зеркало в ванную со шкафчиком 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Ночные звуки исчезли за стеклом вместе с прохладным воздухом. Плечи и правая рука ныли, а ведь это было только самое начало работы. «Я еще даже не перешла к собственным воспоминаниям, я описываю историю других людей. Но Бобби все должна знать, если уж я хочу, чтобы она поняла».
Она подошла к кабинетному роялю, который был весь заставлен семейными фотографиями в кожаных и серебряных рамочках. Здесь были собраны практически все действующие лица той самой истории, которую Александра с таким трудом пыталась рассказать дочери. О, если бы только она нашла в себе мужество сделать это раньше, когда Бобби была еще здесь, с ней, в полной безопасности!
Александра улыбнулась, разглядывая пожелтевшую фотографию отца, Джона Крэйга, склонившегося над мольбертом в своей мастерской в Бостоне, и моментальный снимок матери, Люси, с растрепанными ветром черными волосами, сделанный в крошечном заднем дворике их дома в Корнуолле. Вот портрет Роберто Алессандро, ее бывшего свекра, до сих пор считавшегося главой семьи и пользовавшегося непререкаемым авторитетом. Ее взгляд скользнул по лицу Дэна Стоуна, снятого вместе с Андреасом у входа в ресторан Алессандро на Парк-авеню. А вот наконец и сама Бобби: последний снимок, отправленный ею с Манхэттена. Стоит на тротуаре возле городского дома Андреаса, высокая и тоненькая, волосы, стянутые в хвостик, полностью открывают нежное детское личико.
Александра нехотя вернулась к письменному столу, потерла усталые глаза и заставила себя вновь обратиться мыслью к прошлому. Если она хочет выжить в будущем, ей необходимо заново пережить случившееся когда-то, давным-давно. Как бы это ни было больно.
«Ты написала мне, Бобби, об узах крови. О новом взаимопонимании, связавшем тебя с отцом, о том, какую он испытал радость и облегчение, ведь он думал, что потерял тебя навсегда. Я, конечно, не хочу лишать его этого счастья, но в то же время не могу без содрогания думать о последствиях.
Когда я впервые встретила его и полюбила, я сразу поняла, что для Андреаса нет и никогда не было иного пути. Думаю, он с рождения был обуреваем жаждой скорости, стремлением к гонкам, мечтой, которую в нем подогревал отец, сам с детства увлеченный автоспортом, вопреки воле матери.
Я никогда не встречалась с матерью Андреаса, Анной; только теперь, когда уже слишком поздно, я могу ей посочувствовать. Все, что было связано с гоночными автомобилями, вызывало у нее ненависть и страх, но Роберто ничего не мог с собой поделать. Он перекачивал свои собственные неосуществленные мечты, свои навязчивые идеи, свою одержимость в жилы Андреаса, внушал ему любовь к стали, скорости и опасности с той же настойчивостью, с какой распространитель наркотиков накачивает дурманом новую жертву. Андреасу было всего девять лет, когда он научился водить трактор; ему исполнилось тринадцать, когда Роберто построил на ферме Пфиштер–Алессандро гоночную трассу в миниатюре. В 1948 году Роберто взял сына на Гран-при Швейцарии, первую в его жизни большую гонку. Три человека погибли в Берне в те выходные. Андреас, казалось, был в шоке, и Роберто даже подумал, что Анна, сама того не ведая, одержала верх. Но когда они вернулись домой, Андреас как ни в чем не бывало снова занялся тренировками. Анна проиграла.
У Андреаса бывали минуты сомнения. Ему нелегко было причинить такую страшную боль матери, в этом я не сомневаюсь. Но как бы ни были сильны его сомнения и колебания, своего решения он не изменил. В 1952 году, когда он уже было согласился ради Анны поступить в Женевский университет, они всей семьей отправились в деловую поездку в Милан. Роберто купил три билета на Гран-при Италии в Монце. Анна, разумеется, отказалась пойти, поэтому отец и сын отправились вдвоем.
Это было последнее искушение.

ЧАСТЬ II
14
Он взял отца за руку, закрыл глаза и погрузился в стоявший вокруг шум. Десятки тысяч голосов – орущих, хохочущих, сквернословящих, болтающих… Вавилонское смешение языков и диалектов. А внизу, в ремонтных боксах, – так называемый производственный шум: домкраты, монтировки, разводные ключи… и все это гремит, скрипит, стучит, клацает, лязгает… И моторы – разогревающиеся, пульсирующие, напоминающие звуки гигантского оркестра, настраивающегося перед спектаклем… Инструменты звучат сначала вразнобой, но постепенно все более слаженно, дружно, сосредоточенно сливаются в грандиозный рев.
Андреас открыл глаза. Сидевший рядом отец наблюдал за ним блестящими от возбуждения темными глазами.
– Нравится?
– Конечно, папа.
Роберто поднял полевой бинокль, оглядел стартовую площадку и передал бинокль Андреасу.
