Террор продолжается.
– Вот вы говорите о внешнем управлении, Джуд, – сказал министр обороны. – А видите ли вы за всем этим стратегию?
– Думаю, да. Пятиступенчатую. Шаг номер один – это изгнание людей с поверхности моря и из глубин. Шаг номер два завершается уничтожением и изгнанием прибрежных популяций. Взгляните на Северную Европу. Шаг третий охватывает уничтожение нашей инфраструктуры. Опять-таки Северная Европа, где прибрежной индустрии нанесён чувствительный урон. Паралич рыболовного промысла, кроме того, влечёт за собой серьёзные продовольственные проблемы, особенно для третьего мира. Шаг четвёртый – уничтожение опорных столпов нашей цивилизации, больших городов – посредством цунами, бактериологического отравления, оттеснения населения вглубь материка. И, наконец, пятый и последний шаг: климатический переворот. Земля становится непригодна для проживания человека: она покрывается льдами либо тонет, перегревается либо переохлаждается, либо то и другое – частностей мы ещё не знаем.
Некоторое время все подавленно молчали.
– Но не станет ли тогда Земля непригодной для обитания животного мира в целом? – спросил советник по безопасности.
– На поверхности – да. Или, скажем, большая часть животного мира может при этом исчезнуть. 55 миллионов лет назад уже было так, и конечный результат привёл к тому, что огромное количество животных и растений вымерли и уступили место другим видам. Я думаю, эти существа должны бы всерьёз поразмыслить над тем, смогут ли они сами пережить такую катастрофу.
– Подобный удар на уничтожение, это… – министр охраны природы подбирал подходящие слова. – Это не по-людски…
– Они не люди, – терпеливо напомнила Ли.
– Но тогда как мы могли бы их остановить?
– Для начала мы выясним, кто они такие, – сказал Вандербильт.
Ли повернула к нему голову:
– Что я слышу, запоздалое понимание?
– Моя точка зрения осталась прежней, – равнодушно сказал Вандербильт. – Узнай цель действия – и ты будешь знать, кто за ним стоит. В этом случае я признаю, что ваша пятиступенчатая стратегия в настоящий момент убедительна. Итак, мы должны сделать следующий шаг. Кто они, где они, как они думают?
– Что можно против них предпринять? – добавил министр обороны.
– Зло, – сказал президент, сильно сощурив глаза. – Как можно это зло победить?
– Будем говорить с ними, – сказала Ли.
– Установим контакт?
– Можно вести переговоры хоть с чёртом. Другого пути я не вижу. Йохансон высказал предположение, что они не дают нам передышки, чтобы помешать нам найти решение. Так много времени мы им не дадим. Мы ещё способны к действию. Итак, мы должны их разыскать и выйти на контакт. А уж потом нанести удар.
– Против глубоководных существ? – министр охраны природы покачал головой.
– Получается, мы все признаём, что в этой теории что-то есть? – спросил директор ЦРУ, оглядев всех по очереди. – Я хочу сказать, мы говорим об этом так, будто все сомнения уже отпали. Значит, мы всерьёз допускаем мысль, что делим Землю с другими разумными существами?
– Есть только одни Божьи существа, – решительно подчеркнул президент. – Это человечество. Насколько разумна эта форма жизни в море, уже другой вопрос. Имеют ли они право распоряжаться этой планетой так же, как мы, – весьма сомнительно. История творения не предусматривает такие существа. Земля – это мир людей, она была сотворена для человека, и план божественного творения – наш план. Но мысль, что за все эти катастрофы ответственна иная, чуждая нам форма жизни, кажется мне приемлемой.
– Ещё раз, – спросила госсекретарь, – что мы скажем миру?
– Ещё рано что-либо говорить миру.
– Но он будет задавать вопросы.
– Придумайте для них какие-нибудь ответы. На то вы и дипломат. Если мы огорошим мир: мол, в море живёт второе человечество, то мир впадёт в шок.
– Кстати, – сказал директор ЦРУ, обращаясь к Ли. – А как нам вообще называть эти больные мозги в океане?
Ли улыбнулась:
– Йохансон предложил: Ирр.
– Ирр?
– Это случайное название. Результат неосознанной работы пальцев на клавиатуре.
– Дурацкое название.
– Он говорит, что оно ничем не лучше и не хуже любого другого, и он прав. Давайте так и будем называть: Ирр.
– Хорошо, Ли. – Президент кивнул. – Посмотрим, найдётся ли в этой теории рациональное зерно. Но если в итоге действительно окажется, что мы ведём битву против этих существ, которые, не возражаю, пусть называются хоть ирр, то мы этих ирр должны одолеть. Будем воевать с ирр. – Он оглядел всех по порядку. – Это шанс. Очень большой шанс. Я хочу, чтобы мы его использовали.
– С Божьей помощью, – сказала Ли.
– Аминь, – пробормотал Вандербильт.


