Отомстил за свою семью. Были у него ордена и медали, но он их не носил. Нина рассказывала однажды Изольде, как Ярослава Ивановича потрясла картина «Судьба человека». После фильма он долго молчал, только вздыхал, потом сказал: «Да, так было. Такое выдерживает только настоящий человек. Русским пришлось вынести больше, чем кому- либо, но они устояли, и их никто не сломит».
После войны Ярослав Иванович, оставшись без дома, без семьи, без родных, долго кочевал по стране, стараясь разыскать место, где сможет забыть о пережитом и обрести душевный покой. Потом он встретил вербовщика, набиравшего рабочую силу в Карелию. Приехал сюда. Он — тракторист, и трактористы были нужны в Карелии. Здесь нашел место, где мог основать новый дом. Женился на вдове- солдатке и, как подобает честному солдату, стал заботиться о ее детях. Эту обязанность он выполнял, как настоящий отец. Нина чаще называла его отцом, чем отчимом. Он готов был принять в дом и Васели, но парень привык к детскому дому и не захотел возвращаться. Ярослав Иванович хорошо работал, но слава его не прельщала, он не стремился попасть на доску Почета и не хотел, чтобы его куда-нибудь выдвигали...
Изольда рассказывала Игорю о жизни Ярослава Ивановича с такой теплотой, словно забыла, что сейчас ночь, и даже свадебная ночь, и что за стеной спали люди.
— Хороший он человек. Если бы все люди были такие!—заключила она.
Отчим Нины и ее мать встретили Изольду, как свою дочь, которую давно не видели. Сводили в баню, угощали с истинно карельским радушием. После бани долго сидели за столом. Хозяйка устала и легла спать. Изольду тронуло и то, как заботливо Ярослав Иванович относился к жене, как уговаривал ее:
— Ты же устала, иди, дорогая, ложись, а мы поговорим.
Ярослав Иванович оказался интересным собеседником, знал, что волнует Изольду и Нину. Он говорил с ними, как с ровесниками. О цели в жизни, о доверии к человеку. Как он был прав, приведя примеры, как необоснованная подозрительность, недоверие губили жизнь людей.
В тот вечер Изольда и Ярослав Иванович подружились, хотя разница в возрасте была большая. Ярослав Иванович стал присылать с Ниной приветы Изольде, иногда посылал даже гостинцы. Изольду это трогало, потому что ей не так- то уж часто приходилось принимать знаки внимания от чужих людей. Бывая в Хаукилахти, Ярослав Иванович каждый раз заходил к Изольде.
И вот однажды он пришел встревоженный и подавленный. Изольда сразу заметила, что он хочет что-то сказать. Ярослав Иванович никак не мог начать. Его можно было понять... Ведь трудно говорить о том, что тебе позарез нужно пять тысяч рублей. Нет, деньги необходимы не ему, надо спасти одного человека. Дело сложное, не все поймут. А Изольда, по его мнению, человек, который все понимает, но стоит ли сейчас вдаваться в подробности. Верит ли Изольда в людей? Может погибнуть невинный, честный человек. Конечно, он, Ярослав Иванович, тоже может махнуть рукой и... Но он этого не сделает. И так много людей, безразличных к чужой судьбе. Кроме того — он особенно подчеркивал — об этом не надо распространяться. Даже у него дома не знают и не должны знать ничего. Потому что, если узнают, тому человеку может быть еще хуже. Случай исключительный, такое в наше время бывает редко, но бывает. Ярослав Иванович просил Изольду никому не говорить ничего, даже отцу. Если не может помочь, то не надо: Пусть забудет тогда об их разговоре...
Изольда все понимала, она верила, даже была рада, что ей доверяют такие вещи. Она сказала Ярославу Ивановичу, что не нужно ничего рассказывать, она верит и так. Что только такой человек, как он, может быть озабочен судьбой другого человека. Но вся беда в том, что у нее сейчас нет денег. Ярослав Иванович понимал, что с зарплаты завстоловой накопишь немного, но если Изольда верит, что дело очень и очень серьезное, то она сможет найти возможность помочь. Ведь можно взять на три недели эту сумму из выручки. Только на три недели, а потом он, Ярослав Иванович, вернет деньги. Так что никто не пострадает — ни государство, ни она, Изольда. Конечно, совесть Изольды будет неспокойна, это естественно, но зато она будет знать, что
поступила благородно, спасла человека. В данном случае все-таки важнее жизнь человека, чем какие-то формальности. А деньги нужны не сразу, а так, в течение недели.
Изольда была не из тех людей, кто мог остаться безразличным к судьбе человека, тем более если речь шла о его спасении. Она обещала подумать и, если окажется малейшая возможность, помочь. Она заверила Ярослава Ивановича, что никому не скажет ни слова.
