Без сдачи… А вот немцы - они с автоматами.
- Это ты мне говоришь? - вытянулся Горицвет.
- Нет, подумал вслух… Писарь! - крикнул Захаров. - Быстро подготовьте приказ о присвоении Дьяконскому звания старшего сержанта и о назначении его командиром роты… Вот, - обратился он к Бесстужеву, - это все, что в моей власти. А об остальном поговорим после боя… Если будем живы. Ну, отправляйтесь, - толкнул он Бесстужева в плечо.
Из риги старший лейтенант вышел вместе с Горицветом. Тот шагал сутулясь, быстро переставляя длинные, не гнущиеся в коленях ноги. Вместо прощания сказал строго;
- После боя вызову Дьяконского и человек пять из его компании. Пощупаю их с особистами.
- Кур щупайте, пользы больше, - презрительно бросил Бесстужев, сплюнул и пошел к лошади.
Горицвет что-то крикнул ему вслед, но он не остановился и не оглянулся.
Ехал раздосадованный, без жалости хлестал прутом медлительную кобылу, привыкшую ходить в оглоблях, с грузом, а не под седоком. Кобыла недовольно взбрыкивала. Спешившись возле сторожки, отдал повод связисту. Позвал Дьяконского:
- Отойдем, разговор есть.
Виктор внимательно посмотрел ему в лицо.
- Случилось что-нибудь?
- Да, ерундистика, - махнул рукой Бесстужев. - Горицвет насчет окружения интересуется.
- Ну и что?
- Как что? Разбираться будет. После боя хочет видеть тебя.
- Схожу, - сказал Виктор. - Надоело, правда, десятый раз одно и то же пересказывать, да что поделаешь.
- Ты пойми меня правильно, Витя, - потупившись, заговорил Бесстужев. - Я знаю, что ты ничего плохого сделать не можешь. Но вот, понимаешь ли…
- Ну, что? Говори, говори…
В голосе Дьяконского Бесстужев уловил беспокойство и настороженность. Это подтолкнуло его. Глядя в глаза, спросил:
- Витя, ты все рассказал мне?
И по тому, как на секунду замялся Дьяконский, как мигнул он растерянно несколько раз, понял: нет, не все. Ему стало страшно. Неужели Виктор, друг, таит что-то грязное, подлое, неужели он чужой? Это предположение оглушило Бесстужева. Он не мог собраться с мыслями. Дьяконский, видимо, понял его состояние, произнес тихо:
- Я рассказал все, что имеет отношение к службе. Я не разговаривал ни с одним немцем. Я стрелял в них. В этом могу дать любую клятву. И мне больно оттого, что ты мне не веришь.
- Нет, - возразил Бесстужев. - Понимаешь, я верю… Но ты все же умалчиваешь что-то…
- Это сугубо личное.
- Ты же мне рассказывал не как командиру, а как другу.
- Я не могу.
- Тебе будет легче, если в это личное запустит свои пальцы Горицвет?
- Это невозможно. Невозможно… Ну, не смотри на меня так, - жалобно попросил Дьяконский, сжимая ладонями виски.
Бесстужев никогда не видел Виктора таким растерянным и возбужденным и чувствовал, что нервозное состояние Виктора передается и ему. Он уже догадывался, что сейчас услышит нечто ужасное не только для Дьяконского, но и для себя. Шагнул к Виктору с решимостью человека, бросающегося в омут.
- Ну, говори!
- Полина… Полина погибла… Ее раздавил танк.
Бесстужев открытым ртом глотал воздух.
- Ты… Правда?
- Сам хоронил ее.
У Юрия - меловое лицо. Немигающие глаза. Часто-часто вниз и вверх метались белесые брови. Язык шевелился, но не подчинялся ему. Потом Бесстужев резко передернулся весь, Дьяконский разобрал: «Где?»
- На Немане, у Столбцов.
Бесстужев как-то обмяк, сник. Обвисли плечи, безвольно болтались руки. Виктору показалось, что сейчас упадет. Крепко ухватил Юрия сзади за талию, повел к сторожке. У двери стоял старшина Мухов.
