Оригинальные цвета, сайт для людей
– Вот.
Оживленная, немного раскрасневшаяся, она опять села и толкнула к нему через стол небольшую коробочку в подарочной упаковке.
– Что это?
– Деловое предложение.
Его глаза загорелись.
– Теперь я действительно ощущаю Рождество!
Он нетерпеливо разорвал упаковку, обнаружил под ней маленькую коробочку и открыл ее. Внутри лежал литой золотой ключ.
Даниэль с любопытством взглянул на Фанни.
– Это для чего?
Она уже открыла было рот для ответа, но передумала.
– Допивай вино.
– Фанни, для чего этот ключ? И не надо играть в таинственность.
Фанни откинулась на стуле.
– Дэн, – сказала она тихо, – давно ты покинул Нью-Йорк?
– В сентябре исполнилось пять лет.
– И ты хотел бы вернуться, но считаешь, что это слишком рискованно. Так?
– Фанни, дорогая, сегодня сочельник. Честное слово, мне не хочется опять начинать этот спор.
– Ты же хотел узнать, для чего этот ключ?
Даниэль молча кивнул.
– Это ключ от входной двери в контору фирмы, которую Харпер и Стоун откроют на Мэдисон-авеню, если ты позволишь этому случиться.
– Фанни! Ты сняла помещение?
– Конечно, нет, – успокоила его Фанни. – Как я могла без твоего согласия? Вот почему на ключе нет нарезки. – Она помолчала. – Но я хотела бы, чтобы это случилось, и, мне кажется, это пошло бы тебе на пользу.
– Может, и так. Но практически это невозможно.
– Но почему, Дэн? – настойчиво спросила она. – Это безумие, чистейшее безумие – бояться Джо Бернарди. За пять лет любой гнев может утихнуть, даже гнев сицилийца. Ты стал на пять лет старше, изменил имя да и сам изменился. И ты сам говорил, что практически не встречался с Бернарди лично.
– Я регулярно встречался с его доверенными лицами. Они могли бы меня узнать.
– Доверенные лица меняются, увольняются. Я твой друг, а не только партнер, и я знаю, что ты и Манхэттен созданы друг для друга.
Даниэль взял золотой ключик и взвесил его на ладони, борясь с искушением.
– Дэн?
Закусив губу, он спрятал ключ обратно в вату и закрыл коробочку.
– Сделай кое-что для меня, Фанни.
Ее лицо загорелось.
– Все, что угодно.
– Прекрати это. Хотя бы сейчас.
– Сейчас? То есть на время?
Он кивнул.
– Я счастлив здесь, Фанни.
– Ты не счастлив, Дэн. Нельзя сказать, что ты безумно страдаешь, но и счастливым тебя назвать нельзя. – Она вздохнула. – Оставь ключ у себя, Дэн. Когда будешь готов, дай мне знать. Сама я больше об этом не заговорю. Но я буду надеяться, что ты передумаешь, пока еще не поздно.
– Тебя послушать, так я просто древний старик.
– У тебя большие возможности, Дэн, – улыбнулась Фанни, – но тебе никогда не реализовать их в Европе. Добиться своей главной цели ты сможешь только в Америке.
Даниэль невесело рассмеялся.
– Ты меня переоцениваешь, Фанни. Здесь у меня есть все, что мне нужно. И разве нам мало того успеха, которого мы уже успели достичь?
Фанни сердито оттолкнула свой стул и встала.
– Ну почему я должна тащить тебя по жизни за волосы? – Она заходила взад-вперед по паркетному полу. – У тебя есть храбрость, Дэн, но каждый раз кто-то должен тебя подтолкнуть, чтобы ты поднял задницу и начал действовать. Те мальчики, что вытащили тебя из лагеря, Алессандро… он, похоже, остановил тебя в ту самую минуту, когда ты уже готов был сдаться. Потом твой друг Мишель, который перетащил тебя в Штаты… А теперь мне, видимо, придется повторить этот подвиг.
Уязвленный правдой, Даниэль вспыхнул.
– Ты же мне обещала, что больше не будешь об этом!
– Обещала. – Она подошла к двери и рывком распахнула ее. – Я об этом больше не упомяну, Дэн. Я просто оставлю тебя отсиживаться в этой норке!
– Фанни! – Он вскочил на ноги. – Фанни, не уходи.
– Я просто иду спать. Не думаю, что нам имеет смысл продолжать этот разговор.
– Возможно, ты права, Фанни. Постарайся понять, что впервые за долгое время я почувствовал себя в безопасности и мне не хочется расставаться с этим чувством.
– Я понимаю, Дэн. Я действительно понимаю больше, чем ты думаешь. – Фанни печально улыбнулась. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что здесь ты в большей безопасности, чем где бы то ни было. Наши проблемы, наши ошибки следуют за нами по пятам и находят нас повсюду.
Прошло еще три месяца, прежде чем справедливость слов Фанни дошла до него в полной мере.
