- Ведь столько лет рядом, бок о бок сидели, а, Настя?
- Да, - сказала она, ниже опустив голову.
- И не видел, что у тебя такие колечки на шее.
- Ты многое не замечал.
- А руки у тебя всегда полынью пахли.
- Это от веника… Плохо, да?
- Что ты, наоборот! Твой запах.
Игорь наклонился и неловко поцеловал шею, покрытую белым пушком. Настя вздрогнула, вскочила, повернулась к нему. Глаза были полны слез. Он, зажмурившись, обнял ее, с отчаянной решимостью поцеловал сухие и твердые губы, ощутив холодок зубов.
- Игорь, Игорек, - шепотом говорила она, чуть отодвигаясь, но не отталкивая его. - Игорек, милый, не надо!
«Что я делаю? - с ужасом подумал Игорь. - А Оля?»
Руки его скользнули с плеч Насти. Она отвернулась, быстро отошла к печке. Долго молчали.
«Обиделась», - решил Игорь, поглядывая на девушку, стоявшую спиной к нему.
- Ты не против, что я в Москву собралась? - спросила вдруг Настя.
Голос ее звучал неуверенно.
- Конечно, нет! Это ведь даже здорово! - воскликнул он. - Вдвоем веселей будет!
Он радовался тому, что Настя не заплакала, что все кончилось так просто и хорошо.
Строго наказав Славке и Людмилке, чтобы не мешали, Игорь учил в беседке литературу. Дело двигалось медленно. Он часто задумывался, отвлекался. После встречи с Настей все перепуталось у него в голове. Он то бранил себя за несдержанность, называл тряпкой и подлецом, то радовался, что отомстил Ольге. Ведь и она тоже целовалась, наверное, со своим моряком.
Конечно, Ольга особенная, красивая, ни одна девушка в Одуеве не могла сравниться с ней. Зато Настя проще и ближе ему. И уж она-то никогда не изменит, не будет встречаться с другим.
- Иго-о-орь! - услышал он протяжный крик Марфы Ивановны. - Ребята к тебе!
- Эй, в беседку идите! На дорожке появились Виктор Дьяконский и Сашка Фокин. «Пат и Паташон, - усмехнулся Игорь. - Правильную им кличку дали!»
Худой и длинный Виктор на две головы выше толстяка Сашки. Сейчас худобу Дьяконского подчеркивало то, что он был в футболке и белых летних брюках, а на Фокине широкий пиджак, делавший его почти квадратным. Лицо у Сашки пухлое, расплывшееся. Маленький нос потонул среди щек. И вообще весь он какой-то мягкий, округлый. У Виктора же, наоборот, все резкое, угловатое: острые колени, острые плечи, острый выпирающий подбородок.
Дьяковский - человек замкнутый и серьезный. Читал газеты и толстые скучные книги. Держался всегда прямо, по-военному, не сутулясь. Школу он окончил отличникам. На выпускном вечере подвыпивший математик во всеуслышание заявил, что у Дьяконского профессорская голова.
А Сашка Фокин, по общему признанию, умом особенно не блистал. С грехом пополам проучившись семь лет, он работал теперь на сушильном заводе. Жил в свое удовольствие: играл в духовом оркестре, ухаживал за девушками, ездил на рыбалку. Был он добродушен, любил поесть, отчебучить что-нибудь смешное. На книги у него времени не хватало, и Дьяконский иногда заставлял его прочитать вслух пару страниц, «чтобы не забыл алфавит!»
Дьяконский и Фокин мечтали о военной службе, но мечтали по-разному. Виктор изучал Цезаря, Суворова и Клаузевица, знал историю наполеоновских войн, мог хоть сейчас сдать экзамен по любому уставу. У него была ясная цель: стать командиром. Желания Сашки гораздо скромнее. Военный оркестр, сверкающая на солнце медь труб, марш, под звуки которого шатают в ногу сотни людей, - во сне и наяву видел Фокин эту картину.