Изольда думала: ревизия в столовой бывает раз в месяц и обычно в одни и те же числа. У нее ревизия была два дня назад. Следовательно, почти месяц времени. Она успеет вернуть деньги. Конечно, она не сможет взять сразу всю сумму, надо оставлять в течение недели каждый день часть выручки. А когда придет ревизия, она признается, что в последние три недели сдавала выручку не полностью. Причем она не будет ничего объяснять. Ведь не отдадут же ее под суд, если деньги окажутся в кассе. Конечно, ее могут освободить от работы. Пусть освобождают, она давно просится.
Через неделю Ярослав Иванович получил нужные деньги. А потом получилось так, как получилось. Ревизия пришла неожиданно. Наверное, кто-то обратил внимание, что Изольда сдает инкассатору суммы намного меньше, чем обычно. Изольда сразу призналась, что она взяла из кассы столовой некоторую сумму денег на свои нужды и собиралась вернуть их в ближайшее время. Она все еще надеялась, что Ярослав Иванович вернет деньги и спасет ее. Но его арестовали. Наверное, случилось какое-то недоразумение или его кто-то оклеветал. В наше время невинных людей не судят,— Изольда была спокойна. Скоро отчима Нины освободят, он вернется, и тогда все это дело будет выяснено.
— Вот и вся история. Больше ничего не было. Смотри, уже начинает рассветать. Только пообещай мне еще раз, что никому не скажешь ни слова — ни отцу, ни Нине. Игорь, почему ты молчишь, ты спишь?
— Нет, Изольда, я не сплю.
— Дай слово, что никому не скажешь.
Игорь молчал.
— Что с тобой?
Игорь сказал с той же нежностью, только голос его был решительный:
— Изольда, все, что ты рассказала, я понимаю. Я бы так не поступил, но я тебе обещаю, что никому не скажу: ни твоему отцу, ни Нине, никому в поселке. Но вот властям, следствию...
— Игорь, но ты же дал слово,— испугалась Изольда.
— Но я ничего и не говорю. Я никуда не пойду. В понедельник ты сама сядешь в автобус и поедешь к прокурору-
— Но ведь Ярослав Иванович просил...
— Вот именно — поэтому ты и поедешь, Изольда. Постарайся понять,— Игорь говорил настойчиво.— Этот человек взял у тебя деньги, взял тайком. Потом его арестовали. Разве тебе не кажется, что между этими обстоятельствами может быть какая-то связь?
— Ты научился думать о людях плохо, раньше ты был не такой.
Это был первый упрек, услышанный Игорем от жены. Он замолчал, потом сказал:
— Вера ^в людей, доверие — это хорошо. Только верить нужно открыто, чтобы все видели. От органов правосудия не надо ничего скрывать. От государства, от общества. Они нас защищают.
На улице было уже совсем светло. В соседней комнате проснулись. Там ходили, потом из кухни послышался звон посуды.
В воскресенье целый день приходили гости. Одни приходили справляться, как себя чувствуют молодожены; другие помогали хозяевам расставлять мебель по своим местам,— вечером, когда праздновали свадьбу, половина мебели была вытащена в переднюю. Относили посуду и стулья, взятые на вечер у соседей.
Молодой паре повезло — на следующий день им удалось получить комнату.
Дорожный инженер Валерия Владимировна переехала в дом дорожников, ее комната в общежитии освободилась. Комната, правда, холодная, маленькая, добрую часть в ней занимала грубо сложенная печь. Но Игорь и Изольда были рады и этому. Не они первыми начинали совместную жизнь в такой каморке. Когда люди счастливы, они не обращают внимания на жизненные неудобства. Наоборот, в первое время неудобства придают жизни романтическую окраску, а потом, когда их начинают замечать, многое уже налаживается, устраивается. Комната была удобна и тем, что в том же коридоре, чуть ли не напротив, находилась прежняя каморка Изольды, в которой остался отец. Так что они могли теперь жить одной семьей и вместе питаться.
Мебели у них пока не было, но обставить комнату удалось просто. Пришел кто-то, сказал, что есть у него стол и он ему не нужен, выбрасывать жалко, так что берите. Таким же образом появились буфет и несколько стульев. Кровать Игорь притащил из своего прежнего общежития.
Целый день они приводили в порядок комнату. О поездке Изольды в прокуратуру они избегали говорить. Не хотелось портить настроение. Да и что говорить — и так все ясно: в понедельник она должна ехать. Изольде больно было думать о предстоящей поездке. Она же подведет Ярослава Ивановича: она дала слово, а теперь поедет и нарушит его.
В понедельник утром Игорь проводил Изольду на автобус.
Отъехав от поселка, автобус обогнал лошадь в упряжке. В легких санях сидели Мирья и Валерия Владимировна. Изольда помахала им через стекло. Валерия и Мирья заметили ее и стали махать вслед автобусу.
Валерия и Мирья направлялись на стройку Юлюкоскинской ГЭС.
