Сам Такшака, род которого был мне неизвестен,
лихо чертил в воздухе кресты и дуги, находясь у...
Пылающая Нюринга!...
Находясь в руке у Хамиджи-давини!
Более того -- прекрасно с ней уживаясь.
-- Давай-давай! -- визжал Такшака, пытаясь вынудить Метлу проскочить
дальше, чем ей хотелось бы, и самому приблизиться к Чин.-- Звени веселей!
Стал Придаток понемногу припадать на третью ногу, и остался лишь с двумя --
мчится голову сломя!..
Ну и так далее -- то ли Волчью Метлу веселил, то ли за Хамиджу радовался.
-- Знатная Беседа! -- пробормотал Чэн, невольно улыбаясь.
Я согласно качнул кистью.
-- У Придатка три ноги -- Небесный Молот, помоги! -- раздраженно буркнул
Обломок.-- Эй, Однорог, тебе что, эти недотепы нравятся? Я не о Метле с Чин...
Я не ответил Обломку -- да он и не ждал ответа. Я смотрел и видел, что
деликатная Волчья Метла чуть придерживает себя при боковых режущих
бросках, и то же самое делает Чин -- но чутьчуть, самую малость, потому что
Такшака с Хамиджой держатся молодцом, и никогда не скажешь, что Хамиджа
-- давини, а прямой Такшака -- из Тусклых -- до того он точен и аккуратен, и
Хамиджа движется просто прекрасно, но к Чин она не прорвется, нет, не успеет,
потому что взмахивает руками при повороте с шагом, а там не надо
взмахивать, там наоборот -- сжиматься надо и прыгать, уж я-то повадки
Метлы знаю, и вообще Такшака для Хамиджи тяжеловат, не привыкла она к
такому, ее-то Блистающий явно полегче был, хоть и тоже обоюдоострый да
короткий, вот только почему он ее не выучил при выпаде вперед не
заваливаться?..
За это время Чэн успел миновать рощицу и подойти к Беседующим почти
вплотную, остановившись у крайнего дерева и прислонясь к его стволу спиной.
Светловолосый батинит увидел нас и хотел было поприветствовать, но Чэн
упреждающе махнул ему рукой -- молчи, мол, не мешай!
Впрочем, Беседующие уже увидели нас, Метла приветственно взметнулась
острием в небо, растопырив все свои боковые лезвия -- и Беседа непроизвольно
прервалась.
-- Не так,-- мягко сказал Чэн, делая несколько шагов к несчастной давини, чье
лицо уже опять ничего не выражало, и лишь маленькая девичья грудь
вздымалась чаще обычного.-- Смотри, как надо...
Понятливая Волчья Метла кинулась к нам, и в последний момент я покинул
ножны, еле коснувшись древка Метлы между зазубренными веточками, а Чэн
мгновенно прыгнул вперед, вертясь волчком -- и спустя ничтожно малый
промежуток времени Чэн уже стоял рядом с не успевшей отклониться Чин,
ласково обнимая ее за шею правой железной рукой, а я лежал на плече Чин,
лезвием щекоча ей мочку уха.
-- Вот так,-- усмехнулся Чэн.-- Теперь ты попробуй...
Лицо Хамиджи неожиданно вспыхнуло, она закусила нижнюю губу, словно
пытаясь сдержать слезы, затем девушка-давини метнулась к удивленному
батиниту, чуть ли не насильно сунула ему в руки изумленного Такшаку -- и
побежала прочь.
Не оглядываясь.
-- Учитель нашелся,-- с укором заметила Чин.-- Она ведь только-только
оживать стала, а ты... Асмохат-та! Великий и могучий!
-- А что я? -- растерянно пробормотал Чэн-Я.-- Я ничего... я ж не знал, что она
обидится!
-- Ладно,-- немного оттаяла Чин.-- Я ее попозже успокою...
-- Ты ее в наш шатер ночевать приводи! -- не удержался Обломок, которому я
перевел слова Чин.-- К Чэну своему! Он вас обеих успокоит... потому как же-ре-
бец! Куда там Демону У! А я под доху спрячусь, до утра...
Этого Я-Чэн переводить для Чин не стал.
