– Ты не передумал?
Даниэль посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся.
– Нет.
– Тогда к делу. – Голос не выдавал ее чувств, но глаза радостно блестели. – Две вещи. Дом для тебя и представительство «Харпер и Стоун». – Она разложила на столе привезенные бумаги. – Начинай искать. Где ключ?
Даниэль встал.
– Пойду принесу.
Он отпер ящик старинного письменного стола красного дерева и извлек оттуда коробочку, которую Фанни подарила ему на Рождество. Он принес ее к столу и, не открывая, положил перед Фанни.
– Вынь его, Дэн.
Даниэль молча повиновался. Литой ключ из чистого золота с неразрезанной бородкой показался ему тяжелым и прохладным.
– Первым долгом, – деловито продолжала Фанни, – давай найдем помещение для конторы. Нарезку на ключ закажем для замка от двери твоего кабинета.
– Нет, Фанни. Этот ключ должен отпирать входную дверь в контору. Это наш ключ. От нашей конторы. От нашего будущего.
Фанни просияла. Этот человек – один из немногих в ее жизни – никогда не давал ей оснований для сожаления. Она всегда знала за собой это умение распознавать настоящих людей, наделенных искрой божьей, и Дэн Стоун был одним из них. Он мог похвастаться не только характером, творческой жилкой и сексуальной привлекательностью: у него была душа.
Она пристально посмотрела на него.
– Ты ведь мне доверяешь, Дэн?
– Всей жизнью.
– Тогда поверь моим словам. Я чувствую, что с тобой в Нью-Йорке ничего плохого не случится. Не знаю, почему ты вдруг изменил свое мнение и решил вернуться, и не собираюсь спрашивать. Но время ты выбрал самое подходящее. Помнишь старую поговорку? Время лечит все раны. К Джо Бернарди это тоже относится, как и к любому другому. У тебя новое имя. Ты изменился с тех пор, как уехал из Штатов. Эта твоя бородка в сочетании со шрамом классно смотрится… Телевизионщики будут от тебя в восторге…
– Эй, притормози! Какие еще телевизионщики?
– Предоставь все мне, – отмахнулась Фанни. – Лучше сосредоточься на том, где ты хочешь жить.
Они нашли для него квартиру в солидном доме на 11-й улице в Гринвич-Виллидж, и Даниэль вселился в нее к июню. Он радовался любым мелочам: швейцары называли его по имени, в соседних магазинах быстро изучили его вкусы и обзавелись запасом его любимых сыров и вин, даже тех сортов мыла и пены для бритья, которые он предпочитал. Все это, вместе взятое, лишь подтверждало один простой факт: он вновь обрел свое место. Он вернулся домой.
Фанни оказалась права во всем, если не считать одной «мелочи»: Даниэль вышел из тени, но страх и чувство вины порой все-таки давали о себе знать. Всякий раз, как ему случалось попасть в район 34-й улицы и Седьмой авеню, на пересечении которых было расположено головное представительство компании Джо Бернарди, он делал крюк, лишь бы обойти его стороной; стоило ему пройти мимо одного из винных магазинов Бернарди, как ему становилось не по себе и он переходил на другую сторону улицы; и, наконец, никакими силами его невозможно было заманить в отель «Карлайл», славящийся своим комфортом и отличным рестораном. Разумом Даниэль понимал, что его страхи нелепы: если бы Бернарди захотел его отыскать, он сделал бы это значительно раньше, и, как правильно заметила Фанни, пять лет спустя его действительно трудно было узнать, так как изменилось не только его имя, но застарелый страх пустил глубокие корни. Даниэлю никак не удавалось от него избавиться.
– Так когда же ты начал писать, Даниэль?
– На что похож нынешний Париж?
– А в Лондоне можно найти приличную еду?
– Ну давай, Даниэль, расскажи нам! Не жмись!
– Вот уж в чем Даниэля Зильберштейна никогда нельзя было обвинить: он не жмот.
– А кроме того, он больше не Зильберштейн!
– Он может назвать себя хоть царем Николаем, но все равно он не жмот!
– Не придирайся к словам, Сара. Я просто сказал, что Даниэль слишком долго тянет со своими ответами.
– А тебе не приходит в голову, что ему хочется спокойно поесть, Леон? Что у нас: обед или пресс-конференция?
– Не ссорьтесь, а то бедняге так и не удастся вставить ни словечка!
Даниэль с любовью взглянул через стол на своих друзей.
– Спасибо, Роли. Я уже стал забывать, на что способны эти двое, когда заводятся с пол-оборота! – Он с нежностью улыбнулся Леону и Саре Готтсманам. – Они вечно не дают другим вставить слово, да и друг другу тоже.
Даниэль упивался радостью: впервые ему удалось свести четверых своих самых близких друзей за одним столом. Готтсманы и Роли встречались лишь пару раз до того, как он бежал из страны в 1954 году, но после второй порции мартини все они уже чувствовали себя одной закадычной компанией, в которой Фанни прижилась, как оливка в рюмке вермута.
– Я приготовил вареники, Сара, – сказал Даниэль, – с вишнями и со сметаной.