* * *

Уивер

К преимуществам «Шато» во время работы конференции относилось и то, что всё было открыто круглые сутки. Ли убедила администрацию отеля, что учёные будут работать день и ночь и в четыре часа утра могут проголодаться. Поэтому всегда работали рестораны, бары и спортивные сооружения.
Уивер отплавала свои полчаса в бассейне. Был час ночи. На босу ногу и с мокрыми волосами, укутанная в купальный халат, она пересекала вестибюль, направляясь к лифтам, и тут краешком глаза заметила Эневека. Он сидел у стойки бара – в месте, которое, на её взгляд, подходило ему меньше всего.
Со времени их прерванной утром беседы она его больше не видела. Может быть, он не хотел, чтобы ему мешали. Вид у Эневека был несчастный.
Пока она соображала, то ли ей идти к себе, то ли подойти к нему, она уже поравнялась с баром. Её шлёпанцы стучали по паркету. Подойдя к стойке, она сказала:
– Привет!
Эневек поднял голову. Взгляд у него был абсолютно пустой.
Она непроизвольно остановилась. Интимная сфера человека очень ранима, ты можешь повредить ей незаметно для себя – и тогда на всю жизнь прослывёшь назойливой. Она облокотилась о стойку и теснее укуталась в халат. Между ними оставались свободными два табурета.
– Привет, – ответил Эневек. Взгляд его просветлел. Кажется, только сейчас он узнал её.
– Что вы… э-эм, делаете? – Дурацкий вопрос. Что он делает? Сидит у стойки перед нетронутым стаканом кока-колы и перебирает пальцами орехи в блюдце. – Вы так внезапно исчезли сегодня утром.
– Да. Мне очень жаль.
– Нет, не надо извиняться, – поспешно сказала она. – Я хотела сказать: я не хочу вам мешать, просто увидела, что вы тут сидите, и думала…
Что-то было не так. Лучше всего ей поскорее уйти. Эневек, кажется, окончательно вышел из оцепенения. Он взял стакан, поднял его и снова отставил.
– Хотите что-нибудь выпить? – спросил он.
– А я вам правда не помешала?
– Нет, совсем нет. – Он помедлил. – Меня, кстати, зовут Леон. Мы на «ты» или?..
– Хорошо, тогда… Меня зовут Карен, и… «Бейли» со льдом, пожалуйста.
Эневек подозвал бармена и повторил ему заказ. Она подошла ближе. Капли с волос стекали в ложбинку между грудей. Ей вдруг стало не по себе в таком виде. Сейчас она выпьет и быстренько уйдёт.
– А как у тебя дела? – спросила она, делая глоток густой, тягучей жидкости.
Эневек наморщил лоб:
– Не знаю. – Он взял орех, положил его перед собой и щелчком отшвырнул. – У меня отец умер.
Ах ты чёрт.
Так и знала, не надо было лезть. Ведь человек демонстративно забрался в самый дальний угол бара – всё равно что табличку выставил: «Не лезьте ко мне».
– От чего? – осторожно спросила она.
– Понятия не имею.
– Врачи тоже не знают?
– Я ещё не знаю. И не уверен, что хочу знать. – Он помолчал. Потом сказал: – Сегодня я несколько часов бегал по лесу. Как безумный. В поиске… чувства. Должно же быть состояние, подходящее к ситуации. Но только зря себя мучил. – Он посмотрел на неё. – Знакомо это тебе? Где бы ни находился, сейчас же хочется уйти. Кажется, всё тебе обрыдло, и вдруг замечаешь, что дело в другом. Не ты хочешь уйти, а место тебя вытесняет. Оно тебя выталкивает в шею: мол, ты тут не нужен. Но никто не говорит, где ты нужен, и ты бежишь, бежишь…
– Странно. – Она задумалась. – У меня бывало нечто похожее в пьяном состоянии. Когда накачаешься до такой степени, что тошнит в любом положении, как ни ложись, как ни крутись. – Она запнулась. – Извини. Дурацкий ответ.
– Нет, совсем не дурацкий! Ты права. Легче станет только после того, как проблюёшься. Именно так я и чувствую себя. Наверное, мне надо проблеваться, но только я не знаю, как.
Она провела пальцами по краю своего стакана.
– У тебя были плохие отношения с отцом?
– Вообще никаких отношений.
– Так бывает? – Уивер наморщила лоб. – Разве можно не иметь никаких отношений с тем, кого знаешь?
Эневек пожал плечами.
– А ты? – спросил он. – Что делают твои родители?
– Они умерли.
– А… Мне очень жаль.
– Ничего, это уже давно позади. Люди умирают, в том числе и родители. Мне было десять лет. Несчастный случай под водой в Австралии. Я была в отеле, когда это произошло. Сильное придонное течение. Тебя вдруг срывает и уносит в открытое море. Вообще-то, они были опытные ныряльщики, но… Вот. – Она пожала плечами. – Море всегда разное.
– Их потом нашли? – тихо спросил Эневек.
– Нет.
– А ты? Как ты с этим справилась?
