Затертые до блеска мешочки с гранатами оттягивали ремни.
Человеку, привыкшему любоваться строгими колоннами войск, может быть, неприятно было смотреть на шагающих вразнобой красноармейцев, на ломаные шеренги. Но в этих нестройных рядах член Военного Совета искал и находил признаки особого фронтового порядка, присущего тем воинским частям, которые много раз вступали в бой и готовы в любую минуту быстро и привычно развернуться цепью, огнем встретить врага. Член Военного Совета отмечал разумную целесообразность построения колонны: следом за каждой ротой ехали повозки с пулеметами и боеприпасами. За головными подразделениями прошла батарея - сытые, крепкие кони легко вынесли на взгорок орудия.
Вглядываясь в лица бойцов, комиссар видел не только усталость, вызванную боями, длительными переходами и бессонными ночами. Он видел главное - уверенность движений, полное отсутствие нервозности, какая бывает на фронте у новичков. И еще - присущее всем им какое-то жесткое выражение глаз.
Разгулявшийся ветер гнал желтые, шуршащие листья, заметал ими дорогу, заглушал недружный топот солдатских ног. Ряд за рядом шли и шли мимо обвешанные оружием бойцы, иные сгорбившись, другие распахнув гимнастерки, подставляя осеннему ветру разгоряченную грудь.. Иногда белели в рядах повязки раненых, и обязательно возле, раненого шел кто-нибудь, навьюченный двойной ношей, своей и товарища.
- Какие люди! - негромко сказал член Военного Совета. - Много я видел парадов, но, чтобы понять армию, чтобы понять дух бойцов, надо увидеть вот это, - показал он рукой. - Это настоящие солдаты, настоящая гвардия.
- Разбитая гвардия, - хмуро ответил полковник.
- Нет, разбитые армии бегут. Они рассыпаются и погибают. А это те люди, которые погонят врага назад… Нам с самого начала недоставало опыта и злости, А у этих бойцов и командиров есть и то и другое.
- Мало тяжелого оружия.
- Рабочие дадут нам его, новое и в достаточном количестве. Люди - это самое главное… А вы, полковник, скажу вам прямо, серьезно больны.
- Я совершенно здоров.
- Есть такая хворь - неверие в человека. Это очень опасно. Не доверять людям - значит потерять почву под нотами. Вам нужно лечиться, и поскорее.
- Я постараюсь.
Мост проходили последние ряды красноармейцев. Замыкали строй два командира. Один худощавый, с прямыми плечами, туго стянутый ремнем. На коричневом от загара лице с ввалившимися щеками отчетливо проступали белесые брови. К петлицам пришиты по три выцветших матерчатых кубика. Рядом с ним, придерживая висевший на груди автомат, шагал высокий старший сержант. Лицо у него несколько удлиненное, с резкими чертами. На выдающемся вперед подбородке - глубокая как разрез, ямочка.
Возле члена Военного Совета оба остановились.
- Старший лейтенант Бесстужев. Исполняю обязанности командира полка, - представился первый. Голос его звучал сухо, смотрел он настороженно, будто спрашивал взглядом: «Ну, что вы еще тут нам придумали?»
- Старший сержант Дьяконский, командир стрелковой роты, - пристукнув каблуками разбитых сапог, четко доложил второй. Он с явным любопытством разглядывал члена Военного Совета.
- Здравствуйте, товарищи, - комиссар пожал им руки. - Хороших бойцов вы привели. Очень хороших и очень кстати. Что, люди сильно устали?
- Устали, - ответил Бесстужев. - Люди вымотались.
- Сколько времени вам нужно на отдых?
- Ну хотя бы до завтрашнего утра. До утра немцы главными силами не подойдут. А нам бы выспаться, окопы не рыть.
- Хорошо. Окопы для вас приготовят. А как вы оцениваете этот рубеж?
- Место выгодное, товарищ член Военсовета. Река, лес. Есть где укрыться. Отойдет с того берега наш арьергард - мост взорвем.
- Трое суток здесь продержитесь? - спросил комиссар, обращаясь сразу и к полковнику и к старшему лейтенанту. Полковник пожал плечами: я, дескать, свое мнение высказал.
- Сколько нужно, столько и продержимся, - оказал Бесстужев. - Пока людей хватит.
- Только бы с флангов не обошли, - добавил Дьяконский. - Они это любят, а соседей у нас, очевидно, нету.
- Растяните на флангах милиционеров и ополченцев, - посоветовал комиссар. - Там бездорожье, там немцы крупными силами не пойдут. Главный удар они нанесут здесь.
- Это точно, - подтвердил Бесстужев.
- Простите, товарищ член Военного Совета, - заговорил полковник. - Я просил бы вас давать указания непосредственно мне. За боевой участок отвечаю я, а не старший лейтенант.
Бесстужев и Дьяконский удивленно переглянулись. Виктор кивнул чуть заметно: уязвленное самолюбие!
Дивизионный комиссар недовольно прищурился.
- Здесь, полковник, справятся и без вашего руководства. Вернетесь со мной в Харьков… А вас, товарищ старший лейтенант, назначаю командиром участка. Милиция и ополченцы передаются в ваше подчинение… Могу я надеяться, что эта дорога на три дня для немцев закрыта?
