– спросила возникшая в дверях Фанни.
– Они сказали, что он выживет…
– Почему ты не оставил сообщения, Дэн?
– Войди, Фанни, и закрой дверь.
Она подошла к письменному столу, подняв руки вверх в знак того, что сдается.
– Знаю, знаю, я не имела права подслушивать, и это не мое собачье дело…
– Фанни, ты не могла бы помолчать? Выпьешь?
– Шотландского.
Даниэль встал, подошел к встроенному бару в задней стене и медленно разлил виски по стаканам, стараясь выиграть время и немного успокоиться.
– Ладно, – начал он и отпил глоток, – дела обстоят следующим образом. Новость меня потрясла, это правда. Она отбросила меня на семнадцать лет назад. Всю прошлую ночь я не спал, и, пока не узнал, что он выживет, я просто сидел и ничего не делал.
– Послушай, дорогой мой…
– Нет, это ты выслушай меня до конца. Я не оставил сообщения, во-первых, потому, что он наверняка без сознания или под наркозом, а во-вторых… – Даниэль пристально взглянул в глаза Фанни, – если я и раньше считал, что Алессандро вполне устраивает отсутствие каких-либо известий обо мне, то уж после аварии я тем более уверен, что сейчас не лучшее время восставать из пепла. – Он отхлебнул еще виски. – Есть еще вопросы?
Фанни улыбнулась ему сочувственно и нежно.
– Все понятно, – сказала она и опрокинула свою порцию одним духом.
Даниэль вернулся в свое кресло.
– А теперь, – деловито заметил он, – Кэт нашла для нас еще пять возможных кандидатов. Может, поработаем немного?
29
Для Андреаса и Александры весна и лето 1961 года стали месяцами томительного, тоскливого ожидания, скрытого раздражения и подавленности. Светлые проблески бывали редки и едва скрашивали мрачные, беспросветные нью-йоркские дни.
Июнь оказался наиболее благоприятным месяцем, вернее, наименее тяжким. Андреас был полон решимости преодолеть свои недуги. Он упорно занимался, иногда даже выдавливал из себя шутку. Когда июль ворвался в квартиру подобно огнедышащему дракону, пронизывая двойные рамы и заглушая кондиционеры, на него нахлынула первая волна разочарования, но он продолжал упорно работать каждый день с Яном, своим физиотерапевтом. Хотя его мышцы, безусловно, окрепли, прогресс оказался мучительно медленным. Соревнования в Монако, Зандворте, Спа, Реймсе и Эйнтри прошли без него: заглядывая вперед, он ясно видел, что и к концу сезона не обретет должной формы.
Август стал нижней точкой, надиром. Десятого числа Ян в бешенстве покинул их квартиру, да так и не вернулся. Двадцатого Андреас взял напрокат спортивную машину, втиснул свое негнущееся тело на водительское сиденье, выехал из города на предельной разрешенной скорости, вырвался на платную скоростную автостраду и закончил свой бросок, врезавшись в задний бампер новенького «Кадиллака» с откидным верхом. Ему повезло: он остался цел, но боль и бессильная ярость разочарования обожгли ему душу.
Двадцать первого августа Александра решила, что с нее довольно.
– Ты ведешь себя как свинья, – сказала она как-то вечером, задвинув сотейник в духовку и включив таймер. – Я люблю тебя, но, когда ты ведешь себя по-свински, я начинаю тебя ненавидеть.
Андреас уставился в окно.
– А что, по-твоему, я должен делать?
– Почему бы для начала не смешать нам по коктейлю?
Она присела на табурет у стойки, за которой они обычно завтракали. Андреас вышел из кухни и через несколько минут вернулся с двумя стаканами, протянув жене тот, где выпивки было меньше.
– Это что, часть твоей физкультурной программы? – ворчливо спросила она. – Знаешь, здесь на добрых два пальца спиртного.
– Да, я знаю, но это не часть программы. У меня нет программы.
