— Елена Петровна была в полном смятении.
— Вот что произошло. Новогоднюю ночь мы встретили и провели у меня. Скучновато, может быть, а потом... Потом Андрей ни с того ни с сего вдруг не захотел брать Мирью в Кайтасалми. Мирья обиделась, конечно, а потом, как на грех, после этого заблудились... А потом здесь, на берегу...
Елена Петровна слушала, мысленно торопила Вейкко слишком уж он медленно говорил о случившемся. Когда он закончил свой рассказ, она набросилась на него, как будто именно он был во всем виноват:
— А ты куда глядел, где был? Тоже мне «воспитатель!» Мало было оскорбления на берегу. Еще на собрании прибавили. А ты...
— Успокойся, Елена Петровна. Я и сам не знаю, что тебе посоветовать...
— Нужны мне твои советы...
Елена Петровна хлопнула дверью и ушла.
Домой она влетела вся запыхавшаяся, возбужденная.
— Что с тобой, мама? — испуганно спросила Мирья.— Мама!
А мама не знала, с чего начать, что сказать. И начала не так, она сама это почувствовала. Надо было иначе.
— Я все понимаю... («А что я понимаю?..») Слушай меня. («А дальше? Она слушает. Что слушать?») Изольда вернулась. Ты слышала?
— Слышала. Ну и что?
— Послушай, Мирья,— голос матери дрогнул.— Вот Изольду обвинили в воровстве... Я не верила, хотя очень мало знаю ее. Она сама призналась, а я все равно не верю. Ты понимаешь меня? Я говорю о тебе. Тебя я знаю лучше, чем ее. И о тебе никто плохое не думает...
— Но...
— Не обращай внимания на нее, на эту... Не хочется даже называть ее имени.
— А почему ты сразу мне не поверила?
— Я тебе поверила,— тихо сказала мать.—Нет, я ничего плохого не думала, глупенькая ты... Ты мне веришь?
Мирье хотелось прижаться к матери, заплакать, а может, засмеяться или заплакать и засмеяться одновременно. Но что-то сдерживало ее. Ведь они с матерью так редко обнимают друг друга. Мирья помнила, как мать ласкала ее, когда она была еще совсем маленькая. И потом, когда они встретились в Финляндии. И кажется, все.
Мирья стала рассказывать:
— Когда мы вышли от Вейкко, поднялась такая пурга, что в двух шагах ничего не было видно. У меня натирало ногу... и...
По голосу дочери Елена Петровна понимала, как ей было страшно и как в то же время интересно, романтично и сколько в этой ситуации было комического, над чем те
перь уже можно посмеяться. В конце рассказа голос Мирьи стал отрывистей.
— Я побежала домой. Я никого не впустила. Потом... написала в Финляндию...
— О чем? О том, что случилось на берегу?
— Нет, не о том. Мама, я все-таки... Я еще тебе не все сказала, но... Поймешь ли ты меня? Там Лейла, там Нийло, там...
— Ты хочешь вернуться в Финляндию? — Елена Петровна старалась задать вопрос как можно спокойнее, но голос выдал ее.
— Но ведь я останусь такой, какой была, не изменюсь.
В комнате стало тихо. Мать и дочь не смотрели друг
другу в глаза.
Наконец Мирья не выдержала:
— Почему ты ничего не говоришь?
— Но ведь ты же и не спросила, как я отношусь к этому.
— Я и так знаю. Но пойми меня.
— Ты уже взрослая. Ты выросла без меня. В других условиях. У тебя были другие...
— Нет, мама, не надо.
— Я ничего и не говорю. Только то, что дело это серьезное, надо еще раз подумать... У меня есть право просить тебя хорошо все обдумать.
«Как Вейкко, так и мама — одинаковы: «Надо думать»,— мелькнуло у Мирьи.— Так не завтра же я уеду, есть время».
Они молча поужинали. Если они и обменялись несколькими словами, то не касались того, о чем они обе думали.
