комплект смесителей для ванной комнаты
У Бормана отказал рассудок. Пока он соображал, то ли включить «собаку», то ли нет, акула протаранила его топором своей головы. Бормана швырнуло о стену. Акула описала дугу и возвращалась в темпе гоночного автомобиля. Борман закричал. Мир перекрыла бездна глотки, и вся левая половина его туловища – от плеча до бедра – оказалась в зияющей пасти.
Ну всё, подумал он.
Не останавливаясь, акула скользила вдоль стены, волоча его с собой. В наушниках шумело и гремело. Зубы акулы скрежетали о титановый скафандр. Голова её моталась, и шлем несколько раз проскоблил по стене. Скафандр мог какое-то время противостоять ударам, но зато голова Бормана билась внутри так, что ему отказали зрение и слух. Судьба его была решена. Его жизнь больше не стоила и вздоха.
Именно эта беспомощность и привела его в ярость.
Он ещё дышал.
Он мог защищаться!
Над ним как раз обрисовались контуры молота. Ширина головы акулы равнялась четверти длины её тела, и щёки отстояли далеко друг от друга. Борман видел только край, но не глаз и не ноздрю. Он принялся бить пультом по голове, но не произвёл на животное никакого впечатления. Акула тащила его дальше, к границе света – туда, где они с Фростом пережидали взрыв. Как только они окажутся в темноте, он уже не сможет видеть очертания головы акулы.
Нельзя покидать освещённую зону.
Ярость Бормана вышла из-под контроля. Его левая рука внутри пасти ударила в нёбо. Собственно, ему повезло, что акула захватила его целиком. Если бы только руку или ногу, с ним было бы то же, что с Фростом, но броня скафандра на туловище была прочнее, чем на суставных сочленениях. Такой массив титана не так просто перекусить. Кажется, и сама акула это понимала. Она замотала головой ещё энергичнее. В любую секунду Борман мог потерять сознание. У него наверняка были переломаны рёбра, но чем сильнее акула трепала его, тем злее он становился. Он занёс правую руку назад – туда, где заканчивался молот головы, размахнулся и несколько раз ударил по нему пультом…
И вдруг оказался на свободе.
Акула выпустила его. Видимо, он задел её чувствительное место – глаз или ноздрю. Громадное тело рвануло вперёд, отшвырнув его к стене. На секунду показалось, что акула пустилась в бегство. Борман лихорадочно соображал, как воспользоваться этой ситуацией. Он не питал иллюзий насчёт подъёма на «Иеремию». Временно он избавился от акулы, но не дольше, чем на несколько секунд. Он подтянул к себе «собаку» и обеими руками обхватил её стройный цилиндр.
Ни за что на свете он не должен был её потерять.
Акула скрылась в темноте, но вскоре её голубоватые контуры снова обозначились. Борман глянул на стену и вдруг увидел там щель! Он скользнул к ней вдоль стены. Две меньшие акулы под светоостровом продолжали терзать останки Фроста. Вся группа опускалась вниз, за пределы освещённой зоны. Он спросил себя, когда они отстанут от разорванного тела и примутся за него, но все вопросы тут же отпали. Большая акула, сделав в сумерках головокружительный поворот, возвращалась к нему.
Борман втиснулся в щель.
Она была узкая. Скафандр с баллонами на спине не давал ему забиться глубже. Его руки прижало к бокам. Он силился вдавиться в углубление, но акула была уже тут как тут.
Лобовая кость грохнула о края щели. Акулу отбросило назад. Голова была чересчур широкой, чтобы проникнуть внутрь. Она сделала ещё один круг – такой узкий, будто гналась за своим хвостом, – и снова ткнулась в углубление.
Края лавы крошились, мутя воду. Борман ещё теснее вжал руки в бока. Он понятия не имел, как глубока эта щель в скале. Акула бесновалась снаружи, поднимая муть осадка. Облако закрыло видимость. Голубоватый свет галогеновых ламп почти не проникал сюда.
– Доктор Борман?
Ван Маартен. Очень слабая слышимость.
– Борман, ради Бога, ответьте!
– Я здесь.
Ван Маартен издал какой-то звук – не то стон, не то вздох облегчения. Его почти не было слышно в грохоте, который учинила акула. В воде шум не такой, как в воздухе: вибрации перекрывают друг друга, смешиваясь в гудящую кашу. Гул новой атаки Борман мог только слышать, слепой в тумане взбаламученных частиц.