После Рождества он вновь начал писать, да так успешно, что его работа вполне удовлетворила господ Лорана и Фурне, хотя сам Даниэль прекрасно понимал, что его стиль лишился прежнего блеска. Но пока дом на Монпелье-Уок служил ему защитным коконом, он был уверен, что лучше Лондона для него нет места на земле.
Пока однажды, в первую неделю апреля, он не встретил Натали Брессон.
Он собирался на встречу за ленчем в отеле «Уэстбери», но вышел из дому задолго до назначенного часа и не спеша прогуливался по Бонд-стрит. Погода стояла необычайно мягкая и сухая для начала апреля, Даниэль с праздным любопытством разглядывал в витрине магазина подарков «Асприз» шахматный набор из слоновой кости и черного дерева, когда позади него у тротуара остановилось дребезжащее такси. Он оглянулся через плечо и увидел, как из такси выходит Натали. Она расплатилась с шофером, повернулась, и ее взгляд упал прямо на Даниэля.
В первую секунду его поразила застывшая, но полная скрытого напряжения красота, он даже успел подумать, что именно такой должна была стать Натали с годами. Прелесть игривого котенка, некогда пленившая его мальчишеское воображение, пятнадцать лет спустя сменилась блеском утонченной элегантности. На ней была мягкая черная шляпа с опущенными полями, украшенная серым страусовым пером, черный в белую полоску кашемировый костюм, серые шелковые чулки и черные лакированные туфельки. На лице сохранилось прежнее вызывающее выражение, его линии были столь же заострены и четко очерчены, как когда-то, но глаза напоминали скорее лисицу, а не серну.
Такси отъехало, но Натали так и осталась стоять неподвижно в пяти шагах от Даниэля. Несколько секунд она смотрела на него, как будто не вполне узнав, словно вспоминая, где видела его раньше. Но вот секунды истекли, и ее глаза грозно потемнели. Она смотрела прямо ему в лицо, и ее тонкие красные губы хищно раскрылись, обнажив маленькие и безупречные, свирепо оскаленные белые зубки. Сила ее ненависти была так велика, что Даниэль едва не покачнулся. Он невольно отступил на шаг, словно в ожидании удара. Ему казалась, что сейчас она плюнет ему в лицо, как много лет назад, но вместо этого она улыбнулась. Эта улыбка предназначалась не ему, а ей самой.
Натали шагнула вперед, все еще не спуская с него глаз. Швейцар «Асприз» распахнул перед ней двойные двери, она проплыла мимо Даниэля и скрылась за ними.
Несколько минут Даниэль стоял неподвижно, словно прирос к месту. Он был потрясен до глубины души, ему даже стало дурно. Потом им овладело желание бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой улицы, подальше от Натали. Механически переставляя ноги, позабыв о назначенной встрече за ленчем, позабыв обо всем, он направился к Пиккадилли.
Даниэль остановил свободное такси и попросил водителя отвезти его домой, на Монпелье-Уок. За всю дорогу он ни разу не шевельнулся – растерянный и встревоженный, погруженный в собственные мысли. Сколько ненависти, сколько лютой злобы! И это после стольких лет!
Голос шофера заставил его вздрогнуть. Оказалось, что машина уже стоит возле маленького белого домика. Даниэль заплатил, оставив шоферу непомерные чаевые, и отпер дверь, ощущая безмерное облегчение оттого, что оказался наконец в тесной прохладной прихожей.
Он торопливо налил себе большую порцию виски и опустился на диван. После виски ему стало немного легче. Даниэль позвонил в отель «Уэстбери» и передал свои извинения за неявку.
Наибольшим потрясением, решил он после второй порции виски, оказалась для него его собственная реакция. В тот момент, когда он и Натали смотрели друг на друга, разделенные узкой полоской тротуара, ему вспомнились слова из письма Мишеля Брессона. В тот краткий миг он понял без тени сомнения, что Мишель был прав насчет нее. Натали расчетливо и хладнокровно разорила и погубила своего родного дядю. Натали все еще была опасна.
Но глупо было бояться ее сейчас. Пятнадцать лет назад он был Даниэлем Зильберштейном, нелегальным эмигрантом и испуганным мальчишкой; сегодня он стал Дэном Стоуном, преуспевающим писателем, состоятельным человеком, имеющим законный статус и влиятельных друзей. Пусть Натали только попробует причинить неприятности ему (для начала пусть попытается его найти!), уж он позаботится о том, чтобы она была наказана за то, как обошлась с Мишелем!
Ему вдруг вспомнились слова Фанни, сказанные на Рождество: «Ты ошибаешься, если думаешь, что здесь ты в большей безопасности, чем где бы то ни было. Наши проблемы, наши ошибки следуют за нами по пятам и находят нас повсюду».
Даниэль побродил по комнате, разглядывая картины и фарфор. Все это было ценным, кое-что – красивым, но ничто не принадлежало ему. Он налил третий стакан виски и отправился с ним наверх, в библиотеку, свою любимую комнату.
Там он снял с полки одну из своих любимейших книг, «Сборник изречений и афоризмов» в сафьяновом переплете.
«Тому, кто боится крапивы, не стоит справлять нужду в траве», – прочел он и улыбнулся. «Упустить золотое яблочко только потому, что не хватило смелости потрясти дерево, – что может быть унизительнее?»
