Нийло привык к таким приключенческим и ковбойским фильмам, но они ему не нравились. Он сидел и думал, что «Двух старых сплавщиков» они должны обязательно посмотреть вместе с Мирьей, когда она приедет.
— А теперь, наверное, я пойду домой,— сказала Улла- Лийса, когда они вышли из кинотеатра.
— Такси возьмем? — предложил Нийло.
— Можно,— согласилась Улла-Лийса.
Девушка вышла из машины, немного не доехав до своего дома.
— Большое спасибо вам, господин Нурми.
Улла-Лийса пожала ему руку, выскользнула из машины и, не оглядываясь, быстро пошла к дому.
Нийло попросил таксиста немного подождать. Когда Улла-Лийса скрылась за углом, он отпустил машину и пешком отправился домой. Идти было далеко, но он сегодня вечером растранжирил столько, что ему в голову не приходило ехать даже на трамвае. «Да, сегодня я здорово поэкономил!» — с усмешкой думал он.
В каморке было холодно. Нийло даже подумал, что, может быть, сэкономить сегодня на дровах и не топить. Надо так или иначе компенсировать то, что было истрачено сегодня вечером.
Нет, он ничуть не сожалел ни об одной марке. Он должен был поступить так, как поступил. То, что он истратил
сегодня, со временем окупится, вернется сторицей когда-нибудь позднее. Он, Нийло, человек дальновидный.
Но плиту он все-таки затопил. Зачем рисковать —глядишь, простудишься и на лечение истратишь куда больше. Поужинал. Ужин сегодня был скуднее, чем когда-либо,— только стакан простокваши и хлеб с маслом. Пока топилась плита, написал письмо Мирье. Нийло хотел рассказать, как провел этот вечер. Но, написав две странички, вдруг подумал, что Мирья может не понять его или поймет неправильно. Нет, лучше уж он потом расскажет обо всем.
В воскресенье Нийло закупал продукты на всю неделю, гулял по городу, читал и отдыхал. Вечером он собирался отправиться снова на прогулку, как услышал, что кто-то поднимается по крутой лесенке к нему наверх. Вошел Матти Матикайнен.
— Наконец-то нашел,— Матти крепко пожал руку Нийло.— Ну и забрался ты к черту на кулички.
— Разве! Это же Хельсинки. И остановка трамвая совсем рядом.
Матти сбросил пальто, сел на стул, стоявший между столом и кроватью, и оглядел комнатенку.
— Да, места не слишком много, не очень-то развернешься.
— Зато и стоит немного,— сказал Нийло.
— Да и холодно здесь.
— Может, кофе сварить? Заодно погреемся. Правда, ведь это очень удобно — убьем двух зайцев.
— Против кофе я ничего не имею.
Нийло прибавил дров в плиту и поставил кофейник.
— Ты уже поел? — спросил он у гостя.
— Да, перекусил в поезде. Только давно уже.
— Ну тогда мы сейчас...— Нийло открыл шкаф и стал просматривать свои запасы. Он взял хлеб, положил по кусочку масла. В шкафу лежала колбаса. Было нарезано два кружочка. Нийло хотел нарезать еще, но передумал,— может, хватит.
Молча выпили по чашке кофе и съели бутерброды с колбасой. Матти продрог и поэтому выпил кофе чуть ли не залпом.
— Еще налить? — спросил Нийло.
Выпили по второй чашке. Теперь можно было перейти и к делу. Нийло говорил:
— В Хельсинки все так дорого. А как у вас там?
— Да что у нас, живем помаленьку.
— Не видел моих стариков?
— Я у них взял твой адрес.
Нийло догадался, по какому делу приехал Матти.
— Вот я пришел по делу Канервы,— наконец сказал Матти.
— Как доверенное лицо рабочих?
— Мы теперь делегация, о которой, помнишь, мы говорили.
— А Лейла приехала?