– Я торчу в углублении скалы, – сказал он.
– Мы сейчас пошлём вниз роботов, – сказал ван Маартен. – и двух человек. У нас есть ещё два костюма.
– Забудьте об этом. Электрозащита не срабатывает.
– Я знаю. Мы видели… – Голос ван Маартена пресёкся. – Но люди всё равно спустятся, у них будут с собой гарпуны с фугасными снарядами.
– Фугасные снаряды? Какая блестящая идея! – язвительно сказал Борман.
– Фрост был уверен, что они вам не понадобятся.
– Ещё бы.
– Устройство против акул действовало безупречно…
Что-то протаранило грудь Бормана, забив его глубже в щель. Он даже вскрикнуть не успел. В мутном остатке света он увидел молот, стоявший вертикально. Значит, акула легла на бок.
Вот пристала, мрачно подумал Борман. Сердце колотилось у него в горле. Ну, погоди же, тварь.
Он высвободил руку и принялся бить её по черепу «собакой», смутно видя, как открывалась и закрывалась пасть. Акулы не могут пятиться назад. Голова моталась вверх и вниз, но челюсти не доставали добычу. Глаз на верхнем конце молота дико вращался. Борман поднял пульт и с размаху обрушил его на глаз.
Молот отпрянул.
Неужто желе способно заставить акулу даже пятиться?
Борман подождал.
Из мути снова что-то сунулось. На сей раз горизонтальный молот. Одна из меньших акул. Её голова достала до стекла его шлема. Челюсти раскрылись, ряды зубов проскребли по акрилу. Акула загородила собой щель, и Борман теперь вообще ничего не видел. Он попытался вдавиться в щель глубже, и вдруг стенки словно раздались. Он провалился спиной в пустоту.
Чёрная, как смола, тьма.
Он бегло прошёлся левой цангой по пульту, чтобы включить фару «собаки».
Куда подевалась проклятая кнопка?
Вот она!
Фара зажглась. Борман увидел, что щель расширялась в небольшую пещеру. Он направил луч наружу и увидел там голову акулы. Молот метался туда и сюда, но внутрь животное попасть не могло.
Что это с ней? – подумал Борман. И вдруг понял: акула застряла.
Он начал бешено колотить по угловатому черепу, но вовремя сообразил, что раздолбать акулу до крови – не очень хорошая идея. И он просто нажал на неё всем своим весом. Под водой этот вес мало что значил, тогда он оттолкнулся и протаранил голову плечом, потом снова и снова, пока не вышиб акулу наружу. Свет фары метался, освещая розовую пасть с пульсирующими жаберными щелями.
– Пошла отсюда, это моя пещера!
– Доктор Борман?
Акула исчезла. Борман привалился спиной к стене. Руки его тряслись. Он был так напряжён, что не знал, как успокоиться. Внезапно он почувствовал безмерную усталость и упал на колени.
– Доктор Борман?
– Не дёргайте меня, ван Маартен, – он закашлялся. – Сделайте что-нибудь, чтобы вытащить меня отсюда.
– Мы сейчас же пошлём роботов и людей.
– Зачем роботов?
– Мы спустим вниз всё, что может отпугнуть или отвлечь животных.
– Это не животные. Лишь оболочки от животных. Они знают, для чего мы здесь.
– Акулы?
Видимо, Фрост рассказал ван Маартену не всё.
– Они так же мало акулы, как киты – киты. Что-то управляет ими. Люди должны быть осторожны. – Он снова закашлялся, на сей раз сильнее. – Я ничего не вижу в этой дурацкой пещере. Что там снаружи?
Ван Маартен некоторое время молчал.
– Боже мой, – сказал он.
– Эй! Говорите же!
– Там этих акул! Сотни! Они терзают светоостров.
Ещё бы, подумал Борман. В этом и состоит их задача. Не дать нам откачивать червей.
– Тогда забудьте вашу спасательную акцию, ван Маартен.
– Но люди уже готовы.
– Скажите им, что здесь их поджидают разумные живые существа. Акулы – разумны. Вещество у них в голове – разумно. С двумя водолазами и железным роботом тут нечего делать. Придумайте что-нибудь другое. У меня кислорода на сутки.
Ван Маартен помолчал.