Потом они пожелали друг другу спокойной ночи, погасили свет и замолчали. Обе они долго не .могли заснуть.
С тех пор они молчали. Они молчали, хотя и разговаривали каждое утро и каждый вечер. Пожалуй, больше, чем раньше, мать спрашивала, как прошел день, что сегодня Говорил дядя Ортьо, что новенького у девушек. Пожалуй, больше, чем раньше, она рассказывала о своей работе и заботах. И все-таки они молчали. Ни Елена Петровна, ни Мирья не обмолвились ни словом о том, о чем обе думали все время,— о намерении Мирьи вернуться в Финляндию.
О предстоящей свадьбе Марины Коллиевой говорил весь поселок. Но Мирья и Елена Петровна словно не знали о ней. Зато они говорили об Изольде. Елена Петровна сказала, как и раньше;
— Я не верю Изольде, врет она, что взяла деньги себе.
Пришла Нина и позвала Мирью к Изольде. Мирья охотно пошла. Ей Изольда тоже нравилась. Кроме того, с ней было связано что-то загадочное, а Мирья была еще в том возрасте, когда все таинственное кажется интересным.
Когда они пришли, Изольда подметала пол. Смахнув с лица волосы, спадавшие ей на глаза, она бросила веник и выбежала навстречу. Изольда так обрадовалась, что не знала, что делать: то ли помочь гостям раздеться, то ли домести пол. Она не сделала ни того, ни другого. Гости сами разделись, повесили пальто на вешалку. Пол так и остался неподметенным.
С того времени, когда Мирья последний раз видела Изольду, она мало изменилась. Только волосы ее были растрепанные и одета она была неряшливей, чем раньше. Впрочем, Мирья никогда не видела ее в домашних условиях. Они встречались только в столовой, там Изольда всегда была аккуратно причесана, в белом чистом халате, всегда сосредоточенная, озабоченная. А сейчас она, казалось, словно только что вскочила с постели, хотя был уже вечер. Ее осунувшееся лицо казалось еще более вытянутым, большой рот был чуть-чуть приоткрыт, словно она напряженно ожидала ответа на какой-то свой вопрос.
— Может, чайку попьем? — Изольда хотела идти к плите, но Нина удержала ее на месте: они пришли не чай пить.
— Мы тебя очень ждали,— сказала Нина и спросила многозначительно: — Тебе еще нужно будет ехать туда?
— Не знаю. Наверное, нет. Все и так ясно.
— Расскажи нам, Изольда, как все выяснилось,— выдавила наконец Нина.
— Выяснилось то, что было. Буду работать и постепенно погашу недостачу.
— Но это же несправедливо.
— Почему несправедливо? Кто же их будет за меня платить?
— Но ведь ты их не брала.
— Если бы не брала, то у меня бы их не требовали,— говорила Изольда безразличным тоном, словно речь шла о чем-то второстепенном.— Конфет хотите? Папа вот купил.
Она стала угощать девушек конфетами. Но Нина продолжала:
— Брось, куда бы ты такую сумму могла деть? Ведь ты ничего не покупала, питалась в столовой, у твоего отца хорошая пенсия, жили вы скромно...
— Ой-ой,—Изольда засмеялась.— Вы не знаете меня, я ведь такая, что все растранжирю, сколько бы ни было.
— Ну ладно,— вздохнула Нина.— У тебя какая-то тайна. Не хочешь сказать нам — ну и не надо.
Мирья сказала Нине по-фински:
— Чего ты расспрашиваешь? При мне она не будет рассказывать.
— Не говори чепуху,— рассердилась Нина и перевела слова Мирьи.
— А мне нечего скрывать ни от кого,— уверяла Изольда.— Все было так, как я сказала.
— Нет, не так. Если, допустим, мы поверили бы, что ты их взяла, ты бы не стала говорить с нами так. Я тебя знаю.
— Плоховато знаешь.
Изольда спросила у Нины мимоходом:
— А что слышно о Ярославе Ивановиче?
