Мяса мне с утра не
хотелось, но ан-Танья словно предугадал мои желания: сыр, зелень, лепешки и
крепкий чай. Как раз то, что надо. Кроме нас с Косом, несмотря на довольно
поздний час, никого в харчевне не было -- и я принялся жевать.
Закончив трапезу, я жестом подозвал длинноносого хозяина.
-- А скажи-ка мне, любезный, здесь ли еще эта старуха... то есть Матушка Ци?
Вопрос был совершенно безобидный, но маленькие глазки нашего караван-
сарайщика почему-то тут же забегали -- причем в разные стороны.
-- Нет, почтеннейший, нет, благородный господин, она на рассвете ушла -- рано
встала, поела, сказала, что расплатится в другой раз и ушла.
Что-то непохож был наш хозяин на человека, с которым можно расплатиться в
другой раз. Во всяком случае, без воплей и скандалов.
-- Не сказала -- куда?
-- А она никогда не говорит.
-- Так ты, любезный, ее знаешь?
-- Ну вы спросите, благородный господин! Да эту старую ворожею... то есть
Матушку Ци, конечно, каждый караван-сарайщик на Фаррском тракте знает.
Раз в полгода непременно объявляется...
-- Много путешествует, значит,-- то ли спросил, то ли просто заметил Кос.
-- Много? Да, почитай, только этим и занимается!
Далее продолжать разговор не имело никакого смысла -- хозяин или ничего
больше не знал, или не хотел говорить.
-- Спасибо,-- небрежно кивнул я, а Кос сверкнул монетой -- и хозяин, поймав
мзду на лету, понятливо исчез.
-- Говорила -- еще, мол, свидимся,-- пробормотал я, ни к кому не обращаясь.--
Ну что ж, может, и свидимся... Вот тогда и получишь, Матушка, свои записи
обратно.
Потом я повернулся к ан-Танье.
-- Мы тут немного задержимся.
-- Зачем?
-- Да так... выяснить кое-что надо. Пришла пора завязать более тесное
знакомство.
Кос непонимающе поглядел на меня. Действительно, о каких выяснениях и
знакомствах могла идти речь, если в караван-сарае кроме нас и хозяина,
похоже, никого не осталось?
Впрочем, я-то знал -- что надо выяснить и, главное, у КОГО!
Я неторопливо поднялся из-за стола -- еще бы, после такого завтрака! -- и
прошел в нашу келью. Все еще недоумевающий Кос проследовал за мной.
Усевшись на низкую кровать, я аккуратно положил рядом с собой Дзюттэ и
Сая Второго, и, глубоко вздохнув, взялся правой рукой за рукоять Единорога.
-- А ты, Кос,-- за миг до того обратился я к усевшемуся было на свою кровать
ан-Танье,-- бери-ка эсток и поупражняйся. Вон мой доспех на стене развешен --
давай коли и представляй, что в доспехе -- я. Или не я. И пробуй не
останавливаться. Дескать, если я или не я в железе, то ничего страшного ни с
кем не случится. Давай, давай, не стесняйся...
И -- странное дело! -- Кос послушно взял Заррахида и шагнул к стене, на
которой висел доспех аль-Мутанабби.
А я тут же забыл о Косе, доспехе и Заррахиде, окунувшись вместе с Единорогом
в разговор Блистающих.
На этот раз мои приятели решили сменить тактику, перейдя от кнута к
прянику.
-- Слушай, Вилорогий! -- вещал Обломок,-- да ты у нас молодец! Можешь ведь,
если захочешь! Так вчера душевно по-Беседовали, что просто...
Похвалы Саю явно нравились, а на "Вилорогого" он, видимо, решил не
обижаться -- и правильно, потому что тогда ему пришлось бы обижаться на
Дзю через каждое слово.
Как мне в свое время -- на Друдла...
-- Понятное дело, могу! -- хвастливо заявил польщенный Сай, и я неслышно
расхохотался.-- Если б еще Заррахидову Придатку руку левую, как надо,
поставить, мы б вас тут по всему двору гоняли, как хотели! И тебя, Обломок, и
Рога Единого, и Придатка вашего железнобокого! И посох этот дурацкий, с
бубенцами...
