи.
(10) Мудрец говорит: "Я смело ухожу туда не в надежде на то, что мне
открыт, по моему разумению, путь к моим богам. Я заслужил быть принятым
в их число и уже был среди них: я послал к ним мою душу, а они мне нис-
послали свою. Но допустим, что я исчезаю совершенно, что от человека ни-
чего не остается; мое мужество не меньше, даже если я ухожу в никуда".
- (11) "Он прожил меньше лет, чем мог бы!" - Есть книги, где мало
стихов, но и достойные хвалы, и полезные. А вот "Летописи" Танудня - ты
ведь знаешь, как они объемисты и как их называют2. Жизнь некоторых пото-
му и долга, что похожа на "Летописи" Танузия. (12) По-твоему, счастливее
тот, кого убивают в день игр на закате, а не в полдень? Или, ты думаешь,
кто-нибудь так по-глупому жаден к жизни, что предпочтет быть зарезанным
в раздевалке, а не на арене? Не с таким уж большим разрывом обгоняем мы
друг друга; смерть никого не минует, убийца спешит вслед за убитым. То,
о чем ты так хлопочешь, ничтожно. Разве в том дело, долго ли ты будешь
избегать неизбежного? Будь здоров.

Письмо XCIV
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Некоторые принимают только ту часть философии, что дает особые
наставления человеку в каждой роли и, не стремясь придать стройность
всему в его жизни, советует мужу, как вести себя с женою, отцу - как
воспитывать детей, хозяину - как управлять рабами; прочие же части фило-
софии они отставляют как витающие за пределами нашей пользы, - как будто
можно дать совет касательно части, не постигнув прежде всей жизни в це-
лом. (2) А вот Аристон Стоик, наоборот, считает эту часть легковесной,
не проникающей глубоко в сердце. Ей, со всеми ее наставлениями1, помога-
ют, по его словам, в наибольшей мере основоположенья "философии и опре-
деление высшего блага: ибо кто хорошо его понял и усвоил, тот сам себя
наставит, как надобно поступать в каждом деле. (3) Как овладевающий ис-
кусством бросать копье старается попасть в намеченное место и приучает
руку направлять оружье, а потом, приобретя благодаря упражненью и навыку
эту способность, пользуется ею, как захочет (ведь он научился поражать
не тот или этот предмет, а любой, какой пожелает), - так снаряженный на
все случаи жизни не нуждается в напоминаньях по каждому из них; он ведь
постиг все: не как нужно жить с сыном или с женой, а как нужно жить пра-
вильно, сюда же входит и то, как нужно жить с женою и детьми. (4) Клеанф
считает и эту часть полезной, однако бессильной, если она не проистекает
из философии в целом, не знает ее основоположений и правил.
Значит, тут различаются два вопроса: полезен ли этот раздел или бес-
полезен и может ли он сам по себе создать человека добра, иначе говоря,
этот ли раздел лишний, или он делает лишними все остальные разделы. (5)
Кто хочет представить его лишним, говорит так: "Если какая-нибудь прег-
рада перед глазами мешает видеть, надо ее убрать, а покуда она застит
зрение, даром будет стараться поучающий: "Ходи так, протяни руку сюда".
Так же точно, если что-нибудь ослепляет душу и препятствует разглядеть
порядок наших обязанностей, пустое дело поучать: "Так-то живи с отцом,
так-то - с женою". Поучения бесполезны, пока ум помрачен заблуждениями;
а рассеется их мрак, - станет видно, чего требует каждая обязанность. Не
то ты будешь учить его, как нужно поступать здоровому, но здоровым не
сделаешь. (6) Ты показываешь бедняку, как нужно вести себя, когда есть
богатство; но разве такое может быть, покуда бедность при нем? Ты объяс-
няешь голодающему, что бы он делал, насытившись; а ты лучше утоли голод,
засевший у него в утробе. И то же самое я говорю тебе обо всех пороках:
их надо устранить, а не поучать тому, что при них невозможно. Если ты не
изгонишь ложные мнения, которыми мы страдаем, ни скупой не станет слу-
шать о том, как должно пользоваться деньгами, ни трусливый - о том, как
презирать опасность. (7) Добейся, чтобы он знал, что деньги - не благ" и
не зло, покажи ему, как несчастны богачи. Добейся, чтобы он знал. что
всеобщие пугала, в том числе и боль и смерть, не так страшны, как толку-
ет всюду молва. Хотя смерть непреложный закон, есть и тут великое утеше-
ние: ни к кому она не приходит дважды; а против боли лучшим лекарством
будет упорство духа, который все может облегчить себе стойкостью и тер-
пением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80