- Да, - сказал Бесстужев. - Будет выполнено.
- А вы как думаете, товарищ старший сержант?
- Наш полк еще ни разу не отступал без приказа.
- Ну, а по приказу много отступали? - улыбнулся член Военного Совета.
- С самого начала…
- Сколько раз были в бою?
- Теперь уже трудно сосчитать.
- А вы заметили, товарищи, как изменились немцы за последнее время?
- Не особенно, - ответил Бесстужев.
- Разве что техники поменьше, - добавил Виктор. - Раньше танки сотнями лезли, а теперь десятками…
- А солдаты?
- Осторожнее немцы стали.
- Они начинают разочаровываться, - сказал член Военного Совета, глубже надвигая фуражку. - Они думали совершить прогулку, а мы бьем их в хвост и в гриву. Это им не очень нравится… Чем я могу вам помочь? - спросил он, доставая из кармана блокнот. - Что вам требуется в первую очередь?
Бесстужев задумался.
- Батарею противотанковых пушек, - он загнул палец на левой руке. - Сотни три бутылок с горючей смесью. Противотанковых гранат.
- Бутылки и гранаты доставят к утру, - ответил, записывая, комиссар. - Пушки не обещаю. Это все?
- Пополнение бы нам, - вздохнул Бесстужев. - С комсоставом совсем плохо. Хоть бы младших лейтенантов прислали. У меня ефрейторы взводами командуют.
- И справляются?
- Постольку-поскольку. Кадровые, опыт есть.
- Вы отберите несколько десятков кадровиков и направьте их к ополченцам. Там народ хороший, сознательный народ, а опыта боевого не имеют.
- У меня у самого каждый человек на счету!
- Ополченцы - это теперь тоже ваш полк. И вам просто грех командиров себе просить. У вас же замечательные обстрелянные люди. Выдвигайте их на должности, присваивайте звания.
- Прав у меня таких нет.
- Ходатайствуйте перед Военным Советом. Да не задерживайтесь с этим. Командиров нам нужно много. Мы сами у вас фронтовиков брать будем.
Дивизионный комиссар посмотрел на часы, подумал.
- Вот что, товарищ старший лейтенант. У меня еще есть время. Соберите красноармейцев, я побеседую с ними.
* * *
Бойцы выстроились неподалеку от моста.
- Смирно! - скомандовал Бесстужев и, вскинув руку к козырьку, шагнул навстречу члену Военного Совета, спустившемуся с пригорка. Хотел отрапортовать по всей форме, но комиссар сказал громко:
- Отставить!
И, повернувшись к красноармейцам, предложил:
- Подходите, товарищи, ближе.
Шеренги сломались. Бойцы, стоявшие впереди, сели на землю.
Все ждали каких-то высоких, торжественных слов, А комиссар начал просто.
- Вчера я побывал у харьковских рабочих. Прямо скажу - трудно им сейчас. Из цехов не выходят по целым суткам. И едят у станков, и, если сон сморит, ложатся тут же. Делают оружие для вас, для своих защитников. Харьковские рабочие просили меня передать братский привет фронтовикам и узнать, как вы тут воюете. Я с удовольствием передаю привет вам, воинам вашего полка. И еще от себя добавлю: спасибо, товарищи! Вы хорошо сражались, в вашем полку хорошие командиры и бойцы. Я уверен, что и впредь вы будете бить врага как надо. Вы теперь обстрелянные солдаты, вас, как говорится, нахрапом не возьмешь. Я вам, товарищи, поскольку тут все свои, открою одну военную тайну: скоро придет день, когда мы повернем на запад и погоним фашистов с нашей советской земли. Впрочем, какая это тайна, - улыбаясь, развел он руками. По рядам прошелестел смех. - Вы, товарищи, и сами об этом догадываетесь. Вы же сами, уничтожая немецких солдат и технику, приближаете день наступления.
Дивизионный комиссар помолчал. Лицо его стало серьезным.
- Что же это такое, скажете вы, обстановка на фронте трудная, Красная Армия отступает, а член Военного Совета говорит о том, как будем врага гнать? Не слишком ли он торопится? Не слишком ли вперед забегает? Нет, товарищи! - махнул он рукой. - Я вот сегодня беседовал с одним старшим сержантом из вашего полка. По его словам, в начале войны немецкие танки шли сотнями, а теперь - десятками. И это правильно. Фашисты потеряли много техники, много солдат и с каждым днем теряют все больше. Далеко они зашли, спору нет. Но они все чаще получают от нас по зубам и скоро получат такой удар, от которого не оправятся… Сегодня третий день идет бой в Полтаве. Там наши кавалеристы и танкисты замечательно дерутся. Немцы там уже обожгли руки. А вы должны выполнить свою задачу здесь, на этом рубеже. Командование возлагает на вас большие надежды…
Красноармейцы слушали с напряженным вниманием. Им нравилось, что член Военного Совета стоит среди них, как среди равных.
Он коротко рассказал о положении на фронтах, потом спросил:
- Какие вопросы будут ко мне?