– Смотри! Сейчас будет дан старт. – Он вытащил хронометр и подался вперед. Лицо его горело азартом. Роберто начал отсчет:
– Пять. Четыре. Три. Два. Один.
Оглушительный взрыв моторов обрушился на Андреаса подобно удару мощного кулака. Он не мог оторвать глаз от группы лидеров, ушедших в отрыв на первом отрезке.
Гонщики наматывали круги на трассе, а Андреас душой и телом был рядом с ними, в удушающей жаре, сжигаемый своим собственным адреналином; рев толпы раздавался где-то за тысячу миль от него.
Роберто опять взял бинокль, на мгновение сфокусировал его на боксе «Мазератти», перевел дальше и вдруг замер. Его внимание привлекла фигура женщины на трибуне несколькими рядами ниже. Она поднялась со своего места. На ней было синее платье без рукавов, на голове белый шарф, скрывавший волосы. Казалось, она, как и все, смотрит на трассу, но вдруг она вскинула к лицу руки, сжатые в кулаки, и начала проталкиваться сквозь толпу зрителей, отчаянно пытаясь выбраться.
Роберто уронил бинокль к себе на колени. Андреас удивленно посмотрел на отца:
– Папа, с тобой все в порядке?
– Там твоя мама. – Роберто указал на то место, где была женщина.
Андреас взял бинокль и стал ее искать.
– Я ее не вижу. Ты уверен, что это была она?
– Она ушла. – Роберто не мог оставаться на месте. – Пойду поищу ее.
– А как же гонка?
– Ты оставайся. – Роберто протолкался к проходу и прокричал сыну, покрывая общий шум своим звучным голосом: – Не волнуйся, если мы не вернемся! Увидимся в отеле!
Выбравшись с автодрома, Роберто бегом направился к стоянке такси, на ходу проверяя каждый выход. На стоянке выстроились в очереди несколько машин. Водители курили и болтали в ожидании пассажиров. Роберто остановился, тяжело дыша.
– Вы не видели женщину? Только что? Блондинку, около сорока?
И тут он увидел ее сам: она медленно шла прочь от стадиона, низко опустив голову, сжимая размотавшийся шарф в левой руке. Он волочился за ней по земле.
– Анна? – Он схватил жену под руку и крепко сжал, заставив ее остановиться. – Что ты здесь делаешь?
– Я пришла посмотреть на гонки.
– Зачем? – спросил он, обеспокоенный ее мрачным и отчужденным выражением. – Ты же не хотела идти, ты сказала, что ни за что не пойдешь.
Она пристально взглянула на него. У нее на лбу и над верхней губой выступили капельки пота, глаза возбужденно горели.
– Ты меня пригласил, Роберто. Что же ты не рад теперь, когда я здесь?
– Потому что я не понимаю, зачем ты пришла, – ответил он с бессильной досадой. – Почему ты пришла одна? Почему убежала? Почему, Анна?
Она молча повернулась и подошла к первому из ожидающих такси. Водитель отделился от коллег и распахнул перед ней заднюю дверь. Она забралась внутрь и не стала возражать, когда Роберто последовал за ней, только отодвинулась от него как можно дальше, насколько позволяло сиденье.
– Отель «Савой», – сказал Роберто шоферу и повернулся к жене. – Я жду ответа.
Такси тронулось с места.
– Я хотела увидеть гонки собственными глазами, Роберто, – тихо проговорила она. – Теперь я видела.
– И что же?
– Я больше никогда в жизни не увижу ни одной гонки. И не переменю своего мнения насчет нашего сына.
Роберто передвинулся к ней поближе и попытался заставить ее взглянуть на себя.
– Анна, что в этом такого ужасного? Гонка шла плавно, не было ни столкновений, ни повреждений…
Она с силой отстранилась от мужа, глядя на него широко раскрытыми от возмущения глазами.
– Что в этом ужасного? Это языческое зрелище, Роберто, это варварство! Машины, созданные, чтобы убивать и калечить! Их ведут безумцы, забывшие бога, не уважающие и не ценящие жизнь, которую Он им дал! – Анна так крепко стиснула кулаки на коленях, что ногти впились ей в ладони. – А зрители? Орут, как толпа зевак на римской арене! Как будто это бой гладиаторов! – Она с трудом перевела дух. – И ты думаешь, что я позволю своему единственному сыну положить свою жизнь на этой арене, Роберто? Ты, его отец? – Она покачала головой. – Мне стыдно быть твоей женой.
После этого она отвернулась к окну, ее спина словно окаменела. Роберто, печальный и подавленный, отодвинулся в дальний угол сиденья. Остаток пути до отеля они просидели в полном молчании, прерываемом лишь пением шофера, что-то беспечно мурлыкавшего себе под нос.
«Сегодня был мой день, – думал в тот вечер Андреас, сидя за столом с родителями в обеденном зале ресторана при отеле. – Это мой мир, это будет моя жизнь». Он взглянул на отца и на мать сквозь наполненный вином хрустальный бокал. Перед обедом они поссорились, догадался он, хотя на публике держались вежливо и спокойно.