Игорь завидовал им обоим. У них уже все определилось, они знали, чего добиваться. А Игорь еще не нащупал себе места в жизни. И по росту и по характеру он занимал какую-то середину между Дьяконским и Фокиным. Вырос выше Сашки, а Виктору едва доставал до плеча. Он даже не знал, кто из друзей ближе ему. Иногда интересно было подурачиться, посмеяться с Сашкой. А с Виктором можно спорить о чем угодно: о добыче алмазов в Африке, о новом сорте картошки, о будущем авиации…
- Мы по делу, - объявил Фокин, - Даже по двум делам. Завтра на базаре нужно крольчиху на кролика обменять. Поможешь?
- Попробую.
- Теперь второе. Про массовку ты слышал?
- Говорили мне… - Игорь запнулся. - Коноплева мне говорила.
- Во! Народу будет полно. Заводские наши, из культпросветшколы девчата.
- Понимаешь, Игорь, - вмешался Дьяконский, - может быть, это последняя наша массовка. Ну и хочется отметить ее с огоньком.
- И с выпивкой, - предложил Сашка. - Собраться своей компанией - ив кусты на Большой обрыв. Можно девчат с завода позвать. Ваши-то ученицы больно уж тихие. С ними не развернешься.
- Не надо, - сердито сказал Игорь. - К дьяволу всех девчонок. Соберемся одни.
- Водку возьмем?
- Жарко. Лучше пива. Только на какие шиши?
Сашка понимающе кивнул.
- Монеты - это самый главный вопрос. У меня у самого в кармане вошь на аркане.
- У меня - блоха на цепи, - улыбнулся Виктор.
- Что же делать?
- А вот покурим, подумаем. - Фокин ловким движением выбросил из пачки две папиросы. - Подымим, Витя. Ты пораскинь своей светлой головой, с чего начать.
- Попробую. - Дьяконский лег на лавку, вытянул ноги. - Тихо, братцы. Пять минут на размышление.
К старой груше стремительно подлетел воробей с червяком в клюве, сел на край дупла, посмотрел направо, налево и нырнул в щель. Из дупла послышался писк.
- Продовольствием снабжает, - приподнялся Дьяконский.
- Слушай, ваше благородие, - сердито сказал Сашка. - Мы сидим молчим, как дураки. А ты? О деле думаешь или о воробьях?
- О деле. Можешь считать, что деньги уже в кармане. Все очень просто. Надо продать учебники, нам теперь они ни к чему.
- Я же говорил - светлая голова! - обрадовался Фокин. - Конечно, продать, нечего дома пыль разводить.
- Мне некоторые книги нужны, - возразил Игорь.
- Оставь нужные.
- Но ведь мало будет…
- В общей куче сойдет, - решил Фокин. - Теперь так. Витька новое дело сделал. Продавать буду я. Ну, а Игоря назначим казначеем. Он парень честный, некурящий, капитал на папиросы не изведет…
В сад закрадывались синие сумерки. Небо приобрело какой-то странный, фиолетовый оттенок. Порывами набегал ветер, заставлял дрожать лепестки хмеля на беседке.
- Эх, братцы! Последние денечки мы вместе, - вздохнул погрустневший Игорь. - Разъедемся в разные стороны, и дружбе нашей конец, значит?
- Это по какому же правилу? - удивился Сашка. - Сколько мы вместе? Три года? Ну, и давайте на всю жизнь один другого держаться!
- Я, ребята, медленно с людьми схожусь, - заговорил Дьяконский. - Но уж если сошелся, то накрепко.
- Что бы ни случилось, дружбу не терять, верно? - Игорь протянул Виктору руку. Тот крепко сжал ее. Сверху легла шершавая ладонь Сашки.
От Георгиевской церкви до выгона, где паслись слободские коровы, протянулась базарная площадь. Колхозники торговали здесь мясом, битой и живой птицей, маслом, горохом и луком - всякой домашней снедью. В дни привоза, по средам и воскресеньям, длинной шеренгой выстраивались телеги с задранными вверх оглоблями.