- Водки! - крикнул ему Дьяконский. Старшина обернулся, развел руками: нету, дескать. - Спирту, коньяку - что достанешь. Быстро! Ну! - командовал Виктор.
Ближе к вечеру на проселке появилась колонна автобусов, выкрашенных в зеленый цвет, с красными крестами на бортах и крышах. Возле моста их задержали. Автобусы были переполнены ранеными. Военный врач, молодой еврей с пышной шевелюрой и золотыми зубами, рассказывал, жестикулируя:
- Мы пробовали на север. У нас есть маршрут Горки - Красное - Смоленск. Но в Горках, оказывается, уже немцы. Мы поехали на юг, но там тоже немцы. Они наступают на Пропойск.
Его похвалили за то, что не растерялся и не бросил раненых.
Автобусы осторожно двигались по мосту. Ветхое сооружение скрипело и, казалось, того гляди, рухнет. Но мост выдержал, все машины переправились благополучно.
Потом через мост потянулись гурты скота. К отправке на восток скот был подготовлен колхозниками заранее, а угонять его не спешили, надеялись, что фашистов остановят. Но едва разнесся слух, что немцы форсировали Днепр, все стада тронулись разом. В клубах пыли, поднятой копытами, протяжно мычали коровы, хрюкали свиньи, на разные голоса блеяли овцы, хлопали бичи пастухов.
Виктор Дьяконский сидел в сторожке возле Бесстужева. Юрий, не шевелясь, лежал вниз лицом на увядшей траве. Дьяконский чувствовал себя виноватым, ему казалось, что поступил эгоистично, рассказав о Полине. Поспешил снять с себя этот груз. Нес ведь, ничего. Мог и дальше нести. А для Бесстужева груз этот слишком тяжел.
Виктор решил не рассказывать о подробностях, чтобы не терзать друга еще больше. Но Бесстужев и сам не расспрашивал. Он только подвинул Дьяконскому карту и попросил:
- Покажи где.
Дьяконский отыскал хутор, отметил крестиком место на краю рощи. Бесстужев долго смотрел на пометку, сделанную синим карандашом, видел там нечто понятное ему одному.
Оставить Бесстужева Виктор боялся. Хотел, чтобы старший лейтенант успокоился и уснул; заставлял пить разведенный спирт. Бесстужев выпил много, но не хмелел. Лежал ко всему безучастный. Даже не шевельнулся, когда прогудели над ними бомбардировщики, когда загрохотали бомбы. На звонки из штаба отвечал Виктор, докладывал, что старший лейтенант ушел на позиции.
Было уже темно, когда на дороге, недалеко от сторожки, вспыхнула вдруг частая стрельба. Совсем близко, в лесу, закричал кто-то:
- Немцы!
Этот крик будто подбросил Виктора. «Немцы? На восточном берегу? Откуда?» Он схватил автомат, напрямик через кусты ринулся к поляне, где расположилась его рота. На бегу вытащил из кармана рубчатую гранату Ф-1, вставил запал. Увидев своих, скомандовал:
- В ружье! За мной! - и, не останавливаясь, побежал к дороге, слыша за собой топот ног.
Бесстужев, выскочивший из сторожки следом за Виктором, бросился на выстрелы. Навстречу попалось несколько бойцов из новых, они неслись опрометью, без винтовок. Бесстужев не остановил их. Уже возле дороги столкнулся с высоким худым человеком в кепке, тот бежал и кричал, взвизгивая:
- Ой, немцы! Ой, немцы!
За ним люди бежали толпой, подгоняемые светлячками трассирующих пуль.
- Стой! - крикнул Бесстужев. - Назад!
Человек не слышал, лез на него. Перед глазами Юрия - распяленный черный рот. Еще секунда, и человек собьет его с ног, за ним навалится охваченная паникой толпа. Бесстужев выстрелил в человека в упор.
При вспышке увидел дырку, возникшую вдруг среди нижних зубов. Человек ахнул, завалился навзничь. Юрий выстрелил еще раз перед собой, потом - в воздух.
