Но сделал это, потому что ты так просилась…
– Я… – она запнулась. – Ну да, мне непременно нужно было поехать. Ты сердишься?
Эневек обернулся:
– Я терпеть не могу, когда мне врут.
– Извини.
– Нет, не извиню. Но дело даже не в этом. Почему сейчас ты не уходишь и не даёшь нам спокойно заниматься своим делом? Отправляйся к Грейвольфу. Уж он всех вас приберёт к рукам.
– Господи, Леон! – Она подошла ближе. – Просто мне непременно надо было выйти в море с тобой. Мне очень жаль, что пришлось ради этого соврать. Да, я пробуду здесь ещё пару недель, и приехала я не из Чикаго, а изучаю биологию в университете Британской Колумбии. Ну и что теперь? Я думала, что моё враньё тебя только позабавит…
– Позабавит? – вскричал Эневек. – У тебя что, не все дома? Что забавного в том, что меня обвели вокруг пальца?
Он чувствовал, что у него сдают нервы, но ничего не мог с собой поделать и кричал на неё, хотя она была права. Ничего такого она ему не сделала.
Делавэр отпрянула назад.
– Леон…
– Лисия, почему ты не оставишь меня в покое? Уходи отсюда.
Он ждал, что она повернётся и уйдёт, но не дождался. Перед глазами у него всё кружилось. Он даже боялся, что у него подломятся ноги, но тут Делавэр ему что-то протянула.
– Что это? – проворчал он.
– Видеокамера.
– Это я вижу.
– Возьми её.
Он оглядел камеру. Довольно дорогая «Sony Handycam» в герметичном корпусе. Такие используют богатые туристы и учёные.
– И что?
Делавэр развела руками:
– Я думала, вы хотите узнать, почему всё это случилось.
– Тебя-то это каким боком касается?
– Перестань наконец срывать на мне свою досаду! – прикрикнула она. – Я там чуть не погибла и сейчас могла бы сидеть в этой дурацкой амбулатории и хныкать, а я вместо этого пытаюсь тебе помочь. Так хотите вы это знать или нет?
Эневек глубоко вздохнул.
– Ну, хорошо. Продолжай.
– Ты видел, какие животные напали на «Леди Уэксхем»?
– Да. Серые киты и горбачи…
– Нет, – Делавэр нетерпеливо помотала головой. – Не какие виды , а какие индивидуумы ! Ты мог бы их идентифицировать?
– Но всё это происходило слишком быстро.
Она улыбнулась. Не особо радостная улыбка, но всё же.
– Женщина, которую мы вытащили из воды, была со мной на «Голубой акуле». У неё сейчас шок. Вырублена полностью. Но если я чего хочу, я не отступлюсь…
– Я заметил.
– …и я увидела, что у неё на шее висит эта камера. Потому и не потерялась в воде. Снимала она непрерывно! Когда появился Грейвольф, он произвёл на неё очень сильное впечатление, и дальше она снимала уже только его. – Она прервалась. – Насколько я припоминаю, «Леди Уэксхем» находилась позади Грейвольфа, если смотреть от нас.
Эневек кивнул. Внезапно ему стало ясно, куда клонит Делавэр.
– Она сняла нападение, – сказал он.
– Она сняла китов, которые напали на корабль. Не знаю, насколько ты сможешь идентифицировать этих китов, но ведь ты знаешь их давно.
– И ты, конечно, предусмотрительно забыла спросить у дамы разрешения взять ее камеру? – догадался Эневек.
Она задрала подбородок и посмотрела на него с вызовом:
– Ну и что?
Он повертел камеру в руках.
– Ладно. Я посмотрю.
– Мы посмотрим, – поправила его Делавэр. – Я хочу проследить всю эту историю от начала до конца. И пожалуйста, не спрашивай меня, почему. Мне это просто причитается, вот и всё.
Эневек уставился на неё.
– Кроме того, – добавила она, – будь со мной поприветливее.
Он медленно выдохнул и стал разглядывать камеру. Надо было признать, что идея Делавэр была пока что лучшим из всего, чем они располагали.
– Я постараюсь, – пробормотал он.


12 апреля

Тронхейм, Норвегия

Приглашение застало Йохансона, когда он собирался ехать к себе на озеро.
После возвращения из Киля он рассказал Тине Лунд об эксперименте на глубоководном симуляторе. Разговор был недолгий. Лунд была по уши занята сразу несколькими проектами, а остальное время проводила с Каре Свердрупом. Йохансону даже показалось, что она не вполне вникает в тему. Но у него хватило такта ни о чём её не расспрашивать.
Несколько дней спустя позвонил Борман, чтобы поставить его в известность о последних результатах. Они продолжали эксперименты с червями. Йохансон, уже собрав вещи, был готов к выходу, но решил отложить отъезд ещё на один звонок, чтобы поделиться новостями с Лунд. Однако она не дала сказать ему ни слова. На сей раз она была в приподнятом настроении.
– Не можешь ли ты сейчас заглянуть к нам? – предложила она.
– Куда? В институт?
– Нет, в исследовательский центр «Статойла». К нам приехали руководители проекта. Из Ставангера.