Возле церкви - толкучка. Тут можно найти и самовар, и колеса для телег, и старинные стенные часы, и расписные глиняные свистульки. На паперти ребятишки покупали и обменивали кроликов, голубей.
Многие приходили на базар просто так, потолкаться, полущить семечки, людей посмотреть и себя показать. Деревенские девки щеголяли красными платками с бахромой, пестрыми кофтами. Парни потели в тесных праздничных пиджаках. Мужики, сбиваясь небольшими компаниями, соображали насчет выпивки. Торговали бабы - голосистые, злые, дуревшие к концу дня от жары и шума. Трое друзей пробирались через гомонившую толпу. Сашка тащил кролика в ящике. Самка ангорской породы испуганно мигала красноватыми глазами.
- Упарился, - оказал Фокин, ставя ящик на землю. - Передохнуть надо. Ну, кто медку хочет?
- Ступай сам. Тоже удовольствие - из-за двух ложек крик на весь город.
- А что за базар, если крика нет?
Игорь и Виктор остановились возле телеги, заваленной пучками молодой редиски. На охапке свежей травы сидела девушка лет шестнадцати в длинном сарафане из грубого домотканого полотна, с вышитыми голубыми васильками. Лицо ее, полудетское, с мягко округленным подбородком, невольно привлекало внимание свежестью, милым и наивным выражением. Кожа белая, не тронутая загаром. Но это была не болезненная бледность горожанки, а здоровая, будто мраморная белизна, которую умело сберегают деревенские девчата в любую жару, платками закрывая лица.
Светлые волосы ее были заплетены в короткие косички с красными лентами на концах. Она с любопытством и в то же время с некоторой робостью смотрела на гудевший вокруг телеги людской водоворот.
Старый бельмастый мерин, равнодушно жевавший траву, повернул голову, ткнулся большими, отвисшими губами в ногу девушки.
- Ну, не балуй, - отвела она рукой его морду.
Заметив парней возле воза, спросила:
- Вам редиски?
- Покажи.
Виктор взял пучок, понюхал, провел ладонью по колючим листам. Сказал солидно:
- Хороша на закуску.
- Берете?
- Мы не пьющие. Скажите лучше, как зовут вас?
- Зачем? - удивленно взметнулись белесые ресницы
девушки.
- Я прошу, - серьезно произнес Виктор. - Понимаете, я очень хочу знать ваше имя.
Игорь чуть не присвистнул от удивления. Виктор Дьяконский, единственный парень из класса, никогда не друживший с девчонками, доказывавший на исторических примерах, что только те полководцы, которые не увлекались амурными делами, добились истинно великих побед, - этот Виктор изменился сейчас на глазах. Даже голос его звучал без обычной резкости.
Прижимая к себе ящик с крольчихой, Игорь подвинулся ближе.
- Василиса, - услышал он тихий голос.
К возу подошли покупатели, начали прицениваться, перебирать редиску. Дьяконского оттерли в сторону.
- Пошли? - толкнул локтем Игорь.
- Куда? - недоумевающе спросил тот, продолжая смотреть на девушку.
- Забыл, что ли? На паперть нам нужно.
- Да, да, конечно, на паперть, - бормотал Виктор и вдруг продекламировал:
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Старик иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья…
- Пучок редиски он просил, и взор являл живую муку, - добавил насмешливо Игорь. - Эка, парень, как швыряет тебя нынче.
- А ты не находишь, что она какая-то очень своеобразная?
- Представь себе, не нахожу. В каждой деревне есть Василиса такая.
- Не знаю, не видел. Если бы я был художником, обязательно написал бы ее. Очень простое лицо и в то же время необычайно одухотворенное…
- Выдумываешь ты, - махнул рукой Игорь.
- А Сашки-то все нету, - спохватился Дьяконский.
Фокин находился в это время в продуктовом ряду, отведал уже три сорта меда.
«Попробую теперь у той бабы-яги», - решил он.
Бабка в серой шали, с горбатым носом на темном цыганистом лице, сидела за прилавком, устало смежив глаза, дремала на солнцепеке.