- Стой! Назад! Перебью!
От него шарахались, вокруг трещали кусты. Кто-то стонал. Из темноты вынырнули Мухов и Айрапетян.
- Товарищ лейтенант, сюда! - тянул его за руку Айрапетян. - Пулеметчик бьет, сволочь!
- Мухов, гони этих! Назад гони! - кричал Бесстужев, близкий к истерике. Он не думал про немцев, он ненавидел сейчас тех темных, безликих, которые бросили окопы, спасая свои шкуры. Вот так и отступают, так и отдают землю врагу!
Вместе с Айрапетяном он стоял несколько минут за деревом. Немецкий пулемет бил торопливо, сыпал в их сторону трассирующие цепочки пуль. Потом вдруг замолк, и сразу везде прекратилась стрельба, только грохнули еще две или три гранаты.
Осторожно вышли на дорогу. На повороте лежал опрокинутый мотоцикл. Рядом еще один, совсем целый: в коляске, у пулемета, откинувшись назад, сидел немец. Бесстужев выстрелил в него из нагана, но, когда подбежал ближе, увидел, что немец уже мертв, каска его смята сильным ударом и сдвинулась так, что закрыла ему все лицо.
К Бесстужеву подошли красноармейцы. Остановился рядом тяжело дышавший Дьяконский. Сказал со злостью:
- Чертовы паникеры, сколько шуму наделали. Тут и дела-то на пять минут.
- Мотоциклисты?
- Ну да, их всего шестеро или семеро. А в темноте их, наверно, за целую роту приняли. Нахально воюют, дьяволы. Будь тут одни мобилизованные, ей-богу, фронт бы прорвали. И откуда они взялись, не пойму. На парашютах, что ли, спустились вместе с мотоциклами?
- Через мост они, - объяснил Айрапетян. - Они среди коров ехали. Мы их только на мосту заметили. Открыли огонь, а они сразу сюда. Ну и на новеньких наскочили.
- Дьяконский, сколько у тебя сейчас людей? - спросил Бесстужев.
- Сто два человека.
- Веди к мосту. Немцы за первой разведкой вторую пошлют. Встретишь их. А мост… - Бесстужев колебался. Конечно, проще всего взорвать мост, и дело с концом. Но на той стороне останутся беженцы, стада, может быть, подойдут еще и машины с ранеными.
- Мост успеем, - понял его колебания Дьяконский. - Я возьму взвод и перейду на ту сторону. Там километрах в двух дорога - не развернешься. Слева лес, справа болото. Заткну это горлышко - ни одна мышь не проскочит. Если дам две красные ракеты - рвите мост.
- А вы как?
- Отойдем лесом и вплавь.
- Действуй, - разрешил Бесстужев. - Телефониста захвати с собой. Звони, если что, - понизил он голос. - Тяжело мне… Понимаешь, не в себе я… Человека убил вот.
- За дело, - сказал Виктор.
- Думаешь, так надо? - с надеждой спросил Бесстужев, ища оправдания тому, что совершил сгоряча.
* * *
Ночь наступила безлунная и очень темная. На западе по всему горизонту небо охвачено было багровым заревом: на его фоне смутно обрисовывались черные вершины сосен. Немцы подожгли деревни, расположенные вдоль линии фронта. Много раз уже видел Виктор такую картину, и всегда становилось как-то не по себе. Казалось, будто огненный вал катится вслед за нашими войсками от самой границы, испепеляя все живое.
- И за Минском жгли, и здесь жгут, - негромко сказал Дьяконскому красноармеец-телефонист. - Там ведь в деревнях ребятишки да бабы остались. Они-то куда теперь? Погляжу на зарево, и жуть берет. Вдруг до наших мест немцы дойдут…
- Они этого и добиваются.
- Чего? - не понял связист.
- Да чтобы нас с тобой жуть взяла. Надеются грохотом, жестокостью, пожарами людей запугать. Чтобы драпали, не оглядываясь. Запугивать и уничтожать - вот у них идея какая. Мне комиссар Коротилов об этом рассказывал. Помнишь комиссара?