– После супа Виши , красной рыбы и говядины Веллингтон ? – удивилась Сара. – Разве они сочетаются друг с другом?
– Да какая разница? – пробормотала объевшаяся Фанни. – Все было потрясающе вкусно, Дэн.
Чувствуя себя немного разомлевшим от еды и вина, а главным образом от радости, Даниэль поднялся из-за стола.
– Блюда сочетаются так же хорошо, как и собравшаяся за столом компания. – Он повернулся к Роланду. – Суп, мой старый друг, был посвящен тебе, потому что я еще не забыл, что когда-то он тебе очень нравился.
Роланд благодарным жестом отсалютовал Даниэлю своим бокалом.
– И сейчас нравится.
– Красная рыба у тебя все еще числится в первой пятерке любимых блюд, Фанни?
Она улыбнулась и кивнула.
– Говядина Веллингтон была вашим любимым блюдом, когда я работал у Леона, мистер Готтсман, сэр, – шутливо продолжал Даниэль, – а вы, Сара, никогда не могли удержаться от искушения стянуть хоть штучку из порций, предназначенных для клиентов, когда они заказывали вареники с вишнями и со сметаной!
– Могу лишь надеяться, что ты наготовил достаточно и мне не придется воровать у соседей по столу! – Сара улыбнулась, стараясь скрыть подступившие слезы.
– Я готовил на восьмерых. – Даниэль поднял свой бокал. – А теперь я хочу сказать тост. За нашу дружбу.
Несколько минут спустя, пока он в кухне добавлял последние штрихи к десерту перед подачей на стол, Фанни присоединилась к нему.
– Помощь не нужна, – сказал Даниэль. – Отдыхай.
– Я пришла не за помощью. У меня есть вопрос.
– Валяй.
– Когда ты собираешься связаться со своим старым другом? Я имею в виду Алессандро.
Даниэль удивленно поднял голову.
– Почему ты вдруг сейчас о нем заговорила?
– Ты так явно счастлив, пуская тут корни, встречаясь со старыми друзьями, что это невольно приходит на ум.
Он начал перекладывать сметану в резную хрустальную вазочку.
– Какой же он старый друг? Я был мальчишкой, когда мы встретились, за это время столько воды утекло… целые океаны. – Даниэль перегнулся через стол и поцеловал ее в щеку. – Забудь об этом, дорогая.
Она отрицательно покачала головой.
– Ничего не выйдет. Я чувствую: он все еще важен для тебя. Мне кажется, если вы встретитесь снова, это поможет замкнуть круг.
Не было необходимости спрашивать, что она имеет в виду. Даниэль осторожно поставил хрустальную вазу на поднос.
– Может, ты и права. Я возобновлю знакомство… когда-нибудь. – Даниэль говорил медленно, словно нащупывая путь в темноте. – Воспоминание о нем для меня очень важно, но… не сейчас.
– А может, существует, – упрямо продолжала она, – какое-нибудь незнакомое мне народное поверье или правило, согласно которому ты не можешь возобновить знакомство с тем, кто спас тебе жизнь, пока у тебя нет возможности преподнести ему столь же драгоценный подарок?
Даниэль замялся, уже в который раз удивляясь способности Фанни точно поражать невидимую цель.
– Нет такого поверья, – сказал он.
– И все же ты считаешь, что, раз Алессандро спас твою шкуру, когда вы были детьми, ты должен взамен преподнести ему нечто экстраординарное при новой встрече? Ведь ты так думаешь?
– Да, наверное.
Фанни вдруг рассердилась.
– А тебе не приходило в голову, что, спасая тебя, он сам сделал себе подарок? Он стал героем, черт побери! Какой девятилетний мальчишка не мечтает о геройстве? И какой взрослый мужчина, даже автогонщик на пике своей карьеры, откажется от напоминания о том, что в детстве он совершил геройский поступок?
– Черт бы тебя побрал, Фанни! – Даниэль так рассердился, что даже стукнул кулаком по столу, заставив ее вздрогнуть. – Ты не можешь этого знать! Мы не знаем, что случилось, когда он вернулся домой в ту ночь. В сорок третьем году в Швейцарии не давали медалей тем, кто укрывал еврейских преступников!
– Не будь идиотом, Дэн. Ты никогда не был преступником.
– Ты так думаешь? – Он раскраснелся, в нем воскресли старые обиды. – Я нарушил не один закон, Фанни, пока Мишель Брессон не перевел меня на легальное положение!
– Успокойся, Дэн, ради всего святого, а то остальные услышат.
– Я спокоен! – Он опустился на стул. – Я просто пытаюсь тебе втолковать, что Алессандро, возможно, будет не так уж счастлив вновь меня увидеть. Может возникнуть неловкость.
Дверь открылась, и в кухню вошел Роланд.
– Мы сидим и гадаем, какие затруднения может испытывать специалист по обслуживанию банкетов с заранее приготовленным десертом. Ты что, ждешь, пока сметана скиснет?
– Угадал с первого раза, – заметила Фанни, проходя мимо него по пути обратно в столовую.
– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил Роланд.