– Хорошо. Мы понаблюдаем. Может, акулы уплывут. Как вы думаете, на первое время пещера вас спасёт?
– Откуда я знаю? От обычных акул я защищён, но изобретательность наших друзей не знает границ.
– Мы вытащим вас, Герхард! До того, как кончится кислород.
– Хотелось бы.
Постепенно в щель стало проникать больше света. Течение у основания вулкана уносило частицы осадка. Если акулы крушат световой остров, то скоро станет темно.
Тогда он останется один во тьме. Пока не явится кто-нибудь, чтобы расправиться с парой сотен молотоголовых акул.
С чужим разумом.
Никакая акула со своими природными органами чувств не заплывёт в электрическое поле. Никакая молотоголовая акула не нападёт на двух водолазов в скафандрах, а если нападёт, то быстро отстанет. Молотоголовые акулы любопытны, но обходят стороной всё, что внушает им подозрение.
Борман скрючился в своей пещерке. Кислорода было на 20 часов. Выключил фару «собаки», чтобы сберечь батареи. Его тотчас окружила чернота. Лишь очень слабый свет пробивался снаружи сквозь щель.
Он становился всё слабее.
* * *
«Независимость», Гренландское море
Йохансон не находил себе места.
На нижней палубе люди Ли под присмотром Рубина готовили перегрузку студенистой массы в глубоководный симулятор. Танк полностью опорожнили и провели обеззараживание. Крабов, заражённых пфистерией, поместили в жидкий азот. Всё происходило при повышенных мерах безопасности. Йохансон и Оливейра собирались начать фазовый тест сразу же, как только масса окажется в танке. Пока Кроув и Шанкар бились над расшифровкой второго сигнала Scratch, они обсуждали последовательность теста.
– Мы все глубоко потрясены, – сказала Ли в коротком импровизированном обращении. – Нас попытались деморализовать, уничтожить. Но мы не можем им этого позволить. Вы спросите, а надёжен ли ещё этот корабль, и я вам отвечу: да, он надёжен! Если мы не дадим противнику возможности проникнуть на судно, нам нечего бояться. Но всё-таки надо спешить. Мы не должны ослаблять усилия в установлении контакта. Надо убедить их прекратить террор против нас!
Йохансон вышел на взлётную палубу, где обслуживающий персонал убирал остатки прерванной вечеринки. Солнце снова стояло в небе, и море имело обычный вид. Ни голубого свечения, ни молний. Ни светового сновидения, которое закончилось кошмаром.
Он вернулся к исходному пункту своих мыслей – к тому моменту, когда Ли принесла ему бокал вина и попыталась выжать из него всё, что он помнил о своём ночном приключении. Он очень быстро понял две вещи. Во-первых, Ли знала, что произошло на самом деле. Во-вторых, она не была уверена, вспомнит ли он и скажет ли правду, и это её тревожило.
Они обманули его. Он не упал.
А ведь он уже был готов принять это объяснение. Не скажи ему Оливейра на пандусе, что минувшей ночью он якобы видел Рубина, вошедшего в потайную дверь ангара, он бы удовлетворился тем объяснением, которое ему дали. Но замечание Оливейра что-то стронуло в памяти. Его мозг начал перепрограммироваться. В нём возникали и исчезали загадочные картинки. Йохансон смотрел на равномерное колебание моря, но взгляд его был устремлён внутрь себя. Они снова сидели с Оливейра на ящике, пили вино, и он увидел, как Рубин прошёл сквозь стену ангара. Другая картинка подсказывала ему, что там есть дверь и что он стоял перед этой дверью.
Или ему это только привиделось?
Наверное, ты состарился, сам того не заметив, подумал он. Стыдно. Пойти к Ли и потребовать от неё ответа – чтобы убедиться, что у тебя не все дома? Не очень достойное зрелище.
Пока он раздумывал, судьба вошла в его положение и послала ему Уивер. Йохансон обрадовался, увидев на палубе её невысокую, компактную фигурку. В последнее время они виделись редко. Поначалу он имел на неё большие виды, но быстро понял, что Лунд она ему не заменит. Связи не возникло ни в «Шато», ни здесь, на «Независимости». Нечто такое возникало скорее между нею и Эневеком, и, честно говоря, они гораздо больше подходили друг другу.
Так что близости не получилось. Но было доверие, а это совсем другое. Довериться Уивер стоило. Она слишком трезвая, чтобы находить романтическое очарование в таинственных событиях. Пусть она его выслушает, и по её реакции он поймёт, верит она ему или считает его ненормальным.