— Нет, у нее свои дела, в союзе молодежи.
— И больше никто не приехал?
— Приехал еще Пюеранен. Ты его не знаешь. Так что нас теперь трое. Значит, завтра утром мы прямо пойдем туда и сходим к депутату.
Нийло вздохнул с облегчением:
— Значит, вас без меня уже двое.
Матикайнен посчитал это за скромность. Положив руку на плечо юноши, он пояснил:
— Один или два — это мало. Трое — уже делегация.
— Завтра?
— Да, завтра. Не стоит затягивать.
— Но ведь я никогда не был членом таких делегаций...
— А тут никаких дипломатических способностей и не требуется. Это делегация рабочих. Скажешь, как обстоит дело, и стой твердо на своем.
— Это-то как раз я и не умею.
— Тебе ничего уметь и не надо,— успокоил Матикайнен.— Я представлю членов делегации, а потом мы с Пюе раненом изложим дело. А ты только будешь присутствовать.
— А там обязательно всех представлять? И имя и место работы, да?
— Разумеется.
— Ну я не знаю... Может, вы все-таки пойдете без меня?
— Нийло, но ты же ведь согласился. Речь идет об интересах рабочего класса.
— Но разве я так твердо обещал? Я ведь не знаю ни Канерву, ни условий его работы.
— Неужели ты в самом деле не знаешь? Что с тобой?
— Интересы рабочего класса... Но я-то ведь не...
— Да кто же ты? Да кто же ты тогда?
Нийло чувствовал, что Матикайнен сердится и сдерживает себя, чтобы не сказать что-то резкое.
— Понимаешь, я еще только поступил на работу к коммерции советнику и...
— А при чем здесь коммерции советник?
— Я служу у него.
— А ты ему скажешь, что рабочие дали тебе поручение выступить от их имени. На два-то часа он тебя отпустит. Такие вещи и коммерции советник должен понимать.
Нийло даже вспотел. Он вспомнил слова коммерции советника, сказанные ему при первом же разговоре: «Надо всегда помнить, у кого состоишь на службе. Интересы компании прежде всего... и даже образ мыслей и поведение...»
А теперь ему надо отпрашиваться среди рабочего дня — и зачем? Затем, чтобы выступать от имени рабочих. Разве это как-то вяжется с интересами компании? Кроме того, он не уверен, есть ли прок от таких делегаций. Да и Матти вполне обойдется и без него. Так что Нийло ничем помочь не может. А неприятности могут быть...
— Слушай, Матти, я, наверное, не пойду.
Матти пристально посмотрел на него. Глаза его сузились.
— Так.
Вздохнул и помрачнел. Нет, Матти не опасался, что пострадает дело Канервы. Здесь потеряно что-то другое. Впрочем, было ли что терять?
— Ну, раз нет, так нет. Ничего не поделаешь.— Матти отодвинул пустую чашку из-под кофе и поднялся.— Обойдемся без тебя.
— Куда ты? — забеспокоился Нийло.— Переночевал бы у меня.
— Да я вижу, что здесь для меня и места-то вроде нет,— усмехнулся Матикайнен.— Ни для меня, ни для кого другого.
— Конечно, места мало, мы ж не господа. В тесноте — не в обиде. Я постелю себе на полу...
— У меня здесь есть друзья и найдется где переночевать.
Нийло стоял подавленный. Почему отец Мирьи так говорит с ним? Ведь раньше он никогда не говорил с ним в таком тоне.
— Матти, ты не обижайся,— проговорил Нийло заискивающе,— ты одно дело, я — другое. Ты же понимаешь, какие теперь времена. У меня жизнь только начинается.
— Да, начинается. И хорошо начинается. Ну ладно.
—»1 Подожди, я провожу тебя. Хоть до трамвая.
— Я один дойду. У тебя плита топится. За ней ты присмотри. Я пошел. Спокойной ночи.