— Ничего не слышно,— грустно ответила Нина.— Мама послала запрос. Ответили, что находится под следствием. Пока еще без права переписки. Значит, расследуют его дело.
— Скорее бы он вернулся,— сказала Изольда.
Их разговор прервался: в дверь осторожно постучали. На пороге появился... Игорь.
Марина запретила идти своему жениху к Валентину играть в шахматы. Игорь дал слово, что не пойдет. И свое обещание он выполнил — он пришел к Изольде.
Игорь увидел три рта, раскрытых от изумления и похожих на букву «о». Девушки были так поражены, что' не могли даже вскрикнуть от удивления. Они не сразу заметили, какой растерянный и удрученный, чуть ли не жалкий вид у Игоря.
— Извините, что помешал, но... Изольда, я... У меня... дело к вам...
— Хорошо, говорите.— Это обращение на «вы» привело Изольду в себя.
— Я хотел бы... наедине...
— Не думаю, чтобы у нас были какие-то тайны.—• К Изольде вернулось самообладание, и, когда она обращалась к Игорю на «вы», у нее получилось естественнее, чем у него.
— Я все-таки прошу вас,— заметил Игорь уже решительно.— Может, выйдем на несколько минут.
— Вот будет здорово,— громко рассмеялась Нина,—
если весь поселок увидит вас вдвоем перед свадьбой. Мирья, пойдем.
Когда остались вдвоем, Изольда не предложила Игорю сесть. Он стоял у порога, беспомощно переступая с ноги на ногу и не зная, куда девать руки.
— Изольда, я... Очень виноват... Нет, я хотел сказать...
— Насколько я понимаю, вы передо мной ни в чем не виноваты,— Изольда пожала плечами.
— Я виноват перед самим собой.
Изольда сказала уже мягче:
— Спасибо, что зашел. Может быть, ты поступил правильно. А может быть, нет. Но по отношению к Марине ты поступил нечестно. Поздравляю тебя от души и... тебе пора уходить.
— Изольда, не гони меня. Выслушай.
— Что я должна выслушать? Письма свои ты получил. Или, может, отец не все вернул?
— Прости меня, что я тогда пришел...
— А что еще простить?
— Разреши мне сесть.— Игорь подошел к столу и сел на край стула.
— Да, совсем забыла, спасибо за открытку. Я была так тронута.
Еще недавно Игорь послал Изольде открытку, он писал: «Я не верю, что ты виновата. Думаю о тебе хорошо. Игорь».
— Изольда, я... Помоги мне...
— Как, Игорь?
— Постарайся хотя бы понять меня.
— Я тебя прекрасно понимаю и от всей души поздравляю.
— Нет, я не об этом... Я не женюсь на Марине.
— Ты что, рехнулся? — Изольда пристально посмотрела на Игоря.— Завтра свадьба.
— Я люблю тебя. Я говорю это тебе в первый раз. Правда, в последний момент.
— Игорь... ты... не надо так шутить, это некрасиво. Уходи сейчас же... уходи.
— Я никогда еще не говорил так серьезно. Я прошу тебя — не прерывай меня, мне так нужно говорить, мне сейчас так нужно... Понимаешь, у меня не хватило силы воли, я делал не то, что хотел... Нет, не прерывай меня, Изольда... Да, кажется, одно время я увлекся Мариной... Она мне нравилась... Я хотел забыть тебя. Да, да, Изольда. Такой я был — ничуть не лучше. Мне казалось, что они обладают тем, чего нет у меня: ведь они во всем, всегда... правы, они принципиальны. Мне казалось, что я тоже должен стать таким... А потом— дальше, больше... А потом я заметил, что они не те, за кого я их принимал. В них нет человечности, есть только слова, слова, все только внешне. И больше ничего. А я все-таки шел дальше. И дошел до свадьбы. Я виноват перед ними, надо было кончать раньше. Но лучше все-таки хоть теперь остановиться. Завтра будет поздно. Если завтра — то две человеческие жизни будут испорчены...