– Конечно, есть! Ян перечислил…
– Яна здесь больше нет.
– Я его в этом не виню. Как ты думаешь, сколько еще он мог выносить твои оскорбления?
– Пока я не поправлюсь.
– Андреас, смени пластинку! Там за окном ходят тысячи людей, которые с радостью обменялись бы с тобой состоянием здоровья. – Александра немного смягчилась. – Как ты думаешь, может, нам завтра предпринять что-нибудь этакое?
– Что, например?
Она пожала плечами.
– Мы могли бы на денек забыть о проблемах и насладиться жизнью. Просто для разнообразия.
Он поставил свой стакан на стойку.
– Что ты задумала?
– Я подумала, – осторожно начала она, – что было бы неплохо слетать на вертолете в Род-Айленд.
– Почему именно в Род-Айленд?
– Говорят, в Ньюпорте открылся потрясающий новый ресторан, и мне захотелось там пообедать с тобой. – Александра опять пожала плечами. – Но если ты не хочешь, ладно, ничего страшного.
Андреас прищурился.
– А-а, мне все ясно. Сама знаешь, что, когда ты за рулем, это сводит меня с ума… И поездов я не люблю, они напоминают мне, что сам я водить не могу, вот ты и нашла единственный выход, возможный для нас. – Впервые за много недель Андреас улыбнулся ей. – Спасибо.
Облегчение окатило ее живительной волной.
– Так могу я заказать билеты?
– Хочешь сказать, что ты этого еще не сделала?
Она засмеялась.
– Конечно, нет. Телефон у меня наверху. Пойду позвоню.
В спальне Александра порылась в сумочке и нашла вырезку. Андреас все верно угадал, билеты на вертолет для них были уже заказаны, но она воспользовалась случаем, чтобы сделать другой, более важный звонок.
Расправив сложенный листок, Александра глубоко вздохнула и набрала номер.
– Господин Рудесхайм? Говорит Али Алессандро. – Она выждала паузу. – Все в порядке. Он согласен на поездку. Мы будем в полдень.
Андреас и Александра вошли в ресторан и заняли свои места в обитой плюшем кабинке. От первого они решили отказаться, чувствуя небольшую дурноту после тряского полета, но жаренный на открытом огне лангуст, заказанный ими, оказался превосходным.
Андреас удовлетворенно прикрыл глаза.
– Я такого вкусного лангуста не ел уже не помню с каких пор.
Он открыл глаза, все еще пытаясь поймать ускользающее воспоминание, разбуженное вкусовыми ощущениями.
К ним подошла официантка с десертным меню.
Андреас проглядел меню, и его глаза удивленно расширились.
– Salzburger Nockerl? Клецки по-зальцбургски? – Он поднял голову. – В Ньюпорте?
Жужжа электрическим моторчиком, из задней части ресторана выкатилось кресло на колесиках, и знакомый голос прогремел:
– Единственный стоящий Nockerl в Соединенных Штатах!
Андреас повернулся на диванчике, поморщился от боли, но тотчас же забыл о ней, увидев Рудесхайма.
– Руди! Каким ветром вас сюда занесло? – Он выскользнул из кабинки и схватил старого друга за руку. – Али, ты помнишь Руди?
Александра смотрела на старика в инвалидном кресле с затаенной нежностью.
– Мы встречались только раз, но я прекрасно помню господина Рудесхайма.
Рудесхайм подкатил кресло к торцу стола, и официантка тут же выросла перед ним как из-под земли со стаканом шнапса.
– Спасибо, Liebchen.
– Всегда пожалуйста, господин Рудесхайм.
Андреас все никак не мог опомниться от удивления. Великан-немец похлопал его по руке.
– Садись, Андреас.
Он оглянулся на Александру и подмигнул.
Андреас забрался на свое место в кабинке.