Даниэль потянулся за белым телефоном на маленьком столике. На минуту он остановился, припоминая номер, затем позвонил в квартиру Фанни в Берлине. После третьего звонка в трубке раздался знакомый хрипловатый голос.
– Фанни, – сказал он и сразу же ощутил щекотку радости в горле, – я тут подумал насчет Нью-Йорка…
26
– Ну почему ты такой упрямый? Почему тебе обязательно нужно настоять на своем?
– Ты тоже хочешь настоять на своем! А почему?
– Потому что это важно! Потому что быть с тобой, быть там, где ты, всегда вместе – важнее всего на свете! Разве это не достойная причина?
– Нет, Али, теперь уже нет.
Андреас стукнул кулаком по мраморной полке камина – главной достопримечательности роскошных апартаментов «Венето» в миланском гранд-отеле «Медичи».
Александра изо всех сил старалась подавить раздражение. Нервы у нее были на пределе после двухчасового спора на вечную тему – единственную тему, которая могла бы оборвать беспрерывное счастье их брака.
– Андреас, дорогой, мы это проходили уже сотни раз. Если бы у нас сейчас был ребенок, мне пришлось бы остаться в Нью-Йорке вместо того, чтобы быть здесь с тобой.
Андреас обеими руками стиснул каминную полку.
– На это существуют няни, – проговорил он сквозь зубы. – Можно нанять няню. Мы все могли бы быть здесь. Как настоящая семья.
– Это неправильно, и ты сам это знаешь, – рассердилась Александра. – Таскать маленького ребенка взад-вперед через Атлантику и по всей Европе нельзя. Ребенку нужен распорядок…
– А нам нужен ребенок!
Андреас вышел из гостиной и подхватил на ходу свою куртку со стула в холле.
– Ты куда?
– В Монцу.
Она смотрела на мужа, растерянная и сбитая с толку его озлобленностью. Они часто спорили о детях, но никогда – во время подготовки к гонкам.
– Андреас… – Александра подошла поближе, нерешительно коснулась его щеки пальцами. Щека была шершавая, колючая: он с утра еще не брился. – Еще рано, – тихонько повторила она. – Ты можешь приехать попозже. Мы могли бы…
– Что? – Он отшатнулся от нее. – Вернуться в постель? Заняться так называемой любовью? Ты, я и твоя спираль?
Он тяжело опустился в старинное кресло и закрыл лицо руками.
Александра чувствовала себя совершенно потерянной. Никогда она не видела своего волевого, сдержанного, скрытного мужа в отчаянии. Андреас уронил руки, вскинул голову и посмотрел на нее. Его глаза сверкали, как черные алмазы. Он встал.
– Пожалуй, тебе лучше сегодня остаться здесь, Али, и хорошенько подумать. О нас.
Он повернулся и открыл дверь в коридор. Потом вдруг рванулся обратно и торопливо поцеловал ее в губы. Последнее, что увидела Александра перед тем, как дверь за ним захлопнулась, было его лицо, странно бледное под слоем загара, и его затравленное выражение.
Какое-то время она стояла в холле, надеясь, что он передумает и вернется, хотя и знала, что это не в его духе; порой Андреас бывал упрям, как целая упряжка мулов.
Повернув голову, Александра увидела свое отражение в зеркале. Ее собственное лицо тоже выглядело несчастным: уголки рта опустились и запали, в серых глазах виднелись тревога и подступающие слезы.
– Это безумие, – сказала она вслух.
Решение пришло к ней с такой ясностью, что она даже удивилась, как этого не случилось раньше. Почему она так долго не могла решиться?
Она бросилась к входным дверям апартаментов и распахнула их, но в длинном коридоре, ведущем к лифтам, Андреаса уже не было.
Она закрыла дверь. Вечером, она скажет ему вечером… Они поужинают в номере, она закажет его любимые блюда, но ничего слишком плотного, потому что завтра гонка, и никакого вина… да и зачем им вино, ведь они и без того счастливы…
Она поспешила в ванную. Шкафчик с зеркальной дверцей открылся как по волшебству от одного прикосновения. Пластиковая коробочка лежала на своем месте. Александра сняла ее с полки и взглянула на нее с отвращением. Какое легкомыслие, нет, какое безумие – поставить под угрозу их брак из-за такой ерунды!
Она подняла спираль высоко в воздух и бросила ее в унитаз.
* * *
Телефонный звонок раздался через три минуты после того, как она все увидела своими глазами на экране черно-белого телевизора, установленного в гостиной их апартаментов. Она лежала на ковре, совершенно обнаженная, и делала гимнастические упражнения. Александра так и не поняла, что рекламная пауза вдруг сменилась экстренным объявлением, пока не увидела фотографию. Это был снимок, вделанный в рамку и висевший на почетном месте в их квартире на Манхэттене: Андреас, июньский чемпион Монреаля, со взмокшими и обвисшими от пота светлыми волосами, сжимающий серебряный кубок в правой руке и вскинувший левую, сжатую в кулак, в победном жесте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57