Андреас перехватил взгляд совсем молоденькой девушки за соседним столом, обедавшей вместе с родителями и старшей сестрой, и она застенчиво улыбнулась ему. «Неплохо, совсем неплохо», – подумал он, любуясь ее золотистыми кудряшками и персиковой кожей. Ее мать с ласковым упреком потрепала ее по руке. Девушка слегка покраснела и отвернулась.
Официант принес кофе в маленьких чашечках. Андреас вдруг обратил внимание на свое отражение в одном из вычурных старинных зеркал, развешанных на стенах. Он заметно изменился за этот день, у него на лице появилось какое-то приподнятое выражение, он словно распространял вокруг себя возбуждение. «Это все гонки, – сообразил он. – Я как будто стал одним из них. Я даже похож на одного из них».
– Андреас, – окликнула его мать, поднимая двумя пальцами за круглую ручку, похожую на ушко, кофейную чашечку. – Что ты думаешь о сегодняшней гонке?
Андреас бросил взгляд на отца, не зная, что ответить, но никакой подсказки не получил.
– Мне понравилось все от первой до последней минуты, мама. – Он вдруг заколебался. – А тебе?
Анна поправила волосы.
– Мне все это было отвратительно, – ответила она тихо.
Роберто сделал умоляющий жест.
– Анна…
– Ничего, папа, все в порядке. – Андреас выпрямился на стуле. – Если мама специально взяла на себя труд увидеть то, что, как мы оба знаем, она не одобряет, наверное, мне следует знать, что она об этом думает.
– Весьма разумно, – сухо заметила Анна.
– Итак?
– Я впервые видела автомобильную гонку, – заговорила она, – но ничего другого я и не ожидала. Безобразное, начисто лишенное спортивного благородства зрелище, в котором участвуют безбожные самоистязатели, добровольно отдающие себя на потеху кровожадной толпе фарисеев.
Андреас замер. Он был поражен.
– Мне было мучительно стыдно сознавать, – продолжала Анна, – что ты и твой отец были частью этой толпы, Андреас, и я нахожу лишь очень слабое утешение в мысли о том, что по крайней мере сегодня ты не был одним из участников состязания.
– Анна, прекрати, это недостойно тебя, – сказал Роберто, потянувшись за ее рукой, но она резко отняла ее.
– У меня есть еще один вопрос, Андреас. И я рассчитываю на правдивый ответ.
– Конечно, мама, – кивнул Андреас.
– Через неделю, – продолжала она, – ты должен уехать из дома и поступить в Женевский университет. Скажи мне: ты собираешься стать автогонщиком по окончании университетского курса? Об этом вы с отцом втайне сговаривались у меня за спиной?
– Сговаривались? – Выдержке Андреаса пришел конец. – Папа никогда ничего не делает втайне у тебя за спиной, и тебе это хорошо известно!
– Андреас, – невозмутимо напомнила Анна, не обращая на его вспышку внимания, – я хотела бы знать. Ты собираешься стать гонщиком или заниматься фермой, когда окончишь университет?
Андреас встал и бросил салфетку на стол.
– Ни то, ни другое, мама. С этого момента у меня вообще нет ни малейшего желания посещать университет.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из ресторана.
В спальне было совершенно темно, когда Роберто проснулся и почувствовал губы Анны у себя на груди. Верх его пижамы был расстегнут до самой талии. На несколько минут его захватило ощущение безумного блаженства. Он лежал неподвижно с широко открытыми в темноте глазами, чувствуя стремительно подступающую эрекцию и не произнося ни слова. Его жена крайне редко сама начинала любовную игру и никогда даже не пыталась откровенно соблазнить его, да к тому же еще и спящего. Ей были не свойственны открытые проявления темперамента. Она была слишком застенчива по натуре.
– Анна? – прошептал он наконец. – С тобой все в порядке?
Она тихонько засмеялась, прижимаясь к его груди, и он с удивлением отметил про себя, как молодо звучит ее голос в темноте.
– Конечно.
Она потянула вниз его пижамные штаны… Роберто не понимал, что происходит. Анна хранила каменное молчание с тех самых пор, как они вернулись в номер и легли спать; возможно, она почувствовала себя виноватой из-за того, что набросилась на него в ресторане… это было так непохоже на нее!
Анна склонилась над ним и принялась неумелыми, неуверенными движениями ласкать его пенис: легонько сжала, потом с тихим вздохом отпустила. Он тотчас же перевернулся и обнял ее, крепко прижал к себе, чувствуя, как она расслабляется и льнет к нему. Роберто знал, чего стоит Анне сделать первый шаг и сломать лед после ссоры, в то время как ему искренние извинения давались легко, как дыхание. Он зарылся лицом в ее мягкие волосы, потом поцеловал ее и отметил, что жена страстно ответила на его поцелуй.
– Люби меня, Роберто, – прошептала она.
Его руки послушно скользнули по ее телу, касаясь его там, где, как ему было известно по долгому опыту, ей было приятнее всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57


А-П

П-Я