Все реже он брался за резец или кисть. В эту пору и поступил к
нему в ученики пятнадцатилетний юноша Флорио.
- Скажи, мастер, - спросил он в первый день, - как изваять статую,
чтобы она была прекрасной?
- Очень просто! - засмеялся Фабиано. - И очень трудно. Я отвечу тебе
словами величайшего из мастеров - словами самого Микеланджело. Возьми
глыбу мрамора и отсеки от нее все ненужное.
Флорио много думал над этим советом, а еще больше трудился.
Прошел год, второй и третий. Как-то Фабиано, поздно вечером вернув-
шись с шумного карнавала, заглянул в свою мастерскую. В дальнем углу го-
рела одинокая свеча. При ее свете работал Флорио, Фабиано неслышно подо-
шел сзади и замер, восхищенный - так прекрасно было изваяние, вышедшее
из-под резца юноши. Фабиано с горечью подумал, что ученик опередил его.
Восхищение сменилось завистью, потом страхом. Он словно слышал, как пов-
сюду говорят о Флорио, а о нем, Фабиано, молчат. Веселая карнавальная
маска выпала у него из рук. Флорио вздрогнул и обернулся. Увидев Фабиа-
но, он поклонился и сказал:
- Взгляните, мастер! Достиг ли я чего-нибудь?
- Что ж, работа неплоха, - ответил небрежно Фабиано. - Ты не напрасно
трудился. Но доверься моей опытности. На творения безвестного художника,
как бы хороши они ни были, никто и смотреть не захочет. Толпа поклоняет-
ся громким именам. Но я помогу тебе. Я согласен вырезать свое имя на
пьедестале статуи. Я сделаю больше: я уплачу тебе за нее сто флоринов,
хотя никакой прорицатель не скажет, выручу ли я даже десятую часть это-
го.
- Спасибо, учитель! - воскликнул простодушно Флорио. - Как вы добры
ко мне! Лучшая для меня награда, что мою статую увидят люди и, может,
она принесет кому-нибудь радость.
- Если ты будешь работать не хуже, я, пожалуй, соглашусь поставить
свое имя и на других статуях. И за каждую из них я буду щедро платить
тебе по сто флоринов. Но помни, никто не должен знать о нашем договоре.
- Клянусь своим резцом, - ответил юноша, - из моих уст никто об этом
не услышит.
Вот почему Флорио оставался нищим и безвестным, а слава Фабиано зас-
няла новым ярким светом.
У Флорио был друг - молодой поэт Симоне. Хотя один работал резцом, а
второй сплетал слова в причудливые узоры стихов, мыслями они были близ-
ки, как кровные братья. Долгие часы они проводили вместе, гуляя в ок-
рестностях Флоренции. Симоне часто читал свои стихи и стихи иных поэтов,
Флорио же всегда говорил о творениях других мастеров и никогда о своих.
И Симоне не раз спрашивал себя, почему Флорио, который, как чуткая стру-
на, отзывается на прекрасное, прозябает в подмастерьях и сам, как видно,
ничего не создает. Удивлялся он и другому.
- Во имя Вакха - бога веселья, объясни мне, как этот придворный блю-
долиз Фабиано может извлекать из мрамора полные жизни и мысли статуи!
Говорю тебе, Флорио, тут кроется какая-то тайна.
Флорио только грустно улыбался в ответ.
Но однажды случилось так. Флорио условился встретиться с Симоне, но
тот не пришел в назначенный час. А Симоне как раз сочинил новый сонет и
непременно хотел прочесть его другу. И вот, недолго думая, Симоне отпра-
вился в мастерскую Фабиано. Однако двери мастерской были заперты. Тогда
Симоне вспомнил о том, что как будто в доме есть еще и второй ход, для
слуг. Он прошел во внутренний дворик с фонтаном, поднялся по узкой лест-
нице на галерею и через кухню вошел в дом. Навстречу ему не попалось ни
одной живой души, да и в мастерской было пусто. И все же Симоне чувство-
вал, что в доме кто-то есть. Пройдя множество комнат и коридоров, он во-
шел в пристройку, находившуюся в самом отдаленном углу здания.