Шаги Матти прогрохотали по крутым ступеням и затихли.
Недели шли одна за другой. Все дни были похожи один на другой. Так что их можно было даже не считать. Однако что-то все-таки менялось. Управляющий филиалом компании, где работал Нийло, начал посматривать на него более благосклонно. Он уже говорил:
— Стоит ли смотреть? Ведь вы, Нурми, сделали все правильно. Так что отправляйте.
Заходя в филиал, коммерции советник тоже останавливался и заговаривал:
— Ну, как поживаем? Да, да, значит, хорошо. Ну что ж, пусть и впредь будет так. Ну, всего хорошего.
Однажды Кархунен позвал его к себе и начал сердито:
— Ну как же вы, Нурми, так? Мне позвонили из отделения общества «Финляндия — СССР». Разве мы вам запрещали посещать собрания общества?
— Нет,— смутился Нийло.
— Почему же вы тогда не ходите на собрания?
— Я подумал... вы, господин коммерции советник, сказали, что интересы фирмы, образ мыслей и поведение служащих...— бормотал Нийло.
— Вы неправильно поняли меня,— смягчился Кархунен.— Что касается дружбы и мира с соседней страной, тут интересы фирмы и интересы общества совпадают. Да, да, вы должны это правильно понять.
— Я понимаю. Я тоже так думаю, господин коммерции советник.
— Так что, Нурми, скажите там, что мы совсем не против. И ходите на собрания. Надеюсь, вам ясно?
Ниеминену все еще не удалось найти работу. Жена его больна, и сам он тоже простудился, бегая по городу в поисках работы. Нужны деньги —и на лекарства, и вообще. Служащие компании стали собирать деньги для Ниеминена. Нийло вписал свое имя в список самым последним. Нет, он не собирался отказываться. Наоборот. Только он хотел знать, кто сколько внес. Чтобы внести не больше, чем другие, и не самую меньшую сумму. Он не хотел быть хуже других. Нийло записал свою фамилию и рядом сумму —500 марок. Это, конечно, здорово ударит по его кошельку, но совесть зато останется чистой.
Все шло хорошо, только одно огорчало Нийло — Мирья почему-то стала писать реже. Как же так? Сперва пишет, что возвращается в Финляндию, а потом начинает писать все реже и реже. Может, она думает: стоит ли уж писать так часто, ведь все равно они скоро встретятся? В каждом письме Нийло спрашивал, скоро ли Мирья приедет. Мирья не отвечала ничего определенного. Нийло пытался объяснить и это по-своему. Зачем писать в каждом письме, раз все уже сказано. А если Мирья задержится на несколько недель или месяцев, то и это понятно. Ведь там же ее мать. В одном из писем Мирья писала: «Весной в Ленинграде договоримся». «О чем договоримся? Опять загадка. Что же там удерживает Мирью? Только мать. Не работа же. Ведь она там стала только маляром, и даже не маляром, а ученицей маляра. А брат коммерции советника учит ее там. Странное совпадение!» — думал про себя Нийло. И он и Мирья оказались в подчинении у братьев. Только братья разные, и работа у них также разная. «Да, одно — жизнь там, другое — жизнь здесь»,— заключил про себя Нийло.
Нийло написал письмо Матикайнену, объяснил еще раз, почему он так поступил, просил его понять. Ведь он находится в ином положении, чем, скажем, Матикайнен или Пюеранен. Матикайнен ему не ответил. Не ответил, так и не надо. Во всяком случае, его, Нийло, совесть чиста: он написал и объяснил все честно, так что никаких кривотолков не должно быть.
На улице Хельсинки стало сухо. Временами шел дождь, но снег уже не выпадал. Море у берегов очистилось ото льда, только вдали в открытом море еще плавали льдины. Потеплело, и топить плиту уже не нужно было. И по вечерам Нийло теперь ужинал где-нибудь в кафе. Хотя временами и появлялись непредвиденные расходы, Нийло все же был доволен: его сбережения росли. Когда Мирья приедет, у него уже будет кое-что за душой. Конечно, не столько, чтобы шиковать и жить на широкую ногу. Но вполне достаточно, чтобы снять приличную квартиру и купить кое-что.