Я чувствовал, что Дан Гьен с трудом сдерживается, чтоб не смазать пряник
похвалы чем-то похуже арахисового масла; да и у Дзюттэ наверняка вертелась
на кончике клинка очередная колкость, но, взяв определенный тон, надо было
держать его до конца.
-- Ч что же вы, все такие... герои? Ну, те, кто Шулму видал? -- со скрытой
издевкой, которую Сай, похоже, заметил, поинтересовался Единорог.
-- Шел бы ты в ножны! -- огрызнулся Сай.-- Герои... Тебя б туда хоть на денек,
небось сразу понял бы...
Он умолк, не докончив фразы.
И тут я не выдержал, а Единорог согласно звякнул, представляя себя в мое
распоряжение.
-- И вы решили сделать героями нас! -- не спросил, а твердо отчеканил Я-
Единорог.-- Спасая нас от Шулмы, вы принесли ее сюда, чтобы и мы поняли...
-- Да! -- чуть ли не взвизгнул Сай, и тут до него дошло.-- Кто это? Кто это
сказал?! Это ты, Заррахид?!
Сай был весьма напуган, и я сообразил, что когда я говорю через Единорога,
то у Дан Гьена сильно меняется, так сказать, голос -- звучание, интонации,
характер и все такое. Неважно, что говорит посредством совсем иных звуков,
чем я -- голос-то все равно меняется.
Как, наверное, и у меня, когда говорю не я, и даже не Я-Единорог, а Единорог-
Я.
-- Нет,-- недоуменно брякнул эсток о мой доспех.-- По-моему, это Единорог.
-- А почему у него тогда голос такой?! -- Сай не на шутку разволновался.-- Он
чего, перегрелся?
-- А потому что это не я -- верней, не совсем я -- говорю,-- заявил уже Единорог-
Я.-- Это говорит Чэн Анкор, тот, кого ты называешь моим Придатком.
-- А я его по-всякому называю,-- самодовольно заявил Обломок.-- У меня
воображение богатое... и нездоровое.
-- Вы что тут, с нарезки съехали?! -- завопил несчастный Сай.-- Как это
Придаток может со мной, с Блистающим, разговаривать?! Как он вообще
может...
-- Может-может,-- прервали его мы с Дзю одновременно.
-- Мы много чего можем, Сай,-- продолжил уже я сам, без Обломка, потому что
шуту тоже было не вредно меня послушать, раз у него такое воображение.-- Вы,
Блистающие, кого мы звали оружием, и мы, люди, кого вы звали своими
Придатками -- каждый из нас считал (да и считает), что именно их род правит
миром, а прочие -- не такие -- у него, у венца творения, в услужении. Ну что ж...
я готов простить Но-дачи и его Придатку... тьфу ты! То есть я хотел сказать --
его хозяину... слушай, Единорог, не обижайся!.. Короче, я готов простить им
обоим свою отрубленную руку, потому что волей случая я, человек, не раз
державший в руке меч -- лишь железную, невозможную руку я сумел протянуть
Блистающему, как равному! И не все ли равно, в конце концов, кто из нас
правит миром?! Тем более, что вы привезли из Шулмы зародыш такого мира,
которым не то что править -- в котором жить не хочется!
-- А мне, ты думаешь, хочется?! -- запальчиво перебил меня Сай.-- Я когда
своего, первого заколол -- мне... я чуть не сломался на этом! Потом, правда,
полегче стало, но все равно...
Сай помолчал.
-- Мне кажется,-- наконец бросил он,-- что у меня сейчас боковые усы в узел
завяжутся. Или винтом закрутятся. Или еще чего... Как ты сказал, тебя зовут?
Если, конечно, ты не Единорог.
-- Чэн. Чэн Анкор.
-- И ты этот... человек? Который как бы Придаток, но человек?
-- Как бы да,-- чуть насмешливо ответил я.
-- И говорит со мной сейчас не Единорог, а ты? Через эту самую... железную
руку?
-- И он еще называл меня -- меня! -- тупым! -- не выдержал Дзюттэ.-- Да через
руку он говорит, через руку -- не через ногу же! Ну, кто теперь из нас тупой?!