Наконец Симоне разгадал тайну Флорио и Фабиано.
Флорио стоял перед статуей. Она, казалось, была уже закончена. Но
Флорио снова и снова касался резцом белого камня. И каждый раз Симоне
поражался необходимости прочерченной линии. Статуя изображала девушку,
почти девочку, смотрящуюся в зеркало. Ее лицо, руки, плечи - все говори-
ло о том, что она предчувствует счастье, сама еще не зная, каким будет
это счастье. Статуя не была похожа ни на одно творение, когда-либо ви-
денное Симоне, и в то же время она была будто родной сестрой всех тех
статуй, которые принесли настоящую славу Фабиано и на которых стояло его
имя.
- Теперь я знаю правду! - воскликнул Симоне. - Какой же он негодяй!
Флорио оглянулся и побледнел.
- Молю тебя, молчи, если ты не хочешь сделать меня бесчестным челове-
ком. Я поклялся ему свято соблюдать договор.
- Но ведь ты мне ничего не говорил. Я увидел сам, - возразил Симоне.
- Фабиано этому никогда не поверит, - покачал головой Флорио.
И он так просил своего друга хранить случайно раскрытую тайну, что
Симоне согласился.
Спустя неделю Фабиано объявил флорентийцам, что он закончил новую
статую и что каждый, кто хочет, может прийти на нее посмотреть. В среду,
ровно в двенадцать часов, он снимет с нее покрывало.
В среду, ровно в двенадцать часов, в мастерской Фабиано собралось
много народу. Тут были художники, музыканты, знатные горожане. Сам гер-
цог с придворными пришел посмотреть новую работу ваятеля. Был здесь, ко-
нечно, и Симоне. А в стороне от всех стоял безвестный подмастерье Фло-
рио. Многие из присутствующих даже не знали, как его зовут.
Вот Фабиано сдернул холст, закрывавший статую. Толпа, собравшаяся в
мастерской, замерла в восхищении. Первым заговорил герцог, ведь он был
самым знатным, и ему подобало сказать первое слово.
- Благодарю тебя, мой Фабиано, за доставленную нам радость. Лукавая
прелесть этой девушки возвращает нас к далеким дням нашей юности, когда
все еще было у нас впереди и все было неведомым и манящим. Твоя статуя
полна жизни. Не хватает только, чтобы она заговорила.
- О, ваше величество, я счастлив вашей похвалой, - отвечал, низко
кланяясь герцогу, Фабиано. - Льщу себя надеждой, что это заслуженная
похвала. Если бы статуя и в самом деле могла заговорить, она рассказала
бы, скольких бессонных ночей и дней, полных труда, она стоила своему
создателю.
Все разразились рукоплесканиями в ответ на эту короткую речь, полную
скромного достоинства. Не рукоплескал один Симоне. Он смотрел на своего
друга. Глаза Флорио были полны слез. Тогда Симоне шагнул вперед и обра-
тился к статуе:
От нежного лица струится тихий свет...
Ты - юность, и мечта, и тайна,
Ты тщетно ищешь в зеркале ответ,
Разгадку красоты твоей нежданной.
А мы стоим смущенною толпой,
На мраморное глядя изваянье.
Скажи нам, молчаливая, открой,
Чье ты созданье?
И вдруг статуя заговорила. Она не сделала ни одного движения. Только
чуть приоткрыла изогнутые, словно лук стрелка, губы. Статуя сказала:
В тиши ночей медлительный резец
Меня из камня вывел к свету.
Не Фабиано, нет, мне Флорио отец,
Безвестный Флорио, хоть он молчит об этом.