А Волчья Метла -- она и раньше не обращала на Дзю особого внимания.
* * *
4
...Ночью я проснулся от странных звуков вне нашего шатра но совсем рядом.
Полуодетый (или полураздетый) и хмурый спросонья Чэн Волчья Метла и Чин
ночевали сегодня отдельно, и мы внутренне винили в этом глупую Хамиджу --
неслышно вскочил, поднял меня с кошмы, и мы выглянули наружу.
-- Ну, что там? -- недовольно пробурчал Обломок, и я еще подумал -- не
слишком ли мы беспечны, что позволяем себе подобное недовольство?
У шатра бродил Куш-тэнгри с Чыдой в руках. На нас они не обратили ни
малейшего внимания. Не до того было. Неправильный Шаман поглаживал
Чыду Хан-Сегри вдоль древка и что-то взахлеб рассказывал ей -- слишком
быстро, чтобы Я-Чэн успевал понимать. Так, с пятого на десятое... Но это было
неважно, тем более что Чыда тоже не могла понимать шамана, она даже
слышала его не так, как Придатки слышат друг друга, а так, как слышит
Блистающий -- Придатка, и это невозможно об яснить, да и не нужно это об
яснять... Они не слышали друг друга, не понимали друг друга, а Куш-тэнгри,
седой мудрый ребенок, все говорил в ночи, и Чыда отвечала ему -- невпопад,
перебивая, одновременно говоря о совершенно разных вещах, о Шулме, о
Кабире, о невзгодах и радостях, об открытии новых миров внутри себя и о
палящем Масудовом огне...
Они разговаривали.
И я не посмел их прервать.
Мы тихо отошли вглубь шатра и легли на кошму, и даже Дзю не произнес ни
слова.
* * *
5
Все было, как обычно.
И проснулись мы с Чэном одновременно, и разбудил нас привычный шум: звон
Диких Лезвий, голоса Блистающих и людей, конское ржание и топот...
"Ну уж нет,-- подумал Я-Чэн и стал неспешно одеваться,дудки! Мы теперь
ученые! Опять, небось, развлекаются с утра пораньше!.."
Мне-то как раз особо одеваться не требовалось: скользнуть в ножны -- дело
нехитрое; а вот Чэну...
Короче, прошло довольно-таки немалое время, прежде чем мы соблаговолили
выбраться из шатра.
И увидели.
Лагерь был полон своих и чужих Диких Лезвий, кругом толпились какие-то
незнакомые шулмусы, шулмуски и шулмусята, старавшиеся друг друга
перекричать (впрочем, для нас с Чэном и свои, и чужие были на одно лицо!), и
всех их было не много, а очень много -- вместе с лошадьми, повозками,
поклажей...
"Захватили,-- мелькнула шальная мысль.-- Проспали водоем! Вот они, люди
Джамухи и Дикие Лезвия Чинкуэды! Сейчас заметят нас..."
Последние слова я произнес вслух.
-- Кто заметит? -- как-то уж слишком невинно поинтересовался Обломок.
-- Они,-- немного растерявшись, ответил я.-- Эти... Дикие Лезвия. И воины
Джамухи. Не видишь, что ли?! Вон их тут сколько... Даже баранов с собой
пригнали!..
И впрямь, с юго-западных холмов доносилось истошное блеяние.
-- Баранов...-- задумчиво проскрипел Дзю.
И не выдержал.
-- Сами вы бараны однорогие! Куда вы смотрите?! Вон туда смотреть надо,
куда я смотрю!..
Мы посмотрели.
К нам шел беловолосый великан Амбариша, облаченный в немыслимо
лохматые шкуры поверх своей обычной одежды, а Огненный Меч Гвениль
разлегся на его плече, и сиял эспадон, надо заметить, во весь клинок, явно
нисколько не смущаясь окружающим столпотворением.
Во имя Нюринги -- что, в таком случае, здесь происходит?!
-- Фальгрим, Гвениль, что все это значит? Кого вы сюда притащили?!
-- И опять не туда смотрите,-- наставительно сообщил Дзюттэ.-- И не у того
спрашиваете. Вы лучше у Махайры спросите, у Жнеца нашего Бронзового! Вон
он за Гвенилем прячется -- боится, наверное... А раз боится -- значит, у него и
надо спрашивать!