- Как же не помнить, - ответил боец. - Правильно он говорил. Только немцы зря такую надежду имеют. Во мне эти пожары злость разжигают. Может, конечно, и найдутся у нас какие хлюпики, только вряд ли. Мне ведь не от страха жутко. За людей переживаю, которые под немцем остались.
- Ты с ребятами насчет этого потолкуй, - посоветовал Виктор. - Особенно с новичками, из пополнения.
- Сделаю, товарищ командир. Я ведь до войны у себя во взводе агитатором был, - с гордостью ответил телефонист.
…Дьяконский не спал всю ночь, ожидая противника. Должны же были фашисты организовать поиски невернувшейся разведки. Но немцы что-то не очень беспокоились о своих. Или боялись темноты, или считали, что разведчики забрались слишком далеко и возвратятся позже. За ночь по дороге прошло несколько больших стад коров и свиней, ехали беженцы.
На рассвете с реки и с болот потянуло холодом. Дьяконский пожалел, что не захватил плащ-палатку. Красноармейцы, дремавшие в мелких окопчиках, вскакивали с посиневшими лицами, затевали борьбу, бегали, согреваясь, между деревьями. Людей тут было немного, всего три десятка, но Дьяконский с ними чувствовал себя уверенно. Большинство - саперы, остатки той роты, которая первой вошла в отряд комиссара Коротилова. Ребята обстрелянные, на бога их не возьмешь. И вооружены хорошо. Во взводе четыре ручных и один станковый пулемет, штук пятнадцать трофейных автоматов. Вещевые мешки натощак не поднимешь: полны гранатами и патронами.
Виктор взял под расписку у пастухов свинью. Ее тут же освежевали. Нашлись любители: отправились в глубь леса, невпроворот наварили и нажарили на костре мяса. Бойцы наелись плотно.
На высокую сосну на бугре Дьяконский посадил двух наблюдателей. Дорога оттуда просматривалась далеко, но противника не было видно, хотя по распорядку дня время завтрака у немцев прошло и они уже должны были наступать.
Командир взвода сержант-сапер, крепыш, остриженный под «бокс», ночью уснул. Виктор приказал не будить
его. Теперь сержант чувствовал смущение: - доверили взвод, а он дрых, как сурок.
- Кемарнул малость. Сморило, - сказал он, неловко улыбаясь.
- Хорошо. Я днем посплю, если тихо будет.
- Тут, командир, мысль у меня есть. На дорогу я смотрел… Немцы-то ведь колонной ездят. А здесь с одной стороны лес, с другой - топь. И проселок дерьмовый. Низина. Видал - гать наложена. А потом еще поворот как раз…
Он вопросительно посмотрел на Дьяконского: продолжать ли?
- Ну-ну!
- Нам бы пушку сюда. Замаскировать в кустах. Пропустить сколько-нисколько машин и шлепнуть. Если даже танк - на повороте борт откроет. Подбитые машины задним дорогу загородят. А которые впереди - мы их причешем. Еще бы десяток мин на дороге поставить, и совсем лафа. Как думаешь?
- Ты после войны демобилизуешься? - помолчав, спросил Виктор.
- А чего? - обиженно замигал сержант. - Ну, демобилизуюсь, факт.
- Не надо. Иди лучше на курсы комсостава учиться. Сержант посмотрел недоумевающе, соображая, разыгрывает его ротный или нет. Спросил неуверенно:
- Думаешь, стоит?
- Определенно. Образование-то какое?
- Неполное среднее.
- Учись, - сказал Дьяконский. - А о твоем предложении доложу сейчас командиру батальона.
Телефонист с аппаратом сидел в ямке под кустом орешника, обгладывал свиную кость. Увидев ротного, вскочил, вытер рукавом сальные губы.
- Смотри мне, если трубку замаслишь, - пригрозил Дьяконский.
- Не, я аккуратно, тряпочкой.
Виктор позвонил. К телефону подошел старшина Черновод - сразу узнал его писклявый, как у скопца, голос. Попросил позвать старшего лейтенанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114