Если вы не в курсе - прошу в оперативный отдел.
Дождавшись Захарова на крыльце, Юрий сказал ему:
- Здорово у вас получается, товарищ майор.
- Должность обязывает! - Помолчал и, усмехаясь, добавил: - Вот так, Бесстужев. С сего числа тебя надлежит полагать командиром батальона. С чем и поздравляю.
- Меня? Комбатом? Да я и ротой-то месяц еще не командую!
- Знаю, знаю, - обнял его за плечи Захаров. - Не горячись и не возражай. Уже решено. Ты кадровик. Справишься.
За день они успели сделать многое. Вслед за ушедшим к реке Проне полком отправили тысячу призывников, гаубичную батарею, батарею противотанковых пушек и зенитную, полсотни повозок с боеприпасами и различным имуществом. К утру туда же должны были прибыть прямо из Смоленска грузовики с винтовками и обмундированием.
Захаров и Бесстужев выехали на новый рубеж верхом. Окраину города миновали уже в темноте.
- Спать хочется, - зевнув, сказал майор. - Устал, что ли. Ты как?
- Еще бы не устать. Ведь мы и не ели сегодня. Только утром по кружке кипятку с сахаром…
- Неужели правда? - удивился Захаров. - И то верно… Ну, некогда было, - сказал он, будто оправдываясь. И предложил: - Давай споем потихоньку. А то задремлю, с лошади упаду.
- Какие уж тут песни… Лучше я вас разговорами отвлекать буду. И толкать через каждые пять минут.
- Ну, толкай. Только осторожно, с седла не сшиби.
Вокруг них расстилалось темное поле. Ни единого огонька не было окрест. Навстречу короткими порывами дул ветер. Они ехали на запад, и Юрию сейчас, ночью, казалось, что до границы не очень и далеко, что можно доехать до нее, не поворачивая назад. Мысли путались, дремота обволакивала сознание. Казалось, что Полина смотрит на него откуда-то сверху, видит их обоих в пустынном поле. В ушах звучал ее голос. Она звала его: «Юра, сюда!»… Потом сказала, чтобы он снял шлем и латы, в них ему тяжело. «Почему латы?» - думал Юрий и никак не мог понять этого. Он начал объяснять Полине, что теперь носят совсем другую форму. А она не слушала его, махала призывно рукой и повторяла: «Сюда! Сюда!» Кони, чувствуя, что ослабли поводья, шли медленно. Мягко, будто ладонями по подушкам, шлепали по пыльной дороге копыта.
Бесстужеву отвели на берегу Прони трехкилометровый участок. Для батальона такой участок велик, к тому же у Бесстужева был не батальон, а одна беда: сто человек из тех, кто отступал от границы, и около трехсот местных колхозников. Их остригли наголо ножницами, приказали помыться в реке и кое-как обмундировали. Не хватило гимнастерок и совсем не оказалось пилоток. Смешно и горько было смотреть на этих новоявленных красноармейцев в кепках, фуражках, соломенных капелюхах.
Командирами отделений Бесстужев назначил бойцов-кадровиков. Ефрейторов Носова и Айрапетяна - командирами взводов. А сержанту Мухову пришлось доверить целую роту. На Мухова Бесстужев надеялся: сержант служил третий год, был человеком сообразительным.
Майор Захаров специальным приказом присвоил всем новым командирам отделений звание младших сержантов, командирам взводов - старших сержантов, а Мухову - звание старшины. За неимением форменных треугольников ребята нашили на петлички матерчатые, пустив в ход чью-то старую гимнастерку.
На участке Бесстужева спокойная Проня текла прямо. Деревья и кустарник затеняли ее. На темной воде - резные листья кувшинок. В некоторых местах они покрывали всю речку от берега до берега. Это верная примета - тут мелко. Как раз посередине участок был перерезан проселком, бегущим с востока на запад через старый деревянный мост. Бесстужеву было ясно, что если немцы появятся, то именно тут, перед мостом; тут он сосредоточил свои главные силы, оставив на флангах легкие заслоны.