Произнеся эти слова, статуя сомкнула губы. Но тут гневными голосами
закричали другие статуи, ее сестры и братья: Сотрите с нас неслыханный
позор! Нас создал Флорио! А Фабиано - вор!
И снова в мастерской наступила тишина. Все стояли, словно пораженные
громом. Потом огляделись по сторонам, ища глазами Фабиано. Но его уже не
было в комнате. Бежал ли он от упреков своей нечистой совести, испугался
ли заслуженного гнева герцога и презрения сограждан - неизвестно. Только
никто никогда его больше не видел.
- Флорио! Эввива Флорио! Да здравствует Флорио! - дружно закричали
собравшиеся в мастерской.
А герцог сказал:
- Кто пасет своих овец на чужом пастбище, рано или поздно потеряет
всю отару. Все лисы когда-нибудь да встретятся в лавке меховщика. Если
черт прикроет рога, его выдаст хвост; если он подберет хвост, его узнают
по копытам. Пусть негодяй Фабиано теперь твердит про себя эти поговорки.
Но объясни мне, Симоне, какой силой ты заставил заговорить мрамор? Я ду-
мал, что в наш просвещенный век чудес не бывает.
Симоне ответил.
- Но тут и не было чуда! Посмотрите на статуи, ваше величество. Они
безмолвны, но и сейчас они кричат о том, кто их изваял. Всякое истинное
произведение искусства, будь то картина, скульптура, музыка, говорит го-
лосом своего творца. Я постарался лишь сделать этот язык более внятным.

НОЧНЫЕ ПОМОЩНИЦЫ ДОБРОЙ ХОЗЯЮШКИ
В старину хорошие хозяйка, как только закончат, бывало, все дневные
хлопоты по дому, принимаются за рукоделье - до глубокой ночи прядут
шерсть или ткут сукно. Засиживалась допоздна и Айнери, жена одного зажи-
точного фермера. Дом их стоял на острове Тайри неподалеку от красивого
зеленого холма. Холм этот назывался Берг-хилл, и в нем, по слухам, жили
феи.
Как-то раз ночью, когда и сам фермер, и другие домочадцы уже спали,
Айнери все еще сидела и пряла шерсть при свете свечи. И вот наконец она
до того притомилась, что обхватила голову руками и воскликнула:
- Ох, явился бы хоть кто-нибудь, - все равно, с моря ли, с суши ли,
издалека ли, из недалека ли, - да помог мне сукно изготовить!
Не успела она вымолвить эти слова, как услышала стук в дверь, и
чей-то тоненький певучий голосок окликнул ее:
- Айнери, добрая хозяюшка, открой мне дверь - я пришла тебе помочь!
Айнери растерялась, но все-таки открыла дверь. На пороге стояла ка-
кая-то незнакомая крошечная женщина, с ног до головы одетая во все зеле-
ное. Она вошла в комнату, направилась к прялке и сразу же начала прясть.
Но едва Айнери закрыла за нею дверь, как раздался еще более громкий
стук, и опять чей-то голосок пропел:
- Айнери, добрая хозяюшка, открой мне дверь - я пришла тебе помочь!
Айнери опять отодвинула засов, и в комнату вошла другая диковинная
маленькая женщина, тоже вся в зеленом. Она сразу же села на донце, в ко-
торое была воткнута пряслица с куделью.
Но это еще не все! Вслед за второй женщиной в зеленом явилась третья,
потом четвертая, пятая, шестая, седьмая... Словом, столько их набралось,
что бедная Айнери уж и счет им потеряла. Она стояла, не зная, что де-
лать, и только дивилась, с каким невиданным усердием все ее гостьи при-
нялись за работу. Одни трепали и чесали шерсть, другие быстро гоняли
челнок в ткацком станке, третьи без передышки сновали основу, четвертые
готовились валять сукно и для этого кипятили воду на очаге - в ней они
собирались мочить сотканное сукно, чтобы оно отмылось и село. А один ма-
ленький гномик, пришедший вместе с феями, подхватил Айнери и повел тан-
цевать.