Впрочем, потрясенный Сай оставил этот выпад без внимания -- и, опять же,
правильно сделал.
-- Наверное, тогда ты должен меня ненавидеть,-- едва шелохнулся он.
-- Наверное, должен. Но не могу. Во-первых -- ты уж прости -- я лишь недавно
понял, что оружие можно ненавидеть так же, как и человека; а во-вторых,
убивать мы с Единорогом уже научились, а вот с ненавистью что-то плохо
получается -- во всяком случае, если всерьез и надолго. Не готовы мы к этому...
хотя уж как нас в последнее время готовили! То, что делал ты и тебе подобные,
пускай из самых благих побуждений -- это ведь тоже Путь. Путь Меча... к
сожалению. И да будет милостив к вам гордый Масуд-оружейник, несчастные
Блистающие, побывавшие в прошлом!..
-- Спасибо,-- еле слышно прошептал Сай.-- Нет, Единорог, это и впрямь не ты...
ты злой, а этот... этот добрый. Он меня понимает...
"Ну, вот,-- рассмеялся Единорог глубоко внутри меня,-- Чэн Анкор, любимец
заблудших Блистающих. И его злобный меч..."
-- Сколько вас осталось? -- спросил Единорог у Сая, не дожидаясь меня.
-- Шестеро. Если со мной считать. Шесть Блистающих и пять Придат... э-э-э...
пять человеков. А зачем вам это? Чтоб ловить проще было, да?! Или перебить
поодиночке?!.
Чувствовалось, что Сай огрызается скорее для порядка, сам не очень-то веря в
собственные слова.
-- Знать хотим, ржа тебя заешь! -- лязгнул Дзюттэ.-- Делать что-то надо! А то и
впрямь Шулма сюда нагрянет, а мы тут все, так сказать, гостеприимные... или
мы с вашей помощью гостеприимность свою так исполосуем, что сами, не
дожидаясь, в Шулму заявимся, концы света с концами сводить! Думать, думать
надо. И вам думать, и нам, и всем...
... Сай боялся. Боялся поверить. Но у него не было выбора. Во-первых, он устал
от одиночества и страстно желал снова стать своим, одним из сообщества;
более того, у Сая были несомненные виды на Коса. Потеря Придатка -- чтоб
лишний раз не путаться, я решил принять это слово без обид и глупостей -- так
вот, потеря Придатка, сами понимаете, дело нешуточное.
Ну а во-вторых, если мы все-таки обманщики и негодяи, то на втором плане
размышлений Сая резко возникал образ долговязого немытого Придатка в
холщовых штанах, грузившего на арбу при помощи Сая Второго -- что бы вы
думали? -- вот-вот, это самое и грузившего...
И Сай, как говаривали кабирские стражники-айяры, раскололся. Похоже, он и
сам давно мечтал этим с кем-нибудь поделиться.
Впрочем, знал он не слишком много.
4.
Рассказ Сая о его пребывании в Шулме почти дословно повторял судьбу Но-
дачи, рассказанную Единорогу покойным Детским Учителем, или судьбу
Асахиро Ли, Придатка Но-дачи, рассказанную мне покойным Друдлом -- или
уж как хотите, потому что не в этом дело.
Отнюдь не в этом.
А вот после их побега из Шулмы...
Девять их осталось. Девять Блистающих и семь Придатков. Тех, кто сумел
прийти в Шулму и уйти из Шулмы, оставив там часть своей жизни и часть
чужой смерти; девять Блистающих и семь людей, дважды прошедших Кулхан...
Мало их было. Очень мало.
Так и сидела эта малость на границе Мэйланя, перед открытыми дорогами в
Кабир, Дурбан, Лоулез, Харзу -- и за спинами их незримо оставалась Шулма и
встающие над ней Джамуха Восьмирукий и прямой короткий Чинкуэда,
Блистающий-убийца не по принуждению, а по призванию.
И еще там были рукоплещущие Джамухе шулмусы и Дикие Лезвия шулмусов.
Девять Блистающих и семь Придатков уже знали, что это такое.