Из-за этого ему пришлось крепко поспорить с Горицветом. Приехал старший политрук вместе с Захаровым после полудня. Оставив коней на КП, пошли осматривать рубеж. Красноармейцы, закончив рыть окопы, сооружали теперь вдоль берега контрэскарп.
- На той стороне местность открытая, а у меня все три километра - лес и кусты, - объяснял майору Бесстужев. - Я решил закрыть проселок. А в других местах - только охранение. С таким расчетом, чтобы сектор обстрела одного перекрывал сектор обстрела соседа. При себе держу резерв: два взвода с пятью пулеметами. Определится опасность - резерв туда.
Захаров молчал. А Горицвет, выслушав лейтенанта, сказал с ехидцей:
- По уставу, товарищ комбат, положено вырыть на всем участке окопы полного профиля со стрелковыми ячейками и пулеметными гнездами. А то что же получается - вы ждете немцев на дороге, а они возьмут и ударят в другом месте.
- Не ударят. Берег на той стороне болотистый. А на крайний случай - резерв у меня. Мне маневрировать в лесу легко, не увидит немец.
- Не маневрировать нас сюда послали, а воевать, - сказал Горицвет. - Зарылись в землю - и стойте. Маневрируют те, которые на одном месте держаться не могут.
- А вы что предлагаете? - горячо сказал Бесстужев. - Растянуть людей поровну и на опасных и на неопасных участках? Посадить их в ячейки в двадцати метрах друг от друга? Так эту цепочку немцы сразу прорвут. Они так и рвали в других местах. Уж пора бы эту ошибку всем не допускать, не только нам.
- А вы без обобщений, без обобщений, - торопливо произнес Горицвет. - Вы за себя соображайте. Я советую вам не мудрствовать, а действовать по уставу. Иначе вся ответственность ляжет на вас. И на нас, - говорил он, ища взглядом поддержки Захарова, но майор будто не слышал их разговора; сонно щурился, глядя на воду, подернутую блестящей чешуей ряби.
- По уставу, товарищ старший политрук, мой участок должен занимать стрелковый полк с соответствующим количеством артиллерии, минометов, приданных танков и тому подобное, - рубил Бесстужев. - А у меня четыреста штыков. Из них сто - красноармейцы, а триста, извините за выражение, на подхвате работают. Их сейчас командиры отделений учат, с какой стороны патрон в ствол вгонять. И еще, к вашему сведению, эти люди даже присягу не принимали. Они вот встанут, разойдутся, и ничего с ними не сделаешь. Они, юридически, свободные граждане. Их только совесть тут держит.
- Верно - не принимали? - спросил, оживившись, Захаров, обращаясь сразу к обоим.
- Точно, - сказал Бесстужев.
- Товарищ политрук, ваше упущение. Организуйте немедленно.
«И не суйте нос не в свое дело», - мысленно докончил Юрий.
- А вы, - Захаров повернулся к Бесстужеву, - поступайте так, как считаете нужным. Ваша задача - не пропустить на своем участке немцев. Как вы это сумеете - забота ваша… - Подумал и добавил: - Если подойдут немцы, взорви мост. Не прозевай.
- Взрывчатки нету. И мин тоже, - пожаловался Бесстужев. - Пришлось из снарядов фугас закладывать. Отделение с сержантом у меня постоянно на мосту дежурит.
- Ясно, - сказал Захаров и чуть заметно подмигнул. Юрий понял: все у «его правильно, просто майор не хочет вслух высказывать свое одобрение, оберегая авторитет Горицвета.
В этот день основные работы на рубеже были закончены. Бесстужев выставил на дороге боевое охранение - взвод старшего сержанта Айрапетяна. Решил, наконец, отдохнуть, отоспаться как следует. Сходил к реке, постирал портянки. Оттуда вернулся босой, неся в руках сапоги.