Бойцы молчали, поглядывая друг на друга. В задних рядах взметнулась рука. Красноармейцы расступились, пропуская товарища. Виктор узнал пулеметчика Ванина.
- Разрешите, товарищ член Военного Совета? Правда или нет, немцы в листовках пишут, что Москву окружили?
- Брехня она брехней и останется, - ответил комиссар. - В Москве все спокойно, можете не сомневаться. Я вчера вечером с Москвой по телефону разговаривал.
- Так, - удовлетворенно произнес пулеметчик. - Мы так и думали… Еще, значит, интересуется народ насчет урожая. Фашист много земли отхватил. Как теперь с хлебом-то? На зиму хватит?
- Урожай, товарищи, убран полностью. Продуктов у нас достаточно. Вы вот будете домой писать, не забудьте женщинам поклониться. Они в поле и за себя, и за вас работают…
Сразу же после беседы дивизионный комиссар, простившись с бойцами, пошел к своей машине. Бесстужев предложил ему поужинать.
- Неплохо бы закусить, да вот начальник не позволяет, - показал комиссар на часы.
Старшина Черновод, вспомнив, что в неприкосновенном запасе хранятся плитки трофейного шоколада, побежал в обоз. А когда возвратился, зеленая легковая машина была уже далеко, неслась по дороге, подскакивая на ухабах.
- Эх ты, жалость какая! - огорчился Черновод. - Уехал голодный, где он поест теперь, на ночь глядя? Тоже ведь незавидная у него жизнь. Забот полон рот, мотайся то туда, то сюда.
- Ничего, не переживай, - произнес Бесстужев, двигая бровями. - Он через пару часов в Харькове будет. А вот нам он задачку задал. Иди, собери командиров. Надо совет держать.
* * *
Передовые отряды немцев вышли к Ворскле в этот же день. Силы их были пока еще невелики. Фашисты попытались мелкими группами переправиться в нескольких местах через реку, но, встреченные частым беспорядочным огнем ополченцев и милиционеров, сразу же отступили. Командир милицейской роты доложил Бесстужеву, что атака отражена и что противник отброшен. Старший лейтенант в свою очередь разъяснил командиру роты, что никакой атаки не было. Немецкая разведка прощупывала нашу оборону и отошла сама, как только по ней начали стрелять. Бесстужев запретил открывать стрельбу из пулеметов по мелким группам, чтобы не выдавать расположение огневых точек.
Когда стало темнеть, немцы сели в грузовики и уехали ночевать в село, оставив на западном берегу реки боевое охранение.
Красноармейцы отдыхали в глубине леса. Измученные долгими переходами, люди крепко спали. Бесстужев и Дьяконский тоже рассчитывали выспаться наконец этой ночью. Легли на одеяло, расстеленное в шалаше, накрылись шинелями.
Но они не успели даже задремать. Старшина Черновод, дежуривший у телефона, сообщил, что на участке ополченцев через реку переплыли какая-то женщина и хочет немедленно видеть «самого главного командира».
- Пусть приведут сюда, - сказал, подавляя зевоту, Бесстужев. - Вот черт, одеться надо, - кряхтел он, доставая сапоги. - Неудобно все-таки… Ты бы волосы пригладил, - посоветовал он Виктору. - Уж больно лохматый.
Женщина пришла в сопровождении двух ополченцев. Маленькая, босая, она сначала показалась Бесстужеву совсем молодой. Она поеживалась от холода. Сквозь мокрое, прилипшее к телу платье, просвечивал белый бюстгальтер.
- Черновод, принесите сухую одежду. Да побыстрей, - распорядился Бесстужев. Протянул женщине флягу с водкой. Она оттолкнула его руку и спросила вздрагивающим голосом.
- Товарищ командир, вы тут самый главный?
- Вроде бы я, - ответил Бесстужев. - Выпейте глоток. Согреетесь.
- Нет-нет! Дайте я расскажу. Надо скорей идти к детям. Им там есть нечего, немцы все взяли себе. Но дело совсем не в этом. Нас прогнали в подвал и никому не разрешают выходить оттуда, - женщина говорила очень быстро и сумбурно, перескакивая с одного на другое. Бесстужев не перебивал ее, давая возможность успокоиться. Теперь он лучше разглядел ее. Ей было уже за тридцать. Лицо круглое, почти лишенное подбородка. Слишком большой рот и редкие зубы делали ее некрасивой.
Из слов женщины постепенно выяснилось, что зовут ее Варей и что она - воспитательница из детского дома. Когда приблизился фронт, для эвакуации детей обещали прислать грузовики. Но грузовиков долго не было. Тогда директор увел старших ребят на станцию пешком «Тридцать километров, вы представляете?!»). Он увел детей вечером, а наутро приехали немцы. Теперь все оставшиеся воспитанники сидят в подвале. Фашисты ходят по двору и стреляют: охотятся за курами и за кроликами. Кроликов много было в детском доме, а теперь они разбежались по всей территории.
И еще Варя сказала, что в подвале холодно, сыро, а среди детей есть больные. И что вообще нельзя оставлять детей там, где фашисты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114