– Как содержательно.
– В основном они подтвердили моё первое впечатление. С вероятностью, близкой к уверенности, можно утверждать, что речь идёт о виде Hesiocaeca methanicola , известном также как ледяной червь.
– Пожиратель метана?
– Выражение неточное, радость моя, но это неважно. Такова часть первая. Часть вторая такова, что им загадали загадку необычайно выраженные челюсти и ряды зубов. Такие признаки указывают на хищных животных, или на роющих, или на жвачных. И это странно.
– Почему?
– Потому что ледяным червям такой большой жевательный аппарат не нужен. У них, правда, есть челюсти, но значительно меньшие.
Свердруп смущённо улыбнулся:
– Извините, доктор Йохансон, я ничего не понимаю в этих существах, но мне интересно. Почему им не нужны челюсти?
– Потому что они живут симбиотически, – объяснил Йохансон. – Они вбирают в себя бактерии, которые питаются гидратом метана…
– Гидратом?
Йохансон коротко взглянул на Лунд. Она пожала плечами:
– Объясни ему.
– Это очень просто, – сказал Йохансон. – Может быть, вы слышали, что в океанах очень много метана.
– Да. Об этом постоянно пишут.
– Метан – это газ. Он в больших количествах собирается на морском дне и на континентальных склонах. Часть его замерзает на поверхности дна. Вода и метан дают соединение в виде льда, который может сохраняться в таком состоянии только под высоким давлением и при низких температурах. Поэтому его находят лишь на известной глубине. Этот лёд называют гидратом метана. Всё пока понятно?
Свердруп кивнул.
– Хорошо. Повсюду в океане есть бактерии. Некоторые из них усваивают метан. Они пожирают его и выделяют сероводород. Бактерии хоть и микроскопически малы, но их так много, что они просто устилают дно. В таких случаях мы говорим о бактериевых лужайках. Они встречаются в первую очередь там, где залегает гидрат метана. Вопросы?
– Пока нет, – сказал Свердруп. – Как я догадываюсь, тут на сцену выходят ваши черви.
– Правильно. Есть черви, которые питаются выделениями бактерий. Между ними возникают симбиотические отношения. В некоторых случаях червь поедает бактерии и носит их в себе, в других случаях бактерии живут на его коже. Так или иначе, они снабжают его пропитанием. Поэтому червь ползёт на гидрат. Он уютно устраивается там, захватывает себе стадо бактерий и больше ничего не делает. Ему не надо никуда зарываться, ведь он ест не лёд, а бактерии на льду. Единственное, что происходит, – это то, что он своей вознёй вытаивает во льду углубление и остаётся там, премного довольный всем.
– Я понимаю, – медленно сказал Свердруп. – Зарываться глубже у червя нет повода. Но другие черви делают это?
– Есть разные виды. Некоторые едят осадочные породы или вещества, которые есть в осадочном иле, или перерабатывают детритус.
– Детритус?
– Всё, что тонет с поверхности моря. Трупы, мелкие частицы, останки разного рода. Целый ряд червей, которые не живут в симбиозе с бактериями, обладают сильными челюстями, чтобы хватать добычу или чтобы куда-нибудь зарываться.
– Но ледяному червю челюсти не нужны.
– Может, и нужны, чтобы перемалывать крохотные количества гидрата и отфильтровывать оттуда бактерии. Но не клыки же, как у Тининых зверей.
Свердрупа эта тема, казалось, забавляла всё больше.
– Если черви, которых открыла Тина, живут в симбиозе с бактериями, пожирающими метан…
– То мы должны спросить, для чего предназначен этот арсенал из челюстей и зубов, – кивнул Йохансон. – Сейчас станет ещё интереснее. Таксономы нашли второго червя, которому такая структура челюстного аппарата подходит. Его зовут nereis , хищник, который обитает на всех глубинах. Маленький Тинин любимец имеет челюсти и зубы nereis’а , правда, выраженные так, что приходится скорее думать о далёких предках nereis’а – так сказать, о tirannereis rex .
– Как страшно.
– Это бастард. Нам придётся подождать микроскопического и генетического анализа.
– На континентальных склонах бесконечное количество гидрата метана, – сказала Лунд. Она задумчиво пощипывала нижнюю губу.
– Подождём, – Йохансон откашлялся и оглядел Свердрупа. – А чем занимаетесь вы, Каре? Тоже нефтяными разработками?
– Нет, – радостно сказал тот. – Меня просто интересует всё, что можно есть. Я повар.
– Необыкновенно приятно! Вы даже не подозреваете, как это утомительно – изо дня в день иметь дело с учёным людом.
– Он готовит фантастически! – сказала Лунд. Наверное, не только готовит, подумал Йохансон. Но для него же лучше. Тина Лунд привлекала его, но как только она за порог, он всякий раз с облегчением благодарил судьбу. Для него это было бы слишком обременительно.
– И как вы познакомились? – спросил он, хотя это не так уж и интересовало его.