- Продаешь, бабуся?
- Покупай, касатик, покупай, - проснулась старуха. - Хороший медок, липовый.
Она достала деревянную ложку, вытерла подолом исподней юбки.
- Надо бы полотенце иметь, - упрекнул Сашка.
- Тряпка есть, да запылилась. А исподняя чистая, ты не боись, касатик.
Фокин не спеша зачерпнул, понюхал с видом знатока. Облизав ложку, покачал головой.
- Горчит, бабуся. Дай-ка мне вон из той махотки.
Старуха развязала другой горшок. Сашка попробовал из него. Съел три ложки, полез было еще, но бабка остановила сердито:
- Хватит. Берешь, что ли?
- Не… Медок не того, - Фокин с трудом ворочал липким языком. - Дух не тот… Другого-то нет попробовать?
- Ах ты анчихрист, - взъярилась старуха. - Дух ему не такой! - закричала она. - Четыре ложки сожрал, окаянный! Чтоб тебя разорвало, чтоб тебе брюхо вспучило!
- Тихо, бабушка, тихо… Он от бога, мед-то, а ты всякие слова произносишь, - пятясь, урезонивал Сашка. - Грех ведь тебе, одной ногой в гробу стоишь, а ругаешься, как в кабаке!
- Пеночник, иродово семя!
Бабка трясла сухими кулаками, на крючковатом носу дрожала светлая капля.
- Смотри, сопля в мед упадет! - не выдержал Сашка.
- Держи его! Ворюга! Грабитель!
Дело принимало нешуточный оборот. Фокин поспешил укрыться за чужими спинами. Вокруг бабки росла толпа.
Сашка, посмеиваясь, отошел подальше. На паперти увидел Игоря, сидевшего возле ящика с кроликом.
- А Витька где?
- Ну вас к черту обоих, - обозлился Булгаков. - Я что, нанялся этот зверинец стеречь? Торчу тут один, как дурак.
Сашка занялся, наконец, делом. На все лады расхваливал свою крольчиху, кричал, что она пять раз в год приносит по десять крольчат. Но агитация не имела успеха. Покупателей нашлось много, а вот меняться никто не хотел.
Продав крольчиху вместе с ящиком, двинулись на поиски Виктора. Игорь сразу направился к возу с редиской. И не ошибся. Дьяконский стоял возле девушки, говорил что-то, похлопывая рукой по спине лошади. Василиса смеялась и отрицательно качала головой.
- Эге-ге! - Фокин сдвинул на затылок кепку. - Стена! Кремень! Суворов баб не любил, поэтому сражения выигрывал. Чьи это слова?
- Витькины.
- Ну вот, - крутнул головой Сашка. - Можешь записать: полководец Дьяконский погиб в конце июня тысяча девятьсот сорокового года, не одержав ни одной победы.
- Одну-то, пожалуй, одержит.
Они уселись неподалеку от телеги, прислонились к коновязи. Теперь им видны были только ноги Виктора и Василисы. Дьяконский стоял спокойно, его матерчатые тапочки будто приклеились к земле. Складки серых брюк почти касались широкого подола с синими васильками. Зато ноги девушки все время двигались. Она то притопывала пяткой, то делала маленький шажок.
- Идиллия! - буркнул Игорь.
- Чудак Витька, - ответил Фокин. - Вот так всю жизнь чудит. Мало ему девчат в городе? Сонька Соломонова глаза на него пучит, чуть не вывалятся… На роялях играет. Красивая, и вообще…
- Одностороннее тяготение, Саша. Этого, брат, недостаточно. Тут взаимное влечение должно быть.
- Это конечно, - согласился Фокин. - Без влечения в таком деле ни хрена не получится. По себе знаю…
Базар расходился, народу стало меньше. Мужики запрягали лошадей.
Дьяконский попрощался, наконец, с девушкой, зашагал к церкви. Игорь и Сашка нагнали его в конце площади.
- Вы тут еще? - удивился он. - Где же вы были?
- Так гуляли, - неопределенно протянул Фокин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114