Он коротко обрисовал ей, что его смущало, в каких пунктах он не доверял себе и что он почувствовал при попытке Ли выжать из него информацию.
После некоторого раздумья Уивер спросила:
– А ты уже сходил, посмотрел?
Йохансон отрицательно покачал головой:
– Некогда было.
– Было когда. Просто ты боишься посмотреть: а вдруг не найдёшь.
– Наверное, ты права.
– Хорошо. – Она кивнула. – Идём вместе.
Она попала в точку. Йохансон действительно боялся и с каждым шагом чувствовал себя всё неувереннее. Что, если они действительно не обнаружат никакой двери? Тогда ему придётся смириться с мыслью о шизофрении. Ему было 56 лет. Он хорошо выглядел, светился интеллектом, излучал эротический шарм, пользовался успехом у женщин.
Но, видимо, начал впадать в старческий маразм.
Случилось то, чего он боялся. Они несколько раз прошли вдоль той стены, но не нашли ничего, похожего на дверь.
– Ну что ж, – пролепетал он.
– Ничего, – ответила Уивер. И добавила, к его удивлению: – Стена клёпаная, всюду проходят трубы и сварные швы, тысяча вариантов встроить здесь дверь, которую не заметишь. Попробуй вспомнить, где точно ты её видел!
– Ты мне веришь?
– Я хорошо тебя знаю, Сигур. Ты не сумасшедший. Ты не пьёшь в диких количествах, не принимаешь наркотики. Ты жуир, гедонист, а жуиры внимательны к деталям, скрытым от других. Я, например, скорее тип «Макдональдс»: жую, не замечая что. Я бы не увидела эту дверь, даже если бы она открылась у меня перед носом. Но ты видел, я тебе верю.
Йохансон улыбнулся, импульсивно поцеловал Уивер в щёку и пошёл к лаборатории лёгкой поступью.
* * *
Лаборатория
Рубин всё ещё был бледен, а его речь походила на кряхтенье попугая. Он действительно побывал на краю смерти. Грейвольф чуть не спровадил его на тот свет. Биолог проявлял понимание. Он принуждённо улыбался, напоминая Йохансону сестру Рэтчед из «Пролетая над гнездом кукушки» после того, как Джек Николсон чуть не задушил её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Ну всё, подумал он.
Не останавливаясь, акула скользила вдоль стены, волоча его с собой. В наушниках шумело и гремело. Зубы акулы скрежетали о титановый скафандр. Голова её моталась, и шлем несколько раз проскоблил по стене. Скафандр мог какое-то время противостоять ударам, но зато голова Бормана билась внутри так, что ему отказали зрение и слух. Судьба его была решена. Его жизнь больше не стоила и вздоха.
Именно эта беспомощность и привела его в ярость.
Он ещё дышал.
Он мог защищаться!
Над ним как раз обрисовались контуры молота. Ширина головы акулы равнялась четверти длины её тела, и щёки отстояли далеко друг от друга. Борман видел только край, но не глаз и не ноздрю. Он принялся бить пультом по голове, но не произвёл на животное никакого впечатления. Акула тащила его дальше, к границе света – туда, где они с Фростом пережидали взрыв. Как только они окажутся в темноте, он уже не сможет видеть очертания головы акулы.
Нельзя покидать освещённую зону.
Ярость Бормана вышла из-под контроля. Его левая рука внутри пасти ударила в нёбо. Собственно, ему повезло, что акула захватила его целиком. Если бы только руку или ногу, с ним было бы то же, что с Фростом, но броня скафандра на туловище была прочнее, чем на суставных сочленениях. Такой массив титана не так просто перекусить. Кажется, и сама акула это понимала. Она замотала головой ещё энергичнее. В любую секунду Борман мог потерять сознание. У него наверняка были переломаны рёбра, но чем сильнее акула трепала его, тем злее он становился. Он занёс правую руку назад – туда, где заканчивался молот головы, размахнулся и несколько раз ударил по нему пультом…
И вдруг оказался на свободе.