– Какое-то время пришлось туго. Ведь у меня было счастливое детство. Мы постоянно путешествовали. Они оба были учителями и очень увлекались водой. Чем мы только не занимались: ходили под парусами на Мальдивах, ныряли в Красном море, погружались в подводные пещеры на Юкатане. Даже в районе Шотландии и Исландии погружались. Конечно, со мной они держались ближе к поверхности, но я успела многое увидеть. Только на опасные погружения они меня не брали. И одно такое погружение их погубило. – Она улыбнулась: – Но, как видишь, кое-что из меня всё-таки получилось.
– Да. – Он ответил на её улыбку. – Как не видеть. Это была печальная, беспомощная улыбка. Какое-то время он просто смотрел на неё. Потом соскользнул со своего табурета.
– Пойду, попробую уснуть. Завтра утром я лечу на похороны. – Он помедлил. – Ну, спокойной ночи и… спасибо.
– За что?

Потом она сидела перед своим недопитым ликёром, вспоминала родителей и тот день, когда к ней явились люди из администрации отеля и одна женщина сказала ей, что она должна быть мужественной. Мужественная маленькая девочка. Сильная маленькая Карен.
Она поболтала ликёр в стакане.
Каково ей было потом, она Эневеку не сказала. Как её взяла к себе бабушка – растерянного ребёнка, скорбь которого переплавилась в неукротимую ярость, и старая женщина не могла с ней справиться. Ухудшились школьные отметки – и поведение тоже. Она убегала из дома и скиталась, прибившись к стае таких же одичавших детей, паниковала на улицах, вечно пьяная или под «дурью», спала с кем придётся. Потом мелкое воровство, исключение из школы, грязно проведённый аборт, жёсткие наркотики, взлом машин, комиссия по делам несовершеннолетних. Полгода в детском доме для трудных подростков. Пирсинг по всему телу. Обритая голова и шрамы. Как поле битвы. Душевной и телесной.
Потеря родителей не отвратила её от моря. Скорее наоборот. Эта тёмная глубина влекла, зазывала – на дно, туда, где её ждали родители. Зов был так силён, что однажды ночью, добравшись автостопом до Брайтона, она уплыла в темноту, и когда маслянисто-чёрная, освещённая луной вода перестала отражать огни этого курортного города, она опустилась под воду и попыталась уйти на дно.
Но это оказалось не так-то просто.
Она зависла в тёмной воде Ла-Манша, перестав дышать, и слушала удары сердца, пока они не загремели у неё в ушах. Вместо того чтобы поглотить её жизненные силы, море словно говорило ей: видишь, какое сильное сердце! Оно отчаянно сопротивлялось холодным объятиям, и вдруг она не смогла сдержать свой дыхательный рефлекс и набрала воды в лёгкие. О том, что при этом бывает, она не раз слышала от отца. В лёгких образуется пена, филигранная паутина ткани рушится. Через две минуты – судорога диафрагмы, блокирующая возможность вдоха. Через пять минут – остановка сердца.
Её вытолкнуло наверх – из кошмара, который начался в десять лет и закончился в шестнадцать, – и она очутилась рядом с проплывавшим мимо катером. С тяжёлым переохлаждением она поступила в больницу, где у неё было время собрать остатки мужества и выстроить план жизни. После выписки она час провела перед зеркалом, разглядывая своё тело, и решила, что больше себя такой не увидит. Она вынула весь пирсинг, перестала брить череп, попыталась отжаться десять раз – и рухнула.
Через неделю смогла уже двадцать.
Она бросилась навёрстывать упущенное. В школу её взяли назад лишь с условием, что она будет лечиться в наркологической клинике. Она оказалась способной и организованной. С людьми была приветлива. Читала всё, что попадало под руку, предпочтение оказывая теме моря и экосистем. Без тренировки не проходило и дня. После того, как Ла-Манш отверг её, она бегала, плавала, занималась боксом и скалолазанием – пока от прежней хилой девочки с пустыми глазами не осталось и следа. Когда в девятнадцать – с опозданием на год – она блестяще окончила колледж и поступила в университет изучать биологию и спорт, тело у неё было, как у античного атлета.
Карен Уивер стала другим человеком.
Чтобы понять мир и его устройство, она дополнительно изучала информатику. Её восхищала возможность изображать на компьютере сложные взаимосвязи, и она научилась сама моделировать атмосферные и океанические процессы. Первая её работа воссоздавала картину морских течений и хотя не добавляла ничего нового в эту область знаний, зато была достоверной. Это была дань памяти родителей, которых она любила и которых так рано лишилась. Она основала своё рекламное бюро «Deep Blue Sea», писала статьи для «Science» и «National Geographic», вела колонки в других научно-популярных журналах, и скоро институты стали приглашать её в экспедиции, нуждаясь в человеке, который умел внятно озвучивать их идеи. Она спускалась на «Мире» к «Титанику», «Альбин» доставлял её к гидротермальным шлотам атлантических глубоководных хребтов, на «Полярной звезде» она ходила на зимовку в Антарктиду. Она везде успевала и всё, что делала, делала хорошо, потому что после той ночи в Ла-Манше уже ничего не боялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117