"Не иначе как все феи Берг-хилла ко мне явились!" - думала Айнери. А
смуглые крошечные женщины в зеленом все громче шумели и стучали, когда
толкались и спорили из-за свободного места. Удивительно, что они не раз-
будили своим гомоном фермера - ведь он лежал в соседней комнате. Но, как
ни странно, он спал до того крепко, что Айнери уже начала побаиваться -
а вдруг феи его заколдовали?
Мало того, помощницы ее то и дело кричали пронзительными голосками,
что им хочется есть, а она старалась накормить их досыта. Надо сказать,
что Айнери и так уже намаялась за день, а теперь, когда пришли ей помо-
гать, еле на ногах держалась. Ночь проходила, а ненасытный голод крошеч-
ных женщин все рос с такой же сказочной быстротой, с какой они работали.
Казалось, собери для них хлеб и мясо со всего света, им и этого не хва-
тит.
К полуночи Айнери совсем из сил выбилась и только об одном и думала -
как ей избавиться от своих помощниц-фей. Не раз и не два она уходила в
соседнюю комнату и старалась разбудить мужа. Но легче было бы поднять
жернов! Фермер спал как убитый; жена громко кричала ему в ухо, а он и не
шевелился.
Айнери ломала себе голову - что делать? И вот наконец задумала пойти
посоветоваться с одним мудрым старцем, что жил поблизости. Она напекла
булок и раздала их крошечным женщинам в зеленом, а одну маленькую булоч-
ку оставила допекаться. Потом втихомолку выскочила за дверь и побежала
по тропинке к хижине старца. Там она рассказала ему про свою беду и поп-
росила у него совета.
- Как мне избавиться от этих маленьких женщин? - спросила она старца.
- И как мне разбудить мужа? Он спит, словно заколдованный.
Мудрый старец сперва пожурил Айнери за то, что она, не подумав хоро-
шенько, попросила помощи "с моря ли, с суши ли, издалека ли, из недалека
ли", потом сказал:
- Никогда в жизни больше не желай, не проси, не вымаливай того, что
может обернуться против тебя же. Ты угадала - мужа твоего заколдовали.
Разбудишь ты его только тогда, когда выгонишь из дома своих помощ-
ниц-фей, а на него побрызгаешь водой, в какой феи готовятся сукно ва-
лять. От фей ты можешь отделаться так: вернись домой, открой дверь и во
все горло крикни три раза: "Берг-хилл горит!" Тут твои зеленые гостьи
побросают работу и побегут на пожар. Они выбегут вон, а ты запри дверь,
потом разбросай, раскидай, расшвыряй как попало прялку, пряслицу с ку-
делью, станок - словом, все то, к чему они прикасались. Все вещи вверх
дном переверни. А потом все у тебя само собой наладится.
Айнери поблагодарила старца за добрый совет и поспешила домой. А как
только подошла к незакрытой двери своего дома, крикнула во все горло:
- Берг-хилл горит! В Берг-хилле пожар! Берг-хилл весь в красном пла-
мени!
Не успела она это крикнуть, как феи всем скопом выскочили из дома,
толкаясь и топча друг дружку. На бегу все они причитали - оплакивали то,
что осталось в их холме, причем каждая называла то, что было ей всего
дороже:
Ох, мой муж, и детки,
И мой сыр, и масло,
Сыновья, и дочки,
И лари мучные,
Гребень и чесалки,
Пряслицы и нитки,
Коровы и путы,
Кони и постромки,
Бороны, кладовки,
Молот, наковальня...
Ох, земля разверзлась,
И Берг-хилл пылает!
Если холм сгорит наш,
Конец и веселью,
И хлопотам милым!
Как только все феи убежали, Айнери быстро вошла в дом и заперла
дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112