— Игорь, я не верю... Я не верю ни одному твоему слову,— прервала его Изольда.
— Изольда.
Игорь смотрел на нее такими глазами и на лице его было написано такое отчаяние, что Изольда сказала ему уже совсем другим тоном:
— А если ты говоришь серьезно, вернее, думаешь, что говоришь серьезно, то это тебе только так кажется сейчас. Я где-то читала... такое бывает, когда человек волнуется, например, перед свадьбой, он может потерять чувство реальности и вдруг начать сомневаться. Но потом все проходит, и люди живут хорошо. Так что иди. Спокойной ночи.
— Нет, Изольда, я не женюсь на Марине. Может, я бы не решился на такое, если бы ты не вернулась. Ты спасла меня. Если бы ты вернулась раньше, то дело не зашло бы так далеко.
— Что собираешься делать?
— Я уже сказал. Завтра надо идти в сельсовет. Но туда я пойду только с тобой. Слышишь, Изольда!
— Слушай, если человек сходит с ума, не обязательно ему кричать.
— Только с тобой, Изольда, и обязательно завтра.
— Сколько ты сегодня выпил? Что-то непохоже, чтобы ты был пьяный.
— Если не пойдешь завтра со мной, я уеду, завтра же. Навсегда из Карелии. Должен же я когда-нибудь быть решительным.
Голос Игоря и выражение лица заставили Изольду поверить, что он говорит серьезно.
— Давай "говорить тогда прямо. Ведь, прежде чем мы с тобой пойдем в сельсовет, должно же быть хоть сколько- то... Ну, как это называют — любовью. Я тебя никогда не любила и не полюблю...
— Я не верю, Изольда.
— Какой самоуверенный! Откуда ты взял, что я люблю тебя? Ну, мы ходили вместе, гуляли, пару раз покатались на лодке, что с того? Мне уже тогда с тобой было скучно. А ты подумал, что я влюбилась. А кроме того, меня могут в любой момент забрать, посадить в тюрьму. Вот будет красиво — секретарь комсомольской организации будет бегать с передачами в тюрьму.
— Я не буду больше секретарем. И никто тебя не посадит в тюрьму. Ты честный человек.
— Какая я честная, уже выяснилось. Я растратчица.
— Никогда не поверю.
Изольда начала сердиться:
— Что же это такое! Почему я должна всем доказывать одно и то же и никто мне не верит? Сначала не верили следственные органы, не верит отец, не поверили девушки. Какое им дело? Я такая, какая есть, и оставьте меня в покое.
— Ну ладно. Если хочешь, будь преступницей. Все равно мое отношение к тебе не изменится.
— Все. Хватит. Уходи. Скоро придет отец. Я не хочу, чтобы он еще раз расстроился из-за тебя. Убирайся.
— Я уйду. Но в девять утра я приду за тобой, и мы поедем в Кайтаниеми.
— Нет, не придешь. Никогда. Еще раз желаю тебе счастья, пусть вам будет весело...
Изольда отошла к окну и, повернувшись спиной к Игорю, сказала сдавленным голосом:
— Ты не придешь никогда, слышишь? И все-таки... все- таки спасибо тебе за все, что было.
— Значит, завтра в девять,— сказал Игорь и убежал.
Изольда боялась, что Игорь сдержит свое слово и в девять утра действительно явится. Надо, чтобы отец не присутствовал при этом спектакле. Без четверти девять она попросила отца пойти в столовую на завтрак, сказав, что придет туда через несколько минут сама. Наум Сидорович удивился: до этого Изольда, как он ни звал ее, не хотела идти в столовую.
Ровно в девять пришел Игорь. Такой же решительный, как и вечером, только не такой подавленный.
— Вот и я, Изольда. Я пришел навсегда. Сейчас мы поедем в Кайтаниеми. Я взял машину.
— Опять ты? — холодно спросила Изольда.— Но это уже слишком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45