— Ну что ж,— заметил Ортьо.— В каждой стране свои законы. А у нас закон такой: если возьмешь чужое, тебя в милицию тащат. Чем больше захватишь, тем больше получишь годков, конечно, чтоб впредь неповадно было. А у вас мало грабить нельзя, много можно.
Хуоти показалось, что Ортьо говорит слишком грубо и может оскорбить гостя. Он вмешался в разговор;
— Переведи-ка, Ортьо. Я скажу по-русски. Скажи, что мы отошли от основной темы беседы. Скажи, что коммунистические идеи —это не экспортный товар и их нельзя насадить даже при помощи оружия. Все зависит от трудящихся той или иной страны.— Хуоти сказал вполголоса, обращаясь только к Ортьо: — Ты мог бы говорить повежливее. Хоть он и брат, все же он гость, иностранец. Переведи-ка, что я тебе сказал.
Ортьо перевел:
— Хуоти вот говорит, что дело коммунизма в капиталистических странах больше всего продвигает вперед ваш брат, всякие там коммерции советники да фабриканты. Он не тебя имел в виду — других. Хуоти говорит, что вот, когда вы сдерете с трудового люда семь шкур и приметесь снимать восьмую, то рабочие рассердятся и возьмут власть в свои руки. Вот что Хуоти велел перевести.
— Перевод, кажется, получился довольно вольным,— засмеялся коммерции советник, не забывший еще полностью русского языка, которым владел когда-то в молодости прилично.
Директор завода тоже захохотал. Ортьо обиделся и сказал ему по-русски:
— Чего регочешь? Сам же велел перевести повежливее.
Коммерции советник спросил с улыбкой у Ортьо:
— А как коммунисты объясняют это сдирание семи шкур? Ты думаешь, в наше время это так просто?
— Н-да,— растерялся Ортьо.—Да ведь я же не проходил большевистских курсов, ты же их прошел. Теорию изучил. Потом и на практику отправился.
Коммерции советник поморщился. Потом сказал сухо:
— Н-да, курсы эти... Давайте больше не будем говорить о них, хорошо?
Братья опять закурили свои трубки. Три одинаковые трубки, искусно вырезанные из карельской березы. В дверь постучали, и в номер вошел Нийло. Ортьо пододвинул к столу еще стул и стал приглашать Нийло к столу:
— Давайте, молодой человек, садитесь с нами.
— Нет, спасибо. Я уже обедал. Спасибо. Господин коммерции советник, позвольте узнать, вам ничего не нужно?
— Да, у меня чемоданы не уложены. Будьте добры, Нийло, помогите мне.
— Сейчас? — По всему было видно, что именно в этот момент у парня были какие-то свои дела.
— Вы, Нийло, надеюсь, понимаете, если я прошу что- то сделать, то не люблю, чтобы оттягивали или откладывали.
— Да, господин коммерции советник.— Нийло поклонился и вошел в соседнюю комнату, где находились вещи Кархунена.
Когда братья остались снова втроем, коммерции советник пояснил Ортьо:
— Нийло — один из моих служащих.
— Но разве он не на свои деньги поехал к нам? — спросил Ортьо.
— Разумеется, на свои. У нас, как и у вас, за счет фирмы в туристические поездки не ездят.
Потом коммерции советник вспомнил, что он не вручил Ортьо привезенные для него из Финляндии подарки. Хуоти подарки он отдал вчера у него дома, на квартире. По просьбе коммерции советника Нийло принес тяжелую, хорошо упакованную картонную коробку.
— Здесь одежда всякая,— пояснил коммерции советник,— у вас она стоит дороже. Выбери себе что понравится. Остальное можешь продать. Или как хочешь.
— Ну что ты, я никогда ничем не торговал. Да и не нужно бы мне ничего...
— Бери, бери, Нийло снесет пакет прямо в твой номер.
Микаэл Кархунен хотел лечь пораньше спать: завтра надо отправляться в путь. Ортьо сбегал в свой номер, который он взял сегодня — к. Хуоти далеко,— и принес брату свой подарок — оленя с волокушей, вырезанного им самим из ольхового дерева. Микаэл похвалил подарок, сказав, что это же произведение искусства и что в Финляндии на таких штучках Ортьо мог бы заработать кучу денег и жить припеваючи.
Придя к себе, Ортьо открыл коробку, подаренную братом. В ней действительно оказалась одежда. Мужская и женская. И обувь.
Ортьо стал рассматривать пиджак. Он был из дорогого сукна, но уже поношенный. Нет, не рваный, но в каких-то пятнах. Ортьо взял ботинки. Подошва еще крепкая, каблуки
не сбиты, но заметно было, что в них уже немало походили. Взял платье: хорошо сшитое, из красивой ткани. Но опять- таки с дырочкой. Чем-то, видимо, прожгли.
— Эмяс!..— Ортьо выругался самым сильным в карельском языке ругательством, швырнул подарки брата обратно в коробку. Такие подарки из милости дарят бедным родственникам. На тебе, боже, что нам негоже. Нет, черт побери, он не бедный родственник. Подумаешь, богач, коммерции советник, тьфу! Ортьо ругался последними словами. Его так и подмывало схватить это барахло, эти тряпки, пойти к брату и швырнуть ему в лицо их, эти тряпки... Эмяс!
Мирья уже в который раз ходила от «Астории» к Исаакию и обратно. Что же случилось с Нийло? Он всегда был такой аккуратный, даже пунктуальный. Часы уже показывают девять. Они договорились встретиться в восемь. А завтра Нийло уезжает...