Не то чтобы Махайра действительно чего-то боялся, но почему-то изо всех сил
старался выглядеть как можно более неприметным -- только от Дзю не
спрячешься, хоть за Гвенилем, хоть за кем, и пришлось Махайре вместе с
Диомедом двигаться к нам.
-- Где это вы,-- осведомился я,-- разрази вас Небесный Молот, пропадали?!
-- Ты понимаешь, Единорог...-- начал было Гвениль не очень уверенно, но тут
его перебил Махайра, а потом его, в свою очередь, перебил Гвениль, а Диомед с
Беловолосым вообще говорили, не переставая и почти одновременно...
В общем, как понял Я-Чэн из этого гама, дело обстояло следующим образом.
Пока мы с Чэном и Куш-тэнгри "шаманили", мы напрочь забыли, что в мире
существует еще кто-то и что-то, кроме нас самих, и что наши ориджиты с их
Дикими Лезвиями как-то жили и до встречи с нами. То есть, мы совсем не
подумали, что у детей Ориджа здесь есть семьи; но сами ориджиты об этом ни
на минуту не забывали. И поскольку напрямую к Асмохат-та и Пресветлому
Мечу они обращаться не решились, то обратились сперва соответственно к
Фальгриму-эцэгэ с Гвенилем Могучим и Диомеду-эцэгэ с Махайрой
Хитроумным.
Так... похоже, здесь своя иерархия сложилась, на вершине которой Асмохат-та
и Пресветлый Меч сияют, и обращаться к ним по пустякам не следует, а
поскольку для божеств все мирские дела -- пустяки, то...
Нашли к кому обратиться, внебрачные дети Ориджа!
Ну а наши друзья-приятели тут же вызвались помочь в этом щепетильном деле,
подтвердив, что не стоит беспокоить Асмохатта и Пресветлый Меч по столь
незначительному поводу.
-- Просто трогательная заботливость! -- бросил Обломок. И случилось
невероятное: Фальгрим с Диомедом покраснели, услышав это в Чэновом
переводе, а Гвениль с Махайрой смущенно звякнули за миг до того, поскольку
им перевода не требовалось.
...И вот великие герои, олицетворявшие союз силы и ума (эспадон со Жнецом
снесли и этот перл творчества неугомонного Обломка), вместе с ориджитами и
их Дикими Лезвиями отправились освобождать родственников Кулаева
племени, которых взял заложниками Джамуха.
И отдал под присмотр многочисленному племени маалеев.
"Слова-то какие,-- уныло подумал я.-- "Освобождать", "взять в заложники"...
маалеи, опять же, какие-то! И что главное -- нам с Чэном слова эти особо
дикими уже не кажутся! Привыкаем, что ли? Ох, привыкаем... что ж в тебе
такого, Шулма?!."
...Так что вскоре у мест обычных осенних кочевий племени маалеев об явились
двое кабирцев и двое Блистающих, а также дюжина ориджитов с примерно
двумя десятками Диких Лезвий.
И во главе -- юный Кулай-нойон.
Это, значит, против целого племени, которому дети Ориджа и в лучшие-то дни
уступали в численности раза в три...
Фальгрим начал было что-то нести о том, что истинный мужчина врагов не
считает, но Чэн живо оборвал Беловолосого, предложив истинному мужчине не
отклоняться от повествования.
...Сколько мы потом ни спорили с упрямым Дзю на тему, кому больше везет --
героям или дуракам -- но нашим приятелям несомненно повезло: маалеев на
месте не оказалось. Ориджиты немедленно обнюхали близлежащую степь, и это
их отнюдь не утешило маалеи ни с того ни с сего собрались и двинулись в
сторону ставки гурхана Джамухи.
И Мои-Чэновы друзья не нашли ничего лучшего, как поехать следом.
И поехали.
Быстро-быстро.
И на второй день им снова повезло (обиженный Гвениль заявил, что повезло
как раз маалеям, но Махайра предупредительно зашелестел, и эспадон умолк,
предоставив продолжать Жнецу).
