ведь и он делает много такого, что люди неразумные, как мы
видим, делают не хуже или даже более ловко и умело.
(34) Ты спрашиваешь, что исследовал, что сделал ясным для всех муд-
рец? Во-первых, природу, за которой он не в пример прочим живым сущест-
вам следил глазами, достаточно зоркими ко всему божественному. Во-вто-
рых, закон жизни, который он согласовал со всеобщим законом, научив лю-
дей не только знать богов, но и следовать им, и все случайное восприни-
мать как приказанное ими. Он запретил повиноваться ложным мнениям и,
взвесив все, всему указал настоящую цену; осудил перемешанные с раска-
яньем наслаждения; превознес те блага, что всегда будут нам отрадны; об-
наружил перед всеми, что самый счастливый - тот, кому не нужно счастье,
самый полновластный - тот, кто властвует собою. (35) Я говорю не о той
философии, что 'гражданина отрывает от родины. богов - от мира, которая
отдает добродетель на произвол наслаждению 12, но о той, которая
единственным благом считает честность, которую не прельстят ни дары че-
ловека, ни дары фортуны, награда которой в том, что никакой наградой не
заманишь ее в плен.
Я не думаю, чтобы такая философия была в тот грубый век, когда не су-
ществовало ни наук, ни искусств и люди на опыте учились всему полезному;
(36) и раньше 13, в счастливые времена, когда лежащими на виду благами
природы пользовались все без разбору, когда жадность и страсть к роскоши
не разобщили еще смертных и они не расторгли союза ради грабежа, люди не
были мудрецами, хотя и делали то, что положено делать мудрым мужам. (37)
Нет такого состояния рода человеческого, которым восхищались бы больше,
чем этим, и если бы бог позволил кому-нибудь устраивать земные дела и
давать народам нравы, никто не выбрал бы ничего другого, нежели памятные
нам нравы тех, чьи
...поля неподвластны пахарям были;
Даже значком отмечать и межой размежевывать нивы
Не полагалося; всё сообща добывали. Земля же
Плодоносила сама, добровольно и без принужденья.14
(38) Было ли поколенье людей счастливее этого? Они сообща владели
природою, а той, как матери, довольно было сил всех опекать, позволяя
всем безопасно пользоваться общими богатствами. Почему же не назвать бо-
гатым поколенье смертных, среди которого нельзя было найти бедняка? В
этот наилучший порядок вещей ворвалась жадность и, желая отделить и
присвоить хоть что-то, сделала все из безграничного скудным и чужим,
принесла с собою бедность и, захотевши многого, потеряла все. (39) Пусть
она теперь мечется, стремясь возместить потерянное; пусть прибавляет по-
ле к полю, изгоняя соседей деньгами или насилием, пусть сделает свои
пашни просторными, как целая провинция, и долгие странствия по ним назы-
вает "обладанием": никакое расширение границ не вернет нас к тому, от
чего мы ушли. Сделав все, мы будем владеть многим, - а владели мы все-
ленной. (40) Сама земля, пока ее не обрабатывали, была плодороднее, и
простора хватало всем народам, не расхищавшим ее. Для людей было равным
наслаждением находить то, что давала природа, и указывать другому най-
денное, и не могло быть у одного - избытка, у другого - нехватки: все
делилось в полном согласии. Сильный еще не поднимал руку на слабого,
скупой еще не прятал лежащих втуне запасов, лишая других необходимого:
каждый заботился о других, как о себе. (41) Оружье оставалось праздным,
руки не обагрялись человеческой кровью, и вся ненависть обращалась про-
тив диких зверей. Те, кого защищала от солнца плотная тень рощи, кто жил
в даровом убежище, заслоняясь от свирепости стужи или дождя кровлей из
листвы, проводили ночь в покое, не вздохнув ни разу. Мы ворочаемся под
нашим пурпуром, ужаленные острыми стрекалами беспокойства; а им как
сладко спалось на твердой земле! (42) Не висел над ними штучный потолок,
но скользили над лежащими под открытым небом светила, и было перед ними
величавое зрелище ночи. Мир обращался в вышине, беззвучно совершая столь
великий труд. И днем, и ночью был открыт их взору этот прекраснейший
дом, им отрадно было наблюдать созвездия, как одни покидают середину не-
ба, другие восходят из невидимых его областей. (43) Разве не сладостно
было странствовать в виду этой усеянной чудесами шири? А вас пугает ма-
лейший скрип вашей крыши, вы бежите, сломя голову, едва что-то затрещит
среди росписей 15. Ни у кого не было домов в размер города - был воздух
и вольное дыхание на просторе, и легкая тень скалы либо дерева, и проз-
рачные источники, и ручьи, не загрязненные ни канавами, ни трубами, ни
иными насильственными путями, но бегущие по своей воле, и луга, красивые
без всякого искусства, и среди них - грубая хижина, сложенная неумелой
рукой. Таков был дом у живших в согласье с природой, в нем отрадно было
обитать, не боясь ни его, ни за него. А теперь само жилище есть одна из
первых причин нашего страха.