Акула выпустила его. Видимо, он задел её чувствительное место – глаз или ноздрю. Громадное тело рвануло вперёд, отшвырнув его к стене. На секунду показалось, что акула пустилась в бегство. Борман лихорадочно соображал, как воспользоваться этой ситуацией. Он не питал иллюзий насчёт подъёма на «Иеремию». Временно он избавился от акулы, но не дольше, чем на несколько секунд. Он подтянул к себе «собаку» и обеими руками обхватил её стройный цилиндр.
Ни за что на свете он не должен был её потерять.
Акула скрылась в темноте, но вскоре её голубоватые контуры снова обозначились. Борман глянул на стену и вдруг увидел там щель! Он скользнул к ней вдоль стены. Две меньшие акулы под светоостровом продолжали терзать останки Фроста. Вся группа опускалась вниз, за пределы освещённой зоны. Он спросил себя, когда они отстанут от разорванного тела и примутся за него, но все вопросы тут же отпали. Большая акула, сделав в сумерках головокружительный поворот, возвращалась к нему.
Борман втиснулся в щель.
Она была узкая. Скафандр с баллонами на спине не давал ему забиться глубже. Его руки прижало к бокам. Он силился вдавиться в углубление, но акула была уже тут как тут.
Лобовая кость грохнула о края щели. Акулу отбросило назад. Голова была чересчур широкой, чтобы проникнуть внутрь. Она сделала ещё один круг – такой узкий, будто гналась за своим хвостом, – и снова ткнулась в углубление.
Края лавы крошились, мутя воду. Борман ещё теснее вжал руки в бока. Он понятия не имел, как глубока эта щель в скале. Акула бесновалась снаружи, поднимая муть осадка. Облако закрыло видимость. Голубоватый свет галогеновых ламп почти не проникал сюда.
– Доктор Борман?
Ван Маартен. Очень слабая слышимость.
– Борман, ради Бога, ответьте!
– Я здесь.
Ван Маартен издал какой-то звук – не то стон, не то вздох облегчения. Его почти не было слышно в грохоте, который учинила акула. В воде шум не такой, как в воздухе: вибрации перекрывают друг друга, смешиваясь в гудящую кашу. Гул новой атаки Борман мог только слышать, слепой в тумане взбаламученных частиц.
– Я торчу в углублении скалы, – сказал он.
– Мы сейчас пошлём вниз роботов, – сказал ван Маартен. – и двух человек. У нас есть ещё два костюма.
– Забудьте об этом. Электрозащита не срабатывает.
– Я знаю. Мы видели… – Голос ван Маартена пресёкся. – Но люди всё равно спустятся, у них будут с собой гарпуны с фугасными снарядами.
– Фугасные снаряды? Какая блестящая идея! – язвительно сказал Борман.
– Фрост был уверен, что они вам не понадобятся.
– Ещё бы.
– Устройство против акул действовало безупречно…
Что-то протаранило грудь Бормана, забив его глубже в щель. Он даже вскрикнуть не успел. В мутном остатке света он увидел молот, стоявший вертикально. Значит, акула легла на бок.
Вот пристала, мрачно подумал Борман. Сердце колотилось у него в горле. Ну, погоди же, тварь.
Он высвободил руку и принялся бить её по черепу «собакой», смутно видя, как открывалась и закрывалась пасть. Акулы не могут пятиться назад. Голова моталась вверх и вниз, но челюсти не доставали добычу. Глаз на верхнем конце молота дико вращался. Борман поднял пульт и с размаху обрушил его на глаз.
Молот отпрянул.
Неужто желе способно заставить акулу даже пятиться?
Борман подождал.
Из мути снова что-то сунулось. На сей раз горизонтальный молот. Одна из меньших акул. Её голова достала до стекла его шлема. Челюсти раскрылись, ряды зубов проскребли по акрилу. Акула загородила собой щель, и Борман теперь вообще ничего не видел. Он попытался вдавиться в щель глубже, и вдруг стенки словно раздались. Он провалился спиной в пустоту.
Чёрная, как смола, тьма.
Он бегло прошёлся левой цангой по пульту, чтобы включить фару «собаки».
Куда подевалась проклятая кнопка?
Вот она!
Фара зажглась. Борман увидел, что щель расширялась в небольшую пещеру. Он направил луч наружу и увидел там голову акулы. Молот метался туда и сюда, но внутрь животное попасть не могло.
Что это с ней? – подумал Борман. И вдруг понял: акула застряла.