– Итак, – заговорил он тоном прокурора, – потрясающий новый ресторан, до которого легко добраться на вертолете. – Он постучал пальцем по меню. – Nockerl в меню! Что происходит? И когда вы двое все это состряпали?
– Считай, что это запоздалый подарок на день рождения, – улыбнулась Александра.
Рудесхайм дал знак все еще вежливо поджидавшей официантке.
– Nockerl для троих, Liebchen. И скажи Карлу, что это особый заказ.
– Непременно, – улыбнулась она.
– Что все это значит? – в недоумении спросил Андреас. – Вы тут хозяин?
Рудесхайм кивнул.
– На паях.
– Но почему здесь? Вы покинули Бонн?
– Уже довольно давно. – Мужественное лицо Рудесхайма помрачнело. – Без Мары мне там совсем разонравилось. Я продал дом.
– Где же вы теперь живете? Уж конечно, не в Ньюпорте?
– Часть времени провожу здесь, – ответил Рудесхайм, пожав плечами, – но большую часть года я живу в Баден-Бадене. – Рудесхайм грустно улыбнулся. – Похоже, мне наконец-то удалось преодолеть свое пристрастие к «Рингу», Андреас. – Он помолчал. – Ты не можешь себе такого вообразить, верно?
Александра потянулась через стол, взяла мужа за руку, сжала ее и быстро выпустила. Ей стало неловко, она почувствовала себя чужой в компании двух мужчин, которых свела вместе. Вероятно, им хотелось остаться наедине.
Рудесхайм как будто угадал ее мысли.
– Ты счастливчик, Андреас. Она стала частью тебя. Вы с ней неразлучны, как были мы с Марой.
– Да.
Несколько мгновений Андреас молча смотрел на старика. Потом его лицо потемнело.
– Если вы сообща собираетесь отговорить меня от участия в гонках, предупреждаю, у вас ничего не получится! – Он обвел гневным взглядом обоих. – Я смогу и буду снова участвовать в гонках.
Рудесхайм остался невозмутим.
– Возможно, если есть на то божья воля. Но доктора не столь оптимистичны, как я слыхал.
Андреас повернулся к Александре.
– Ты не имела права действовать у меня за спиной!
– Не будь дураком, – оборвал его Рудесхайм, увидев огорченное лицо Александры. – Она твоя жена, она волнуется за тебя. Она имела полное право. В любом случае это я сделал первый шаг, – добавил он после небольшой паузы.
– Когда?
– На прошлой неделе.
– Почему же именно теперь? Почему не раньше?
– После твоей аварии, – объяснил Рудесхайм, – я ждал, что ты сам дашь мне знать. Я хотел приехать в Монцу, потом я готов был лететь в Нью-Йорк, когда тебя привезли обратно, но не решился. Я опасался, что, увидев меня, ты потеряешь всякую надежду.
Официантка подала десерт; и несколько минут они ели молча.
– Итак, – Рудесхайм взмахнул ложечкой как дирижерской палочкой, – каковы твои планы?
– А чем, по-вашему, я должен заняться, Руди? – с вызовом спросил Андреас. – Когда вы разбились, вы были уже трижды чемпионом Германии. Вас уважали все в мире автогонок, вы были звездой в течение пяти сезонов. У вас было время.
– Не так уж много, – покачал головой Рудесхайм.
– Конечно, этого недостаточно. Но все-таки вам удалось оставить след в истории автогонок. Вы писали статьи, книги. Если бы мне удалось стать чемпионом мира или хоть приблизиться к этому титулу, тогда, возможно, я бы занялся журналистикой, но я так и не стал знаменитостью – ни здесь, в Америке, ни даже в Швейцарии.
Александра больше не могла оставаться в стороне от спора.
– Могу я спросить: скольким автогонщикам довелось увидеть свои лица на обложке «Тайм» и «Ньюсуик»? Многие ли из них могут похвастаться собственным фэн-клубом?