– А для чего вам я? Рассказывать им страшилки?
– Это я уже сама сделала. Но они хотят подробностей.
– Почему именно от меня?
– А почему нет?
– У вас же есть отзывы, – сказал Йохансон. – Целые штабеля. А я могу только повторить то, что выяснили другие.
– Ты можешь больше, – сказала Лунд. – Ты можешь… выразительно передать свои чувства.
Йохансон на мгновение лишился дара речи.
– Они знают, что ты не эксперт в области нефтяного бурения и не специалист по червям, – горячо продолжала она. – Но ты пользуешься хорошей славой в НТНУ, ты нейтрален, на тебя не давят обязательства, как на нас. Мы судим совсем под другим углом зрения.
– Вы судите с точки зрения исполнимости того или иного проекта.
– Не только! Видишь ли, в «Статойле» целая куча людей, и каждый лучше всех знает что-то одно, а…
– Короче, зашоренные узкие специалисты.
– Совсем нет! – Она сердилась. – Зашоренным людям в нашей фирме нечего делать. Просто каждый слишком углублён в своё. Мы все, как бы это выразить, под водой. Нам необходим взгляд снаружи.
– Я в вашем деле мало что понимаю.
– Разумеется, тебя никто не принуждает. – Лунд постепенно начинала раздражаться.
Йохансон закатил глаза:
– Ну ладно-ладно. К тому же есть пара новостей из Киля…
– Я могу считать это согласием?
– Да. Когда состоится эта встреча?
– Собственно, мы тут постоянно в переговорах…
– Ну, хорошо. Сегодня пятница. На выходные я уезжаю, а в понедельник…
– Это… – Она запнулась. – Это было бы…
– Что? – протяжно спросил Йохансон, мучимый дурными предчувствиями.
Она молчала ещё несколько секунд.
– А куда ты уезжаешь на выходные? На своё озеро?
– Правильно, умница. Хочешь со мной?
Она засмеялась:
– Почему бы нет?
– Хо-хо! А что скажет Каре?
– Мне всё равно. А что он может сказать? – Она секунду помолчала. – Ах, чёрт!
– Была бы ты во всём так хороша, как в работе, – тихо сказал Йохансон, не стараясь, чтобы она его расслышала.
– Сигур, пожалуйста! А ты не мог бы отложить свой отъезд? Мы встречаемся через два часа, и… это ведь недалеко. И ненадолго. Ты сегодня же уедешь.
– Я…
– Нам надо скорее прийти к какому-нибудь решению, время не терпит, ты ведь знаешь, чего всё это стоит, а мы топчемся на месте…
– Хорошо, я приеду!
– Ты просто сокровище.
– Мне за тобой заехать?
– Нет, я буду уже там. О, как я рада. Спасибо! – она положила трубку.
Йохансон с тоской посмотрел на свой упакованный чемодан.
Когда он вошёл в конференц-зал исследовательского центра «Статойла», царившее там напряжение можно было потрогать руками. Лунд сидела в обществе троих мужчин за чёрным полированным столом. Послеполуденное солнце заглядывало в окна и придавало хоть немного теплоты сдержанному интерьеру из стекла и стали. Стены были увешаны диаграммами и чертежами.
– Вот он, – сказала дама из приёмной, передавая его присутствующим, словно рождественский подарок. Один из мужчин пошёл к нему навстречу с распростёртыми руками. Он был в модных очках и с коротко остриженными чёрными волосами.
– Тор Хвистендаль, заместитель директора исследовательского центра «Статойла», – представился он. – Извините, что мы так бесцеремонно завладели вашим временем, но госпожа Лунд заверила нас, что вам не пришлось ничем жертвовать.
Йохансон метнул в сторону Лунд выразительный взгляд и пожал протянутую руку.
– Я действительно ничем не пожертвовал, – сказал он.
Лунд ухмыльнулась. Она представила ему остальных мужчин. Как Йохансон и ожидал, один из них приехал из центрального офиса компании в Ставангере – плотный рыжий тип со светлыми, добродушными глазами. Он представлял правление.
– Финн Скауген, – пророкотал он, пожимая руку. Третий мужчина, серьёзный и лысый, со складками в углах рта, единственный из всех был в галстуке и оказался непосредственным начальником Лунд. Его звали Клиффорд Стоун, он был родом из Шотландии и руководил проектом нефтеразведки. Он холодно кивнул Йохансону и, казалось, был не в восторге от присутствия биолога. А может, выражение озабоченности составляло неотъемлемую часть его физиономии. Заподозрить, что он когда-нибудь улыбался, не было никакой возможности.
Йохансон выслушал несколько любезностей, отказался от кофе и сел. Хвистендаль подвинул к себе пакет документов.
– Давайте перейдём к делу. Ситуация вам известна. Мы не можем беспристрастно оценить, то ли навлекаем на себя беду, то ли попусту осторожничаем. Вы, наверно, знаете о законах и рекомендациях, с которыми нефтедобыче приходится считаться?
– Североморская конференция? – сказал Йохансон наугад.