Как оказалось, нетерпеливые маалейские воины со своими Дикими Лезвиями
ускакали вперед, а герои-освободители нагнали их обоз: скрипучие повозки с
нехитрым и хитрым шулмусским скарбом, блеющие овцы, вопящие дети -- а
также женщины, старики и подростки, в том числе и из семей ориджитов-
заложников.
Охраняли все это пестрое, шумное, медленно движущееся вперед сборище всего
восемь молодых Диких Лезвий со столь же молодыми Придатками-маалеями.
Когда обоз остановился, первым к маалейским охранникам под ехал Кулай --
безоружный в знак миролюбия -- и стал вещать недоверчиво притихшим
маалеям о великом Асмохат-та, а настороженно обнаженные Дикие Лезвия
внимали убедительному свисту Гвениля и Махайры, затеявших
незамысловатую Беседу.
Вскоре красноречие Кулая иссякло, и к нему на подмогу поспешил старый
хитрец Тохтар-кулу. Пока Махайра Беседовал с Гвенилем, вызывая всеобщее
восхищение, а ориджитские Дикие Лезвия с визгом пытались вбить в
нечищенные маалейские клинки истину о Великом и Единственном Пресветлом
Мече ("Вбить?" -- переспросил я, но Гвениль сделал вид, что не расслышал),
Тохтар-кулу спешился, невозмутимо подошел к ближайшей повозке и извлек из
нее чей-то кобыз -- ту самую палку со струнами, которая была способна
рождать столь любимые шулмусами звуки, более всего похожие на скрип
немазанной телеги и мяв прищемившего хвост кота одновременно.
-- Дрянной кобыз, однако,-- проворчал Тохтар-кулу и махнул рукой.-- Ну и
пусть... сойдет.
И через мгновение просто ошалевшие от такой наглости маалеи сподобились
услышать "Джир об Асмохат-та" в исполнении соловья степей, старого
Тохтара.
Джир этот Тохтар, не мудрствуя лукаво и беря пример с Диомеда, почти что
сочинял на ходу, опуская несущественные с его точки зрения подробности и
добавляя к Моим-Чэновым деяниям немерянное количество новых подвигов.
Тем более, что слухи о появлении Асмохат-та каким-то непонятным образом
уже разнеслись по степи, и лишние подвиги в изложении Тохтара пришлись как
раз кстати!
Ну, а под конец, как сообщил мне развеселившийся Махайра, эспадон Гвениль
Могучий напрочь испортил то ли две, то ли три телеги, причем последнюю
оглоблю перерубил не поперек, а чуть ли не вдоль -- во что верилось с трудом,
зная скорого на выдумку Махайру.
Так или иначе, маалеи и Дикие Лезвия (не считая визжавших от восторга
шулмусских подростков, ахавших женщин и одобрительно цокавших языками
седобородых патриархов) бысто прониклись величием Асмохат-та и
Пресветлого Меча, а поскольку догонять своих сородичей и сообщать о
похищении ориджитских семейств было для воинов-маалеев позором -- то и
увязались молодые маалеи со своими Дикими Лезвиями, а заодно и с
маалейским обозом, вслед за освободителями и освобожденными к священному
водоему, дабы лицезреть и приобщиться...
-- Ну ладно,-- прервал Я-Чэн словоохотливых рассказчиков.Это все понятно, но
бараны! Бараны-то откуда?! Их что, маалеи тоже в заложниках держали?!
-- Как -- откуда? -- недоуменно воззрились на нас герои.-- Это ж добыча! Ты
шулмусов своих чем кормить собираешься? -- а они знаешь, какие
прожорливые! Вот и угнали мы по стаду-другому! Там, за холмом, еще табун
один есть...
Дзю сверкнул гранями и расхохотался.
-- Махайра Хитроумный и Гвениль Могучий,-- заявил Обломок, ни к кому
конкретно не обращаясь.-- Гроза телег и баранов... дрожи, Шулма!
* * *
6
Освободители-угонщики, ничуть не обидевшись на Дзю, порывались сообщить
нам еще что-то -- по их мнению, главное -- но тут нас прервал вопль Куш-
тэнгри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69