Прошло немногим больше года с того времени, когда они были вместе. Были... Было Алинанниеми, прогулки на велосипедах, купание, певческие праздники, Рабочий институт. Они считали дни, часы, чтобы снова встретиться. Нийло никогда раньше не запаздывал. Уже десятый час. А сегодня их последний вечер. Неужели последний? Самый последний?
Мирья ходила, то и дело беспокойно поглядывая на часы. Сегодня Нийло здесь. Но почему он все не идет? Ведь вчера они договорились... Если бы такое случилось в Финляндии, Мирья давно бы ушла с места свидания и, наверное, долго бы не простила. Но теперь она не могла уйти. Она ради этого приехала сюда из Карелии, чтобы повидаться с Нийло. Сегодня последний их вечер...
В начале одиннадцатого Нийло пришел, вернее, прибежал.
— Мирья, моя хорошая, только не сердись. Я сейчас все объясню.
— А я и не сержусь.— Мирья с нежностью смотрела на запыхавшегося, раскрасневшегося юношу, готовая простить ему опоздание.
— Знаешь, только я собрался идти, как коммерции советнику нужно было уложить чемоданы,
— Что?! Что?
— Мне пришлось уложить вещи коммерции советника. Он не хотел оставлять на утро.
— И только из-за этого ты не пришел, Нийло?!
Если бы Нийло проспал, задержался на обеде или пусть даже слишком увлекся игрой в бильярд, Мирья не была бы столь удивлена, как сейчас.
— Ну почему я должен это объяснять? Ведь ты, Мирья, понимаешь... Он же — коммерции советник, мой хозяин...
— Но ты же в отпуске сейчас, ты сейчас турист!
— О боже мой! Неужели ты не понимаешь таких простых вещей?..
— Ох, Нийло, я в самом деле не понимаю,— вздохнула Мирья.
— Ты помнишь, сколько месяцев я ходил искал работу, пока меня не взяли в общество. А теперь у меня хорошая работа. Живу в Хельсинки. Коммерции советник — неплохой хозяин. Он доволен мной. Ну хоть это-то ты понимаешь?
— Да, да. Я, кажется, начинаю кое-что понимать.
— Ты знаешь, какой сегодня вечер? Это вечер, который мы будем всегда вспоминать. Вечер, который решит все. Сегодня — сию же минуту — ты скажешь мне окончательно, когда вернешься ко мне в Финляндию.
Мирья покачала головой:
— Не спрашивай об этом, Нийло. Не надо.
— Нет, надо. Тебе пора решить. Ведь у тебя есть все основания проситься обратно. В Финляндии твои приемные родители...
— Нийло, милый, не надо. Больше ни слова об этом.— Мирья взяла себя в руки и сказала уже спокойнее: — А отец и мать летом приедут в Карелию.
— Ну а ты? Ведь речь о тебе идет. Скоро мне прибавят жалованье. Коммерции советник уже дал понять. В его руках наше будущее, твое и мое...
— Нет, Нийло, мое — в руках не у коммерции советника.
— Что, что ты говоришь?
— То, что... Почему ты сказал, что задержался именно из-за этого? Придумал бы какую-нибудь другую причину...
— Мирья, я всегда был честным.
— Да, Нийло, ты был честным.—-Мирья готова была
разреветься.—Нийло, я очень устала. Завтра встретимся на вокзале. Там поговорим обо всем.
Кажется, впервые Мирья говорила Нийло неправду.
— Хорошо,— согласился Нийло.— Какая-то ты странная сегодня. Мне тоже надо идти. Может, я еще нужен буду сегодня коммерции советнику.
— Да, да. Коммерции советнику ты нужен. Иди, Нийло, иди. Спокойной ночи.
Мирья, Ортьо и Хуоти провожали туристов.
При расставании обычно не находится слов. Коммерции советник спросил у Ортьо, чтобы сказать что-нибудь:
— Ты уже посмотрел, что в коробке? Этой одежды тебе надолго хватит.
— Послушай, Мийккула...— Ортьо не хотелось в час расставания говорить брату ничего обидного.— Не надо было тебе ничего везти. Слышишь, ничего больше никогда мне не привози и не присылай.
Коммерции советник удивленно пожал плечами:
— Не понимаю тебя.
Он и в самом деле ничего не понимал.
Мирья и Нийло отошли и стояли в стороне от других.
— Остались считанные минуты. Последние минуты,— умоляюще говорил Нийло.— От этого зависит все наше будущее. Скажи только одно слово, и я буду ждать тебя, буду ждать сколько угодно...
Не отнимая руки, которую крепко сжимал Нийло, Мирья посмотрела ему прямо в глаза.
— Нийло, не жди меня.
Объявили, что до отхода поезда осталось две минуты. Они не глядели друг на друга. Старались изо всех сил казаться беззаботными. Нийло протянул руку, повернулся и пошел неуверенно, как идет человек, чувствующий, что за ним следят.
Мирья смотрела ему вслед затуманенными глазами.
Поезд ушел.
Ортьо подошел к Мирье и тронул ее за локоть:
— Ну, Мирья, через полчаса отойдет наш поезд. Поедем домой или как?
— Да, дядя Ортьо, поедем домой.
"Все, что случалось со мной, Нийло. Кажется, я рассказала тебе все.
Желаю тебе счастья, Нийло. Мне хотелось пожелать тебе счастья, когда отходил твой поезд. Может быть, ты будешь счастлив. Желаю тебе от всей души успеха в жизни.
Мы еще молоды. И у тебя и у меня жизнь только начинается. И у тебя и у меня есть родина. Да, я, кажется, еще не написала главное: я теперь гражданка Советского Союза. Моя родина — земля, где жил мой отец и живет мать. Здесь — мой дом...»
1964


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45