Командный пункт его батальона помещался в полуразвалившейся лесной сторожке. Красноармейцы-связисты натащили сюда свежей травы, достали где-то несколько одеял. Бесстужев поужинал хлебом с молоком и только примерился лечь, как дневальный крикнул;
- Товарищ лейтенант, вас спрашивают. - Кто там? Пропусти, - неохотно сказал Бесстужев.
- Разрешите? - услышал он знакомый голос.
Глянул и обомлел: в двери, касаясь головой притолоки, стоял Виктор Дьяконский, всматривался, улыбаясь, в темноту избушки.
- Витя? Дорогой! Неужели ты? - прыгнул к нему Бесстужев. - Живой? Чертушка, я же тебя каждый день вспоминаю! - кричал он, тиская плечи Виктора.
А Дьяконский не мог говорить от волнения, не мог унять бившую его дрожь. Он давно готовился к этой встрече и нарочно сегодня затянул время, чтобы увидеться в сумерках. Не радость, а горе принес он своему другу. И как поведать ему обо всем случившемся?
- Выйдем на минутку, - сказал он некоторое время спустя. - Пойдем, Юра, - тянул он Бесстужева за рукав.
- Куда еще? Садись! Есть хочешь?
- Потом. Сначала с делом покончим.
Они прошли на поляну, где двумя шеренгами стояли красноармейцы, все в новом обмундировании, хорошо вооруженные. У многих, кроме винтовок и ручных пулеметов, были еще немецкие автоматы.
- Смирно! - скомандовал Дьяконский. - Равнение на середину… Товарищ лейтенант, отряд в количестве пятидесяти трех человек прибыл в ваше распоряжение!
- Вольно, вольно! - махнул рукой Бесстужев. - Разойдись! - крикнул он и повернулся к Дьяконскому. - Это что, подкрепление? Майор прислал?
- Эти люди вместе со мной вышли из окружения.
- Ты? Из окружения? - изумился Бесстужев. - Ты, значит, воевал уже?
- Еще как! - хрипло засмеялся Дьяконский. Но в смехе его не было радости. - Вот видишь, всех к себе привез, нашли вас. А командиров и сержантов в Гомеле на формировочном пункте задержали. Одни рядовые со мной.
- Кадровики?
- Да. И не подведут, можешь быть спокоен. Пороху, как говорится, понюхали. До тошноты.
- Я скажу, чтобы накормили их, разместили. Витька, чертушка, это же замечательно! - ликовал Бесстужев. - Ну, что же мы стоим? Пойдем ко мне! Эх, выпить нечего по такому случаю. Может, Патлюку позвонить?
- Давай лучше вдвоем посидим. Событий столько, будто три «года не виделись.
Они, лежа на траве, проговорили до самого рассвета. Виктор рассказал обо всем: как прорывались они из кольца, как погиб комиссар. Не сказал только о смерти Полины. Не мог, не поворачивался язык. Он даже не называл ее имени. Приходилось умалчивать, кое-как связывать концы с концами. Врать он не умел, получалось нескладно. Он злился на самого себя, говорил сухо.
Бесстужев чувствовал в Викторе какую-то скованность, угадывал в его словах что-то недосказанное. И от того, что между ними не возникло той духовной близости, которая существовала раньше, было неприятно обоим. Дьяконский понимал, почему это происходит. А Бесстужев думал, что они давно не виделись и поэтому несколько поотвыкли друг от друга.
Связист принял из штаба телефонограмму: старшему лейтенанту Бесстужеву немедленно явиться на совещание. До штаба было километров пять. Юрию подседлали лошадь. Он ехал и улыбался: связист утверждал, что не ослышался - вызывали именно старшего лейтенанта.