Он начал бешено колотить по угловатому черепу, но вовремя сообразил, что раздолбать акулу до крови – не очень хорошая идея. И он просто нажал на неё всем своим весом. Под водой этот вес мало что значил, тогда он оттолкнулся и протаранил голову плечом, потом снова и снова, пока не вышиб акулу наружу. Свет фары метался, освещая розовую пасть с пульсирующими жаберными щелями.
– Пошла отсюда, это моя пещера!
– Доктор Борман?
Акула исчезла. Борман привалился спиной к стене. Руки его тряслись. Он был так напряжён, что не знал, как успокоиться. Внезапно он почувствовал безмерную усталость и упал на колени.
– Доктор Борман?
– Не дёргайте меня, ван Маартен, – он закашлялся. – Сделайте что-нибудь, чтобы вытащить меня отсюда.
– Мы сейчас же пошлём роботов и людей.
– Зачем роботов?
– Мы спустим вниз всё, что может отпугнуть или отвлечь животных.
– Это не животные. Лишь оболочки от животных. Они знают, для чего мы здесь.
– Акулы?
Видимо, Фрост рассказал ван Маартену не всё.
– Они так же мало акулы, как киты – киты. Что-то управляет ими. Люди должны быть осторожны. – Он снова закашлялся, на сей раз сильнее. – Я ничего не вижу в этой дурацкой пещере. Что там снаружи?
Ван Маартен некоторое время молчал.
– Боже мой, – сказал он.
– Эй! Говорите же!
– Там этих акул! Сотни! Они терзают светоостров.
Ещё бы, подумал Борман. В этом и состоит их задача. Не дать нам откачивать червей.
– Тогда забудьте вашу спасательную акцию, ван Маартен.
– Но люди уже готовы.
– Скажите им, что здесь их поджидают разумные живые существа. Акулы – разумны. Вещество у них в голове – разумно. С двумя водолазами и железным роботом тут нечего делать. Придумайте что-нибудь другое. У меня кислорода на сутки.
Ван Маартен помолчал.
– Хорошо. Мы понаблюдаем. Может, акулы уплывут. Как вы думаете, на первое время пещера вас спасёт?
– Откуда я знаю? От обычных акул я защищён, но изобретательность наших друзей не знает границ.
– Мы вытащим вас, Герхард! До того, как кончится кислород.
– Хотелось бы.
Постепенно в щель стало проникать больше света. Течение у основания вулкана уносило частицы осадка. Если акулы крушат световой остров, то скоро станет темно.
Тогда он останется один во тьме. Пока не явится кто-нибудь, чтобы расправиться с парой сотен молотоголовых акул.
С чужим разумом.
Никакая акула со своими природными органами чувств не заплывёт в электрическое поле. Никакая молотоголовая акула не нападёт на двух водолазов в скафандрах, а если нападёт, то быстро отстанет. Молотоголовые акулы любопытны, но обходят стороной всё, что внушает им подозрение.
Борман скрючился в своей пещерке. Кислорода было на 20 часов. Выключил фару «собаки», чтобы сберечь батареи. Его тотчас окружила чернота. Лишь очень слабый свет пробивался снаружи сквозь щель.
Он становился всё слабее.
* * *
«Независимость», Гренландское море
Йохансон не находил себе места.
На нижней палубе люди Ли под присмотром Рубина готовили перегрузку студенистой массы в глубоководный симулятор. Танк полностью опорожнили и провели обеззараживание. Крабов, заражённых пфистерией, поместили в жидкий азот. Всё происходило при повышенных мерах безопасности. Йохансон и Оливейра собирались начать фазовый тест сразу же, как только масса окажется в танке. Пока Кроув и Шанкар бились над расшифровкой второго сигнала Scratch, они обсуждали последовательность теста.
– Мы все глубоко потрясены, – сказала Ли в коротком импровизированном обращении. – Нас попытались деморализовать, уничтожить. Но мы не можем им этого позволить. Вы спросите, а надёжен ли ещё этот корабль, и я вам отвечу: да, он надёжен! Если мы не дадим противнику возможности проникнуть на судно, нам нечего бояться. Но всё-таки надо спешить. Мы не должны ослаблять усилия в установлении контакта. Надо убедить их прекратить террор против нас!
Йохансон вышел на взлётную палубу, где обслуживающий персонал убирал остатки прерванной вечеринки. Солнце снова стояло в небе, и море имело обычный вид. Ни голубого свечения, ни молний. Ни светового сновидения, которое закончилось кошмаром.