И еще они знали, что дело их неизбежное и безнадежное. И страшное оно, их
будущее дело. Страшное именно своей неизбежностью и безнадежностью. Но
другого выхода у них не было. Или был -- но они не сумели его найти.
Они разделились. Но-дачи, Шото и три Сая отправились в Кабир. Кривая и
острая до безумия сабля Кунда Вонг, а также ее спутник, очень прямой и очень
упрямый двуручник Клейм (почему-то свое полное имя -- Клеймора -- он считал
женским и потому не любил) двинулись в Харзу.
Как я понял, именно Кунда Вонг или Клейм убили друга Эмраха ит-Башшара,
прошлого Придатка Пояса Пустыни.
Двулезвийная секира из семьи Лаброс, полного имени или прозвища которой
Сай не запомнил, и отчаянный Акинак Джанг свернули западнее, мимо Хаффы
к Оразму, намереваясь достичь Лоулеза.
Это были лишь примерные маршруты, которые каждый был волен изменить в
случае необходимости.
Они договорились встретиться в Мэйлане через полгода -- те, кто переживет
эти полгода. Ну, а то, что произошло вскоре в Кабире, мы -- Дзюттэ, Единорог
и я -- уже и так знали, и Сай лишь добавил несколько малозначащих деталей к
общей картине. Затем, по словам Сая, Но-дачи отправился первым в Мэйлань,
а три Сая и Шото... в общем, понятно.
Собственно, вот и все, что смог поведать нам Сай Второй.
Немного.
Теперь, правда, мы точно знали остальных. И время встречи. И место встречи.
Мэйлань.
5.
... Я сидел и молчал, осмысливая услышанное и соображая, какую все-таки
пользу можно извлечь из полученного знания. Единорог. Обломок и Сай
Второй тоже помалкивали. И тут...
И тут кто-то заговорил.
Поначалу я даже не сразу понял -- кто, но после первого удивления до меня
дошло, что это не кто иной, как эсток Заррахид.
Мой дворецкий.
В смысле -- меч моего дворецкого.
А точнее -- дворецкий моего меча и меч моего дворецкого.
А еще точнее -- бывший дворецкий... и так далее.
-- Ну вы даете! -- восхищенно заявил Заррахид, в последний раз звякнув о
зерцало доспеха, и лоск столичных манер как-то совершенно слетел с него. Я
еще подумал, что такая перемена вообще невозможна -- если сравнить наших
дворецких до и после увольнения -- но мне ли говорить о невозможном...
-- Ну вы даете! Это ж надо было так ему набалдашник заморочить! А он вам
все и выложил!.. Молодцы, право слово!
Едва я понял, что практичный эсток убежден, будто все это время хитрый
Единорог не своим голосом дурачил легковерного Сая, как еще один голос чуть
окончательно не свел меня с ума.
-- Может, за лекарем сбегать? -- поинтересовался этот голос.-- С кем это ты
разговариваешь, Чэн? Ушастый демон У привиделся?
-- Я? С кем это я разговариваю? -- это было первое, что пришло мне в голову.
-- Вот об этом я тебя и спрашиваю! Сидишь тут уже битый час и бредишь с
открытыми глазами... Бормочешь что-то о каких-то Блестящих, как ты им
зачем-то свою железную руку протягиваешь, от имени человечества!.. Ну и в
том же духе. Я, конечно, понимаю -- ночью мало спал, бабка эта вредная... Так
за лекарем идти или уже не надо?
Ну вот! Оказывается, общаясь с Блистающими, я кое-что проговаривал вслух.
И участливый ан-Танья решил, что у меня не все в порядке с головой...
Впрочем, еще недавно я и сам бы так решил.
Кажется, опять придется убеждать. Причем обоих одновременно. Та еще
парочка -- Кос с Заррахидом... один другого доверчивей.
И я заговорил, тяжело вздохнув. Вслух -- для ан-Таньи; и через Единорога -- для
Заррахида. Я часто запинался, пытаясь говорить то попеременно, то сразу для
обоих; очень хотелось раздвоиться. Может, выпить жбан-другой и глянуть в
зеркало -- а вдруг раздвоюсь?
Чего на свете не бывает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69