– В прошлом году я стал директором «Фискехузе», – сказал Свердруп. – Тина несколько раз бывала здесь, но мы только здоровались. – Он обнял её за плечи, и она приникла к нему. – Но неделю назад всё изменилось.
– Да, будто молния ударила, – сказала Лунд.
– Это заметно, – сказал Йохансон, глядя в небо. Издалека послышалось тарахтение мотора.

Полчаса спустя они летели в вертолёте вместе с дюжиной рабочих-нефтяников. При таком шуме не поговоришь, и Йохансон молча смотрел в иллюминатор. То и дело они пролетали над танкерами, сухогрузами и паромами. Потом показались платформы. С тех пор, как американцы в 1969 году обнаружили в Северном море нефть, оно превратилось в причудливый промышленный ландшафт, установленный на сваях и протянувшийся от Голландии до причалов Тронхейма. В ясные дни с любой лодки были видны разом десятки гигантских платформ. Хотя с вертолёта они казались игрушками великанов.
Их цель, Гульфакс, был группой платформ, которые принадлежали государственной нефтяной компании «Статойл». Гульфакс-С был одной из самых крупных платформ на верхнем краю Северного моря – 280 человек, целый посёлок. По правилам, Йохансон не имел права там высаживаться. Несколько лет назад он сдал экзамен на допуск к платформам, но с тех пор правила безопасности ужесточились, однако Лунд подключила свои связи. Ведь по сути они лишь делали там пересадку, чтобы тут же отправиться на борт «Торвальдсона», который стоял в добром часе езды от Гульфакса.
От сильной турбулентности вертолёт провалился в воздушную яму. Йохансон вцепился в подлокотники кресла. Больше никто не отреагировал. Пассажиры, главным образом мужчины, привыкли и не к таким штормам. Лунд повернула голову, ненадолго открыла глаза и подмигнула ему.
Повезло же Каре Свердрупу. Но сумеет ли этот счастливчик поспеть за темпом жизни Лунд, покажет время.
Вскоре вертолёт пошёл на снижение. Море метнулось навстречу. В какой-то момент весь Гульфакс-С стал виден в боковой иллюминатор. Колосс на четырёх железобетонных колоннах, весом в полтора миллиона тонн, общей высотой метров четыреста. Более половины этой высоты скрывалось под водой, где колонны поднимались сквозь лес цистерн. Белый дом – жилой корпус – был лишь маленькой частью гиганта. Основная часть представала перед глазами дилетанта в виде нагромождения палуб, набитых техникой и загадочными машинами, связанными толстыми пучками кабелей, по бокам стояли грузовые краны, а венчал всё это храм нефтяников – буровая вышка. На острие гигантского стального выноса, уходящего далеко в море, горел неугасимый факел – газ, отделённый от нефти.
Вертолёт опустился на посадочную площадку над жилым корпусом. Пилот посадил машину удивительно мягко. Лунд зевнула, потянулась, насколько позволяла теснота пространства, и ждала, когда винты остановятся.
– Полёт был очень приятный, – сказала она.
Кто-то засмеялся. Открыли выходной люк, и все выбрались наружу. Йохансон подошёл к краю вертолётной площадки и глянул вниз. В ста пятидесяти метрах под ним пенилось море. Резкий ветер стегал по его комбинезону.
– А может ли что-нибудь опрокинуть это сооружение?
– Нет ничего, что нельзя было бы опрокинуть. Идём, – Лунд схватила его за руку и потащила вслед за другими пассажирами.
У лестницы стоял невысокий плотный человек с бородой и махал им рукой.
– Тина, – позвал он, – что, соскучилась по нефти?
– Это Ларе Йоренсен, – сказала Лунд. – Он отвечает за вертолётное и судовое движение у Гульфакса-С. Он тебе понравится, он отличный шахматист.
Йоренсен шёл им навстречу. На нём была форменная куртка «Статойла», и Йохансону он показался похожим на заправщика.
– Я по тебе соскучилась, – засмеялась Лунд.
Йоренсен улыбнулся. Он прижал её к груди, и это привело к тому, что его светлая шевелюра оказалась под её подбородком. Потом он пожал руку Йохансону.
– Вы выбрали неудачный день, – сказал он. – В хорошую погоду видна вся гордость норвежской нефтяной индустрии. Остров за островом.
– Работы много? – спросил Йохансон, спускаясь вниз по винтовой лестнице.
Йоренсен отрицательно помотал головой:
– Не больше, чем обычно. Ты хоть раз бывал на платформах? – Как большинство скандинавов, Йоренсен быстро переходил на «ты».
– Давненько не был. Много нефти достаёте?
– Боюсь, всё меньше. На Гульфаксе с давнего времени стабильно, ровно двести тысяч баррелей из двадцати одной скважины. Собственно, неплохо. Но мы недовольны. Потому что виден конец. – Он показал в сторону моря. В нескольких сотнях метров Йохансон увидел танкер, стоящий на причале у буя. – Только что заправили его. Придёт ещё один – и это всё на сегодня. Запасы иссякают, ничего не поделаешь.