Он вернулся к исходному пункту своих мыслей – к тому моменту, когда Ли принесла ему бокал вина и попыталась выжать из него всё, что он помнил о своём ночном приключении. Он очень быстро понял две вещи. Во-первых, Ли знала, что произошло на самом деле. Во-вторых, она не была уверена, вспомнит ли он и скажет ли правду, и это её тревожило.
Они обманули его. Он не упал.
А ведь он уже был готов принять это объяснение. Не скажи ему Оливейра на пандусе, что минувшей ночью он якобы видел Рубина, вошедшего в потайную дверь ангара, он бы удовлетворился тем объяснением, которое ему дали. Но замечание Оливейра что-то стронуло в памяти. Его мозг начал перепрограммироваться. В нём возникали и исчезали загадочные картинки. Йохансон смотрел на равномерное колебание моря, но взгляд его был устремлён внутрь себя. Они снова сидели с Оливейра на ящике, пили вино, и он увидел, как Рубин прошёл сквозь стену ангара. Другая картинка подсказывала ему, что там есть дверь и что он стоял перед этой дверью.
Или ему это только привиделось?
Наверное, ты состарился, сам того не заметив, подумал он. Стыдно. Пойти к Ли и потребовать от неё ответа – чтобы убедиться, что у тебя не все дома? Не очень достойное зрелище.
Пока он раздумывал, судьба вошла в его положение и послала ему Уивер. Йохансон обрадовался, увидев на палубе её невысокую, компактную фигурку. В последнее время они виделись редко. Поначалу он имел на неё большие виды, но быстро понял, что Лунд она ему не заменит. Связи не возникло ни в «Шато», ни здесь, на «Независимости». Нечто такое возникало скорее между нею и Эневеком, и, честно говоря, они гораздо больше подходили друг другу.
Так что близости не получилось. Но было доверие, а это совсем другое. Довериться Уивер стоило. Она слишком трезвая, чтобы находить романтическое очарование в таинственных событиях. Пусть она его выслушает, и по её реакции он поймёт, верит она ему или считает его ненормальным.
Он коротко обрисовал ей, что его смущало, в каких пунктах он не доверял себе и что он почувствовал при попытке Ли выжать из него информацию.
После некоторого раздумья Уивер спросила:
– А ты уже сходил, посмотрел?
Йохансон отрицательно покачал головой:
– Некогда было.
– Было когда. Просто ты боишься посмотреть: а вдруг не найдёшь.
– Наверное, ты права.
– Хорошо. – Она кивнула. – Идём вместе.
Она попала в точку. Йохансон действительно боялся и с каждым шагом чувствовал себя всё неувереннее. Что, если они действительно не обнаружат никакой двери? Тогда ему придётся смириться с мыслью о шизофрении. Ему было 56 лет. Он хорошо выглядел, светился интеллектом, излучал эротический шарм, пользовался успехом у женщин.
Но, видимо, начал впадать в старческий маразм.
Случилось то, чего он боялся. Они несколько раз прошли вдоль той стены, но не нашли ничего, похожего на дверь.
– Ну что ж, – пролепетал он.
– Ничего, – ответила Уивер. И добавила, к его удивлению: – Стена клёпаная, всюду проходят трубы и сварные швы, тысяча вариантов встроить здесь дверь, которую не заметишь. Попробуй вспомнить, где точно ты её видел!
– Ты мне веришь?
– Я хорошо тебя знаю, Сигур. Ты не сумасшедший. Ты не пьёшь в диких количествах, не принимаешь наркотики. Ты жуир, гедонист, а жуиры внимательны к деталям, скрытым от других. Я, например, скорее тип «Макдональдс»: жую, не замечая что. Я бы не увидела эту дверь, даже если бы она открылась у меня перед носом. Но ты видел, я тебе верю.
Йохансон улыбнулся, импульсивно поцеловал Уивер в щёку и пошёл к лаборатории лёгкой поступью.
* * *
Лаборатория
Рубин всё ещё был бледен, а его речь походила на кряхтенье попугая. Он действительно побывал на краю смерти. Грейвольф чуть не спровадил его на тот свет. Биолог проявлял понимание. Он принуждённо улыбался, напоминая Йохансону сестру Рэтчед из «Пролетая над гнездом кукушки» после того, как Джек Николсон чуть не задушил её.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117