– Все это ничего не стоит, Али. У меня нет имени. К следующему сезону меня забудут. – Андреас помолчал. – Если только я не вернусь на трассу и не выиграю гонки.
– А если ты проиграешь, тебя сочувственно похлопают по плечу. А потом тебя все равно забудут.
– А если ты погибнешь, – добавила Александра, – тебе посвятят страницу в какой-нибудь книге об автогонках, может быть, и целую главу. Но это тебя не воскресит.
– Во всем этом ничего нового нет, Али, – возразил расстроенный Андреас. – Ты всегда знала, что риск существует, но никогда не жаловалась.
– Конечно, нет! Я идеальная жена гонщика, а если ты настоишь на своем, возможно, стану в скором времени идеальной вдовой гонщика. – В ее голосе прозвучала горечь. – Я всего лишь констатирую факты. Напоминаю тебе, что ты еще жив, и я, например, этому рада, хотя тебе самому наплевать. – Ее прекрасные глаза были серыми, как грозовая туча. – Жизнь и смерть, Андреас. Об этом стоит подумать, тебе не кажется?
Ее слова повисли в воздухе.
– Я задал вам вопрос, Руди, – прервал молчание Андреас. – Как, по-вашему, что я должен делать?
Рудесхайм посмотрел ему прямо в глаза.
– Пройдись под парусом.
– Что?!
– Я приглашаю тебя пройтись со мной под парусом, друг мой. Постой рядом со мной, пока мое кресло крепят к палубе. Пусть тебя обдует соленым ветерком, пусть тебя окатит брызгами волна.
– И что мне это даст, кроме потери времени и отрыва от тренировок?
Рудесхайм грубо фыркнул.
– На борту у тебя будет куча возможностей для накачки мышц, Алессандро. Морской воздух тебя взбодрит, улучшит твой аппетит.
Александра с надеждой взглянула на мужа.
– Это замечательная идея, Андреас, неужели ты не видишь?
– А как же ты?
– Обо мне не беспокойся, у меня куча дел. Я должна закончить портрет дочери Тео Салко ко дню ее рождения.
– Ну, так ты поплывешь?
– А разве у меня есть выбор?
– Браво! – Рудесхайм грохнул кулаком по столу. – Все-таки кое-какие мозги у этого парня есть.
30
Андреас провел две недели в море со своим учителем – четырнадцать незабываемых дней в окружении капризных стихий, – и они оказались именно тем взбадривающим тело и дух средством, в котором он так нуждался. Он вернулся на Манхэттен другим человеком: закаленный, энергичный, как никогда полный решимости вернуться в большой спорт. Он замечательно выглядел, его светлые волосы еще сильнее выгорели на солнце; после своего возвращения на берег новоявленный моряк и его подруга двое суток не выходили из спальни, творя чудеса и достигая новых высот в постели королевских размеров.
– Что тебе больше всего понравилось, дорогой? – прошептала Александра ему на ухо, чувствуя себя обессилевшей, но радуясь его вновь обретенной неутомимости.
– То, что было сегодня в пять утра, – не задумываясь ответил Андреас и еще крепче обнял ее.
Она засмеялась и слегка укусила его за ухо.
– Не со мной, глупыш, а с Руди.
– Ах с Руди! Понятно. Дай подумать… – Он откинулся на подушки и закрыл глаза. – Пожалуй, лучше всего был последний обед.
– Что же вы ели? – спросила она.
– Омара, разумеется. Пойманного собственноручно. Это было объедение. Мы облагородили его кальвадосом на рашпере.
– Кто попал на рашпер? Кальвадос или омар?
– Не придирайся, ты прекрасно меня поняла. Я овладел американским наречием не хуже, чем кулинарным искусством.
Александра села в постели, как подброшенная пружиной.
– Вот оно!
– Что?
– Впервые не знаю, с каких пор… наверное, вообще в первый раз в жизни я слышала, как ты совершенно самозабвенно рассуждаешь о чем-то кроме автогонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57