(44) Но, хотя жизнь их была превосходна и чужда коварства, они не бы-
ли мудрецами, коль скоро это имя знаменует самое высокое совершенство. Я
не отрицаю, что были мужи высокого духа, так сказать, рожденные прямо от
богов: ведь нет сомнения, что мир, еще не истощенный родами, производил
на свет только самое лучшее. И, однако, насколько по врожденным
свойствам все были и сильнее, и способнее к труду, настолько ум их не
был усовершенствован. Ведь природа не дает добродетели: достичь ее - это
искусство. (45) Они еще не искали ни золота, ни серебра, ни самоцветов в
глубине земной грязи; не могло быть такого, чтобы человек убивал челове-
ка не в сердцах, не из страха, а ради зрелища. Не было еще ни пестрых
одежд, ни тканого золота - его и не добывали еще. (46) Что же выходит?
Они были невинны по неведенью; а это большая разница, не хочет человек
грешить или не умеет. У них не было справедливости, не было разумности,
воздержности, мужества. В их грубой жизни были некие подобья этих добро-
детелей, сама же добродетель достается на долю только душе наставленной,
обученной, достигшей вершин благодаря неустанному упражнению. Для этого
- но лишенными этого - мы и рождаемся. В лучших из нас, покуда нет обра-
зования, имеются лишь задатки добродетели, но не добродетель. Будь здо-
ров.
Письмо XCI
Сенека приветствует Луцилия! ,
(1) Нашего Либералиса1 опечалила весть о пожаре, дотла спалившем Луг-
дунскую колонию2. Такое несчастье хоть кого взволнует, - что же говорить
о человеке, который так любит родной город! Вот и вышло так, что ему по-
надобилась вся твердость духа, которую он закалял против любых бед, ка-
ких только можно опасаться, как ему казалось. А такого неожиданного и,
пожалуй, неслыханного бедствия не боялись, и я этому не удивляюсь: ведь
не бывало даже таких примеров! Многие города страдали от огня, - ни один
не был уничтожен. Даже там, где дома поджигала вражеская рука, во многих
местах пламя гасло, и хоть его тем временем раздували, редко оно пожира-
ло все и ничего не оставляло оружию. Даже и землетрясенья вряд ли бывали
такими сильными и пагубными, чтобы разрушить целые города. И нигде, в
конце концов, не случалось таких пожаров, чтобы ничего не осталось для
другого пожара. (2) А тут столько прекрасных творений, каждое из которых
могло бы прославить любой город, погубила одна ночь; в самую мирную пору
случилось такое, чего и на войне нет причин бояться. Кто бы мог пове-
рить? Теперь, когда во всем мире царит спокойствие, приходится спраши-
вать, где Лугдун, украшенье Галлии! Фортуна, если настигала бедою целую
общину, всегда давала возможность бояться предстоящих испытаний. Все ве-
ликое рушилось в течение некоего срока, а здесь вечером был огромный го-
род - утром его не было. Я дольше рассказываю тебе о его гибели, чем он
погибал. (3) Все это надломило дух нашего Либералиса, несгибаемый и
стойкий перед его собственными горестями. И не без причины: все неожи-
данное гнетет нас сильнее, невиданность прибавляет тяжести бедствиям,
всякий смертный, удивляясь, горюет больше.
(4) Поэтому ничто не должно заставать нас врасплох. Нужно посылать
душу навстречу всему и думать не о том, что случается обычно, а о том,
что может случиться. Есть ли что-нибудь, чего фортуна при желании не
сгубила бы в самом расцвете? на что бы не напала и не ударила тем гроз-
нее, чем ярче оно блистало? Есть ли трудное и недоступное для нее? (5)
Она налетает не всегда одним путем, не всегда проходит его до конца;
иногда она поражает нас нашими же руками, иногда, довольствуясь
собственными силами, находит опасности без виновника. Безопасного време-
ни нет. В разгаре наслаждений зарождаются причины боли; в мирную пору
начинается война и оплоты безопасности делаются источниками страха; друг
становится недругом, союзник - врагом. Летнее затишье разражается вне-
запной бурей хуже зимней; мы терпим все, что терпят от врагов, хотя их у
нас нет, и если не имеется других причин для пораженья, их находит в са-
мом себе чрезмерное счастье. Самых воздержных настигает болезнь, самых
здоровых - чахотка, самых невинных - кара, самых нелюдимых - смута.