Хвистендаль кивнул:
– Среди прочих. Мы подпадаем под множество ограничений: природоохранное законодательство, техническая исполнимость, ну и общественное мнение на всякий нерегламентируемый пункт. Короче говоря, мы принимаем во внимание всех и вся. «Гринпис» и другие подобные организации впиваются нам в загривок как клещи, и это правильно. Мы знаем риски бурения, мы примерно знаем, что нас ожидает в отношении добычи, и мы берём в расчёт время.
– То есть, прекрасно управляемся сами, – заключил Стоун.
– В целом, – довершил Хвистендаль. – Но не всякий замысел доходит до воплощения, и для этого есть причины. Структура осадочных пластов нестабильна, всегда есть опасность пробуриться в газовый пузырь, некоторые конструкции не приспособлены для работы на больших глубинах и при подводных течениях и так далее. Но в принципе очень быстро становится ясно, что получится, а что нет. Тина тестирует устройства в «Маринтеке», мы берём обычные пробы, смотрим, что там у нас внизу, проводим экспертизу и потом строим.
Йохансон откинулся назад и закинул ногу на ногу.
– И тут вдруг какой-то червь, – сказал он. Хвистендаль улыбнулся несколько принуждённо:
– Так сказать.
– Если это животное играет какую-нибудь роль, – сказал Стоун. – Но на мой взгляд, не играет никакой.
– Откуда вы это знаете?
– Этот червь не представляет собой ничего нового. Их везде полно.
– Но не таких.
– Отчего же? Потому что он прогрызает гидрат? – он агрессивно сверкнул на Йохансона глазами. – Да, но ваши коллеги из Киля сказали, что в этом нет никаких оснований для тревоги. Правильно?
– Они сказали не так.
– Они сказали, что черви не могут дестабилизировать лёд.
– Черви его пожирают.
– Но они не могут его дестабилизировать!
Скауген откашлялся. Это прозвучало как извержение вулкана.
– Я думаю, мы пригласили сюда доктора Йохансона для того, чтобы выслушать его оценку, – сказал он, бросив взгляд в сторону Стоуна. – А не для того, чтобы сообщить ему, что думаем сами.
Стоун закусил губу и уставился в столешницу.
– Если я правильно поняла Сигура, появились какие-то новые результаты, – сказала Лунд и ободряюще всем улыбнулась.
Йохансон кивнул:
– Я могу коротко обрисовать положение.
– Проклятые червяки, – проворчал Стоун.
– Вполне возможно. «Геомар» высадил на лёд ещё шестерых, и все они немедленно забурились внутрь. Ещё двух они посадили на ил, в котором не было гидрата, и они не проявили никакой активности. Пару высадили на ил, под которым был газовый пузырь. Они не забурились, но вели себя беспокойно.
– И что стало с теми, которые вгрызлись в лёд?
– Сдохли.
– И как глубоко они зарылись?
– Все, кроме одного, прорылись до газового пузыря. – Йохансон посмотрел на Стоуна, который слушал, нахмурив брови. – Но это лишь приблизительно даёт возможность проводить аналогии с их поведением на воле. На материковом склоне слой гидрата поверх газовых пузырей имеет толщину в сотни метров. А слой в симуляторе – всего два метра. Борман считает, что едва ли червь зароется на глубину больше трёх-четырёх метров, но в условиях симулятора этого не выяснить.
– А почему, собственно, черви подыхают? – спросил Хвистендаль.
– Им нужен кислород, а его в тесном отверстии мало.
– Но зарываются же другие черви в дно, – вставил Скауген. И добавил с улыбкой: – Видите, мы подготовились к разговору, чтобы не сидеть перед вами полными идиотами.
Йохансон ответно улыбнулся. Скауген становился ему всё симпатичнее.
– Осадочный слой рыхлый, – объяснил он. – В нём достаточно кислорода. Гидрат же – как бетон. Рано или поздно задохнёшься.
– Понятно. А известны ли вам какие-то другие животные, которые вели бы себя подобным образом?
– Кандидаты на самоубийство?
– А разве это самоубийство?
Йохансон пожал плечами:
– Самоубийство предполагает намерение. У червей намерения не предусмотрены. Их поведение обусловлено.
– А вообще есть животные, кончающие жизнь самоубийством?
– Конечно, есть, – сказал Стоун. – Те же лемминги бросаются в море.
– Не бросаются, – сказала Лунд.
– Ещё как бросаются!
Лунд тронула его за локоть.
– Ты путаешь, Клиффорд. Долгое время считалось, что лемминги совершают коллективное самоубийство, поскольку это эффектно звучало. Но потом присмотрелись и обнаружили, что они просто дуреют.
– Дуреют? – Стоун посмотрел на Йохансона. – Доктор Йохансон, как вам нравится это глубоконаучное объяснение, что животные дуреют?
– Они дуреют, – невозмутимо продолжала Лунд. – Как и люди, когда выступают большой группой. Передние лемминги видят, что перед ними обрыв, но сзади на них напирают, как на поп-концерте. И они сталкивают друг друга в море, пока не дойдёт до последнего.
Хвистендаль сказал:
– Всё же есть животные, которые приносят себя в жертву.
– Да, но это всегда имеет смысл, – ответил Йохансон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117