После работы Нийло часто гулял по набережной, иногда доходил до Южного порта. Он любил смотреть на большие океанские корабли. Вспоминалось детство. Ему никогда не приходилось бывать на море, хотя он когда-то мечтал о море. В детстве, как и все мальчишки, он любил читать о путешествиях в дальние страны. Жизнь разбросала
их, вчерашних мальчишек. Одни в самом деле оказались на море, а другие прочно обосновались на земле. Он, Нийло, тоже прочно обосновался на этой земле. Здесь, в Хельсинки.
Приближалась туристская поездка в Ленинград. Для Нийло она означала большие расходы, но все это он заранее учел в своих расчетах. Ему, правда, пришлось снять часть денег из тех, что он положил в банк после продажи участка. Ведь он не какой-нибудь там скряга, когда речь идет о больших делах. И пусть поездка в Ленинград никогда не окупится и ничего не даст даже в будущем. Но однажды в жизни нужно совершить и такую поездку.
Перед отъездом Нийло несколько раз пришлось побывать в доме коммерции советника. Кархунену надо было упаковать багаж, а вез он с собой много. У него в Ленинграде два брата, Ортьо приедет из Карелии, а Хуоти там живет постоянно. Укладывать вещи, конечно, могли бы и без Нийло. Обычно это делала Улла-Лийса, она и раньше тоже собирала в дорогу отца. Но Улла-Лийса решила: раз Нийло едет с коммерции советником, то он должен знать, что и в каком чемодане находится.
Улла-Лийса помогала ему укладывать вещи, и с ней Нийло и советовался, куда что положить.
Нейти Кархунен и Нийло больше вместе не ходили в кино. Но они встречались. В последнее время Улла-Лийса стала чаще обычного заходить в филиал компании, и каждый раз она видела там Нийло. Нет, она не подходила к нему, не здоровалась с ним за руку, но каждый раз успевала подарить Нийло улыбку, какой не удостаивались другие. Наблюдая за тем, как Нийло и Улла-Лийса упаковывают вещи, госпожа Кархунен усмехалась про себя. Она заметила, как Нийло внимателен к Улле-Лийсе, как он старается помогать ей, не разрешает поднимать тяжелые чемоданы. Госпожа была несколько обеспокоена, но утешала себя, что за этим ничего не кроется, просто парень ведет себя по-рыцарски. Так и должно быть. К тому же Нийло производил впечатление культурного, образованного юноши.
В день отъезда Нийло пришел к дому коммерции советника с маленьким саквояжем в руке. Ему нечего было брать с собой, только смену белья и кое-какие подарки Мирье.
Улла-Лийса выглядела печальной. Прощаясь, она грустно сказала Нийло:
— Возвращайтесь поскорее. Ведь ваша родина, Нурми, Финляндия.
От Матикайнена пришло письмо. Оно было невеселое. Приемным родителям Мирьи жилось нелегко. Своих забот полно. Да тут еще и несчастье с Канервой.
Мирья помнила Канерву. Он нередко заходил к ним в общество дружбы. Семья у него большая, дети мал мала меньше, но он никогда не жаловался. Все отшучивался, что главное, мол, в семье любовь да согласие, а остальное приложится. А если есть нечего, то вспомним, говорит, народную песню и споем: «Я живу не тужу, я веселый хожу». Он любил петь народные песни, хотя голоса у него особенного не было. Исполнял он их и на вечерах. И его всегда тепло принимали, потому что пел Канерва с душой. Несмотря на то что с деньгами у него всегда было туговато, он обязательно приобретал билеты лотерей, проводимых обществом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45