Валерия отвечала за участок дороги от Кайтаниемского лесопункта до поселка Хаукилахти. Строители ГЭС тоже пользовались этой дорогой — вывозили лес. Так как дорожникам одним было не под силу содержать дорогу в хорошем состоянии, Валерия решила съездить в Юлюкоски и договориться с руководством стройки о помощи. Бывала она в Юлюкоски и раньше, но всегда по воскресеньям и не по служебным делам.
Мирья ехала в Юлюкоски впервые. Об этой стройке ей рассказывала Елена Петровна. Узнав, что Валерия направляется в Юлюкоски, Мирья попросила взять ее с собой. Ей хотелось увидеть собственными глазами, как в Карелии строятся большие промышленные предприятия, не какие-то там маленькие поселки вроде Хаукилахти с деревообрабатывающим комбинатом местного значения. Кроме того, у нее было и дело в Юлюкоски. Строители собирались с концертом к ним, в Хаукилахти, и Валентин поручил Мирье
обо всем окончательно договориться, узнать, какой реквизит потребуется гостям и что они смогут привезти с собой.
Пекка Васильев, который обычно неохотно давал лошадей на такие поездки, ссылаясь на то, что можно добраться на попутной машине или на лыжах, сегодня сам отобрал лошадь получше. Он дал девушкам молодого рысака Виркку, которого он берег и по возможности старался не использовать на тяжелых работах. Пекка сам запряг лошадь в легкие сани карельского типа. И упряжь он подобрал с украшениями и с бубенцами.
Застоявшаяся молодая лошадь, казалось, наслаждалась тем, что наконец могла мчаться по ровной, укатанной машинами дороге. Валерия пыталась порой заставить ее идти шагом, но та упрямо бежала рысью. Только кусочки льда, вылетая из-под копыт, бились о передок саней да звенели бубенчики. Валерия и Мирья сидели под теплым тулупом, которым их предусмотрительно снабдил конюх.
Мирье никогда прежде не приходилось ездить на лошади. Вернее, ездить-то она ездила, но медленно, спокойно. Когда-то в Финляндии у приемного отца была лошадь, но это была рабочая лошадь, которая никогда не бежала рысью. Мирья вспомнила, как они с Алиной однажды ехали в церковь. Другие с гиком неслись мимо них, а их Полле едва-едва плелся шагом, спокойно оглядываясь вокруг. Мирье нравилось мчаться вот так, с ветерком, ей хотелось, чтобы эта поездка продолжалась как можно дольше. Она стала мысленно сочинять письмо Нийло. Ей хотелось рассказать о сегодняшней поездке и о том, как ей хорошо. Или, может, не стоит об этом писать: Нийло может подумать, что она к нему не вернется. Во время этой поездки Мирье приходилось все время говорить по-русски: Валерия не понимала ни по-карельски, ни по-фински. Это тоже хорошо — тренировка. Она будет изучать русский язык, если даже... Почему ей в голову пришло это «если даже»?
Мирья говорила медленно, стараясь строить грамматически правильные фразы:
— Я видела, как ты танцевала «Умирающий лебедь». Ты танцевала в клубе Кайтаниеми. Я сидела в зале. Ты танцевала хорошо. Когда ты танцевала, я думала: хорошее искусство есть чистое. Хорошее искусство можно делать... Не делать, а как это...
— Создавать,— подсказала Валерия.
— Спасибо. Хорошее искусство можно создавать, когда есть чистое сердце. Хорошее искусство можно создавать,—Мирье хотелось запомнить это новое слово,— когда есть чистые мысли. Я правильно говорю?
— Мирья, ты говоришь совершенно правильно,— заверила Валерия.— Когда художник творит, у него должны быть чистые, благородные, красивые мысли. Когда художник неискренен, люди замечают сразу. Ты понимаешь? Какое слово тебе непонятно?
— Все слова я поняла,—сказала Мирья.— Но разве художник никогда не должен думать плохо?
— Нет, должен. Он должен также уметь ненавидеть все то, что .мешает людям жить.
— Да, я понимаю,— ответила Мирья.— Но есть и другое искусство... Модерни искусство. Ты меня понимаешь? — Мирья не знала слова «абстрактное искусство» и поэтому употребляла финское «модерни», но Валерия поняла и только кивнула в ответ. И Мирья продолжала: — Васели говорил, модерни надо понимать, нельзя его полностью отвергать. А Вейкко Ларинен и мама говорят, что модерни — это ерунда, это не искусство, это — оружие врага. Кто говорит правильно — Васели или Вейкко с мамой?
— А ты сама как считаешь?
— Я?.. Я плохо знаю искусство. Но я люблю хорошие картины и хорошие стихотворения. Хороший реалист хорошо. Плохой реалист плохо. Есть одно стихотворение — я не умею переводить это стихотворение,— я люблю это стихотворение. Хорошие слова, и очень хочется думать. Писал это стихотворение поэт модерни. Я знаю, что он не враг, он честный человек... Я не умею говорить.
— Почему не умеешь? Очень даже хорошо. Что я думаю? Я слишком мало знакома с абстрактным искусством, чтобы хвалить его или ругать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45