– Абсолютно, – ответил Даниэль, поднимаясь со стула. – Помоги мне сервировать вареники.
Жара на Манхэттене в то лето стояла невыносимая, как, впрочем, и всегда, повышенная влажность и духота заставляли горожан при любой возможности прятаться в зданиях с кондиционерами. Но Даниэль почти не замечал жары.
Фанни заключила сделку с их новым издателем еще до его возвращения в Нью-Йорк и выторговала для них обоих внушительный аванс в счет будущих гонораров за новый сборник под названием «Путеводитель Стоуна по ресторанам для людей с тонким вкусом». Посещение ресторанов должно было начаться только поздней осенью, а пока шла подготовительная работа по выбору заведений, подходящих для исследования.
– Тебе понадобится помощь, верно? – спросил Роланд у Даниэля, заглянув в контору «Харпер и Стоун» на Мэдисон-авеню в начале сентября.
– А я уж думал, ты никогда не предложишь.
– Почему же ты сам не спросил?
– После того, как я сбежал от тебя в прошлый раз? – Даниэль повернулся во вращающемся кресле и выглянул в окно.
– Я давным-давно тебя простил. И потом… жизнь без Зильберштейна кажется мне скучной.
– Забудь эту фамилию, Роли. – Даниэль повернулся в кресле обратно к другу. На этот раз на его губах играла усмешка. – В чем будет заключаться твоя помощь? В поглощении жратвы или в настоящей работе? И как насчет зарплаты? Мы оба знаем, деньги тебе не нужны, но…
– А Фанни не будет возражать?
– Она сама это предложила. Итак… – Даниэль потянулся к телефону, – может, мне позвонить моим адвокатам, и они составят контракт?..
Роланд поморщился.
– Контракты заставляют меня нервничать. Вечно забываю: связан я официальным контрактом с корпорацией моего папаши или нет?
– Никаких затруднений. – Даниэль взял автоматическое перо. – Должность?
– Менеджер. Мне до смерти хочется, чтобы меня называли менеджером. При одной мысли о том, что ее первенец будет называться менеджером, у моей мамаши печенка лопнет как минимум!
– Ну, значит, менеджер. – На столе зажужжал интерком. – Да, Кэт?
– Мисс Харпер на первой линии.
– Соедините ее со мной. – Он подождал. – Фанни?
– Видел вечернюю газету?
– Еще нет.
Повисла долгая пауза.
– Алессандро разбился вчера во время тренировочного заезда.
Даниэль не ответил. Его охватило ощущение нереальности происходящего. Он почувствовал себя отрезанным от окружающего мира.
– Дэн? – окликнула его Фанни. – Он не погиб, но состояние критическое.
Он продолжал молчать.
– Дэн, с тобой все в порядке?
– Да. Да, конечно. – Даниэль заставил себя выйти из оцепенения. – Спасибо, что дала мне знать. Я… куплю газету. Ты сегодня зайдешь?
– Не могу, дела. Если я тебе нужна, звони вечером домой.
– Хорошо. – Даниэль вспомнил о сидящем напротив Роланде. – Кстати, ко мне тут зашел Роли. Он хочет стать нашим менеджером.
– Вот как? Ну-ну. – Она помолчала. – Прости, что принесла тебе плохие новости, Дэн.
– Это же не твоя вина.
– Пока.
Он медленно положил трубку. Роланд смотрел на него вопросительно.
– Зачем тебе покупать газету?
Странное ощущение потери не покидало Даниэля. Он с трудом стряхнул его с себя.
– Кое-что случилось с одним моим старым знакомым.
Он ждал до трех утра, прежде чем позвонил в Италию и разузнал у международного оператора номер телефона больницы в Монце. Ему потребовалось двадцать пять минут, чтобы добиться соединения, и еще восемь, пока его не перевели на нужный этаж больницы.
– Я звоню из Соединенных Штатов. Хочу навести справки о друге, – прокричал Даниэль на спотыкающемся итальянском, стараясь пробиться сквозь помехи. – О синьоре Алессандро.
– Простите, кто говорит?
– Друг.
– Фамилию, пожалуйста.
Даниэль помедлил.
– Зильберштейн, – сказал он наконец.
Наступила пауза, заполненная треском разрядов.
– Синьора Алессандро все еще оперируют.
– Он сильно пострадал?
– У меня больше нет никакой информации, синьор. Хотите что-нибудь передать?
– Нет. Спасибо. – Даниэль повесил трубку.
В одиннадцать утра на следующий день, после бессонной ночи и проведенных в какой-то тупой тоске ранних утренних часов, Даниэль закрыл поплотнее дверь своего кабинета и снова позвонил в больницу.
– Состояние синьора Алессандро соответствует характеру полученных повреждений.
– Но он поправится? – спросил Даниэль.
– Нам разрешается давать информацию только близким родственникам, синьор.
– Я его старый друг! Друг детства! – в отчаянии закричал Даниэль. – Скажите мне хотя бы: его жизнь в опасности?
Телефонный голос сжалился над ним.
– Считается, что синьор Алессандро будет жить.
На том конце положили трубку.
– С ним все в порядке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57