Все объяснилось быстро. Командиры собрались в просторной риге, расселись на старой соломе. Захаров приказал всем приготовить карты. Заговорил негромко:
- Товарищи, сегодня получен приказ о присвоении воинских званий командирам нашей части. Мы хотели торжественно отметить это событие, но обстановка такая, что не до церемоний. Оставим до лучших времен. А сейчас я только зачитаю приказ…
Поздравив командиров и пожелав им успешной службы, Захаров сказал, усмехнувшись:
- Вот так. А меня с сего числа надлежит полагать подполковником. - И, погасив усмешку, продолжал: - Теперь самое главное. Вчера вечером и сегодня ночью немцы в нескольких местах форсировали Днепр.
Командиры задвигались, шурша соломой. Покашливали, переговаривались. Захаров выждал, пока они успокоятся.
- По последним сообщениям, бои идут вокруг Могилева. Немцы обтекают город северней и южней. Не исключена возможность, что их передовые отряды достигнут Прони уже сегодня. Приказываю: подразделения привести в полную боевую готовность, все работы по формированию прекратить, необмундированных отправить в тыл - там ими займутся. Организовать от каждого батальона подвижную разведку на глубину десять-пятнадцать километров… Не забывайте держать регулярную связь со мной… Можете быть свободны… Бесстужеву остаться.
Захарова и Горицвета интересовали люди, которых привел Дьяконский, но интересовали по-разному. Захаров спросил, как Бесстужев намерен использовать их. Старший лейтенант ответил, что сформировал новую роту, добавив к прибывшим мобилизованных. Командиром роты просит назначить Дьяконского.
- Он людей из окружения вывел, ему верят.
- Доверяй, да проверяй, - сказал Горицвет.
- Что вы имеете в виду? - повернулся к нему Бесстужев.
- Не волнуйтесь, старший лейтенант, всем известно, что Дьяконский ваш друг-приятель и вы за него горой.
Бесстужев покраснел, ответил сердито:
- Я сужу о человеке по делам.
- А откуда вы его дела знаете? Он у немцев был.
- Не у немцев, а в окружении. И, к несчастью, в окружение попали слишком многие, - бросил Бесстужев.
Горицвет не заметил горькой иронии в его словах.
- Ну и что - многие. Всех поковырять надо. Чистку сделаем, профильтруем. Я вот с особым отделом свяжусь.
- Поковыряйте, поковыряйте, - сказал разозленный Бесстужев. - Ковыряйте в носу, пока палец не сломается. Только прежде, чем нос чистить, надо бы голову проветрить.
Горицвет сузившимися глазами смотрел на Бесстужева. Захаров, молчавший до сих пор, вмешался:
- Слушай, Горицвет, ведь этот парень вместе с комиссаром Коротиловым был.
- А потом?
- А потом с людьми… Ну вызови бойцов, поговори с ними, если на тебя следовательский зуд напал.
- Это мой долг.
- Вызывай, проверяй, только не сейчас. Скоро бой, ты нервы людям не взвинчивай. И вообще я тебе скажу, дорогой ты мой политрук, сейчас время такое, что людей надо новой меркой мерить. Если человек убивает врага - значит хороший. А тот, который в кусты прячется, тот негодяй, с каким бы ярлыком он ни ходил. Верно?
- Не совсем… - осторожно начал Горицвет, но Бесстужев перебил его:
- Товарищ подполковник, я прошу присвоить Дьяконскому звание младшего лейтенанта. Он достоен. И представить его к награде!
- Нет! - крикнул Горицвет. - Я против.
- Почему? - спросил Захаров.
- Он даже не комсомолец, этот Дьяконский. Был в тылу противника, отец у него расстрелян… Да случись что, нам всем за него головы поснимают.
- Боишься?
- Считаю осторожность необходимой. Ходатайство не подпишу.
- Боишься, - сказал Захаров. - И до чего же привыкли мы сами себя бояться и своих людей по щекам лупить… Своим пощечины легко давать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114