Места добычи находились не непосредственно под платформами, а в некотором отдалении. Подняв нефть, её очищали от воды и соли, отделяли от газа и размещали в цистерны вокруг подножия платформ. Оттуда нефть откачивали через нефтепровод в буи. Вокруг платформ на 500 метров была зона безопасности, которую не имело права пересечь ни одно судно, за исключением ремонтных катеров, обслуживающих платформу.
Йохансон заглянул за перила.
– Разве «Торвальдсон» не здесь? – спросил он.
– У другого буя. Отсюда не видно.
– Даже исследовательские суда не подпускаете?
– Нет, хватит с нас рыбаков, которых то и дело приходится отгонять.
– Что, много неприятностей от рыбаков?
– Да не так чтобы много. На прошлой неделе пришлось воспитывать одних, они загнали косяк рыбы аж под платформу. На Гульфаксе-А недавно было хуже. Маленький танкер с повреждением мотора. Продрейфовал. Мы послали туда пару наших людей, чтобы отогнать танкер, но потом они сами справились.
То, что рассказывал Йоренсен, в действительности описывало потенциальную катастрофу, которой боялись все. Если полный танкер оторвётся и его принесёт к платформе, её может расшатать, но куда больше при этом опасность взрыва. И хотя платформа оснащена противопожарной системой, которая при малейшем намёке на огонь выбрасывает тонны воды, взрыв танкера означает для неё конец. Такие несчастья случаются редко и скорее в Южной Америке, где требования безопасности выполняются из рук вон плохо. В Северном море придерживаются предписаний. Если, например, дует сильный ветер, то танкер просто не загружают.
– Что-то ты похудел, – сказала Лунд, когда Йоренсен открыл перед ней дверь. Они вошли внутрь жилого корпуса и шли по коридору с одинаковыми дверями, ведущими в одинаковые квартиры. – Что, вас плохо кормят?
– Даже слишком хорошо, – захихикал Йоренсен. – Повар у нас отменный. Тебе надо заглянуть в нашу столовую, – продолжал он, обращаясь к Йохансону. – Отель «Ритц» супротив неё – халабуда. Нет, просто директор нашей платформы ополчился против пузатых североморских животов и отдал распоряжение сбросить все лишние килограммы, иначе увольнение.
– Что, серьёзно?
– Директива «Статойла». Не знаю, доведут ли они свою угрозу до исполнения, но она подействовала. Никто не хочет терять работу.
Они дошли до лестничной клетки и спустились вниз. Навстречу им шли рабочие-нефтяники. Их шаги гулко отдавались в стальной шахте.
– Так, конечная станция. У вас есть выбор. Пойдёте налево – тогда поболтаем ещё полчаса и выпьем кофе. Направо – к шлюпке.
– Я бы выпил кофе… – начал Йохансон.
– Спасибо, – перебила его Лунд. – У нас нет времени.
– «Торвальдсон» без вас не уйдёт, – выразил недовольство Йоренсен. – Мы могли бы спокойно…
– Я не хочу запрыгивать на борт в последнюю минуту. В другой раз будет больше времени, обещаю. И снова привезу Сигура. Кто-то же должен обыграть тебя в шахматы.
Йоренсен засмеялся и, пожав плечами, вышел наружу. Лунд и Йохансон последовали за ним. В лицо ударил ветер. Они находились у нижнего края жилого блока. Пол перехода, по которому они двинулись дальше, был сварен из толстых стальных решёток. Сквозь ячейки виднелось волнующееся море. Здесь было куда больше грохота, чем на вертолётной площадке. Йоренсен подвёл их к оранжевой шлюпке, висевшей на кране.
– Что будете делать на «Торвальдсоне»? – спросил он между прочим. – Я слышал, «Статойл» хочет продолжать строительство?
– Может быть, – ответила Лунд.
– Платформу?
– Заранее нельзя сказать. Может, и СВОП.
СВОП – это было сокращение от Single Well Offshore Production System . При бурении на глубине от 350 метров устанавливали такие СВОПы – корабли, похожие на гигантские нефтяные танкеры, соединённые с головкой скважины посредством гибкой буровой нитки. Они откачивали с морского дна сырую нефть и одновременно служили для неё промежуточным складом.
Йоренсен потрепал её по щеке.
– Тогда смотри, малышка, чтобы тебя не укачало на борту.
Они поднялись в шлюпку. Кроме них, на борту был только рулевой. Кран спустил шлюпку на поверхность воды. В боковые иллюминаторы было видно, как они опускаются мимо пористых бетонных стен. Потом их закачало на волнах.
Йохансон встал позади рулевого. Ему стоило усилий удержаться на ногах. Вдали показался «Торвальдсон». Корма научного судна была снабжена характерными выносами, с которых в море спускали исследовательские приборы и батискафы. Подниматься на борт пришлось по отвесной лесенке, защищённой со всех сторон. Мучаясь со своим чемоданом, Йохансон подумал, что, наверное, это была не такая уж хорошая идея – прихватить с собой половину гардероба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117