Иногда случай избирает нечто новое, чтобы настигнуть своею силой поза-
бывших о нем. (6) Что по строило ценою великих трудов, при великой бла-
госклонности богов долгое время, то один день рушит и опрокидывает. Кто
сказал "один день", тот дал долгий срок поспешающим бедам: довольно ча-
са, мига, чтобы низвергнуть державу! Было бы некоторым утешеньем в нашем
бессилии и в наших обстоятельствах, если бы все погибало так же медлен-
но, как возникает; но нет, медлителен только прирост, ущерб тороплив.
(7) Все непрочно - и частное, и общественное; судьба городов, как судьба
людей, вертится колесом. Среди полного спокойствия встает ужас; нигде
нет причин для смятенья - а беды налетают, откуда мы их меньше всего
ждем. Царства, устоявшие и в междоусобных, и во внешних войнах, рушатся
без всякого толчка. Много ли государств благополучно пережили счастье?
Значит, нужно думать обо всем и укреплять дух против всего, что может
случиться. (8) Держи в мыслях ссылку, пытки, войны, болезни, кораблекру-
шенья. Случай может отнять у тебя родину и тебя - у родины, может бро-
сить тебя в пустыню, может сделать пустыней место, где сейчас задыхаются
в толпе. Пусть перед глазами у тебя будет все, что входит в человеческий
удел. Будем предвосхищать в душе не то, что происходит часто, а самое
худшее, что может произойти, если только мы не хотим пасть духом, пора-
жаясь необычному как небывалому. Нужно иметь в виду все, что под силу
фортуне. (9) Сколько городов в Азии, сколько в Ахайе рушилось от одного
землетрясенья? Сколько поглощено их в Сирии, в Македонии? Сколько раз
опустошало Кипр это бедствие? Сколько раз рассыпался в прах Пафос? 3 Нам
часто приносят вести о гибели целых городов; но мы-то, к кому часто при-
ходят эти вести, большая ли часть всего мира? Так воспрянем духом перед
лицом всего случайного,, и что бы ни произошло, будем знать: беда не так
велика, как гласят о ней слухи. (10) Выгорел богатый город, украшенье
провинций, бывший их частью, но частью особой, и при этом стоявший на
одном, не слишком высоком холме. Но когда-нибудь время изгладит даже
следы всех тех городов, о величье и благородстве которых мы слышим те-
перь. Разве ты не видал, как в Ахайе изничтожились уже и основанья слав-
ных городов и не осталось ничего, что свидетельствовало бы о самом их
существованье? (11) Рушится не только рукотворное, череда дней опрокиды-
вает не только воздвигнутое человеческим искусством и усердием; оплывают
горные цепи, волны покрывают те места, откуда моря и вдали не видно бы-
ло; огонь опустошил холмы, прежде сверкавшие огнями, обглодал прежде вы-
сокие вершины - утешенье мореходов, их маяки, - сравнял их с низинами.
Творенья самой природы терпят урон - потому-то мы должны спокойно сно-
сить гибель городов. (12) Они возникают, чтобы упасть; всех ждет один
конец, - сбрасывает ли внутренняя сила и напор сдавленного дыханья приг-
нетавший их груз4, вырываются ли запертые в глубине потоки, прорывает ли
напор пламени плотность почвы, ведет ли медленное наступленье ветхость,
от которой ничто не защищено, изгоняет ли народы тяжелый климат, превра-
щая их жилище в пустыню. Слишком долго перечислять дороги судьбы. Знаю
только одно: все создания смертных обречены смерти, мы живем среди брен-
ности. (13) Этими и подобными словами я утешаю Либералиса, пылающего ка-
кой-то невероятной любовью к родному городу, который, быть может, сгорел
для того, чтобы подняться еще прекрасней. Часто урон расчищает место
большей удаче; многое пало с тем, чтобы восстать выше и величественней.
Тимаген5, ненавидевший счастье столицы, говорил, что пожары в Риме печа-
лят его по одной причине: он знает, что все сгоревшее будет поднято из
развалин еще краше. (14) И вероятно, что также и в том городе все будут
состязаться, стараясь восстановить утраченное величавей и прочнее. Да
будут нерушимы основания, заложенные ими при добрых знаменьях на долгий
век! Ведь этой колонии от ее начала пошел сотый год, - а такой возраст и
для человека не предел! Выведенная Планком, она окрепла и стала много-
людной благодаря удачному местоположению, но сколько тяжелых напастей
вынесла за тот срок, пока человек успевает состариться!
(15) Пусть же наш дух научится понимать и терпеть свой жребий и зна-
ет, что фортуна отважится на все; у нее столько же прав над державами,
сколько над самодержцами, столько же власти над городами, сколько над
людьми. На это нельзя негодовать: ведь мы пришли в мир, где живут по
этим законам. Нравится - подчиняйся, не нравится - убирайся любой доро-
гой! Негодуй, если несправедливое установление метит только в тебя, но
если одна необходимость опутывает стоящих и высоко, и низко, примирись
со все разрешающим роком!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80