Недорогой Wodolei.ru
Другие со своими ноутбуками примостились в уютных уголках и что-то писали. Эневек прошёл в бар, увидев Форда и Оливейра. С ними был незнакомый рослый человек.
– Леон Эневек, Герхард Борман, – представил их друг другу Форд. – Только не сильно тряси руку Герхарду, а то отвалится.
– Что, теннис? – спросил Эневек.
– Какое там, шариковая ручка! – Борман кисло улыбнулся. – Битый час записывал по телефону то, что две недели назад можно было получить одним кликом мышки. Вернулись в средневековье.
– С завтрашнего дня всё будет в порядке. – Оливейра отпила из своей чашки чай. – Я слышала, для отеля выделили целую сеть.
– У нас в Киле ограниченный доступ к спутникам, – мрачно сказал Борман.
– Он везде ограниченный. – Эневек заказал себе воду. – Вы давно здесь?
– С позавчерашнего дня. Я работал на подготовке конференции.
– Я тоже. Странно, что мы не пересеклись.
– Этот отель – как швейцарский сыр, тут полно ходов.
– О, смотрите. А этот что здесь делает? – Оливейра кивнула головой в сторону лифта. Там стоял мужчина, прибывший с кудрявой шатенкой. Эневек узнал его.
– А кто это? – спросил Форд, напрягая память.
– Это же немецкий актёр, Максимилиан Шелл!
– Уймись, – сказал Форд. – Что тут делать актёру?
– Это он играл в том фильме-катастрофе? «Deep Impact»! Где Земля столкнулась с метеоритом… – спросил Эневек.
– Мы тут все играем в фильме-катастрофе, – перебил его Форд.
– Неужто следующим прибудет Брюс Уиллис?
– Не гоняйтесь за его автографом, – улыбнулся Борман. – Это не Максимилиан Шелл. Его зовут Сигур Йохансон. Норвежец. Он мог бы вам рассказать, что творится в Северном море. Но лучше не спрашивайте его. Он жил в Тронхейме, а от Тронхейма мало что осталось. Он потерял свой дом.
Из нескольких конференц-залов «Шато» Ли выбрала зал средней величины, почти в обрез для группы. Она по опыту знала, что люди, вынужденные сидеть вплотную, либо вцепляются друг другу в волосы, либо проникаются чувством общности. Но не получают возможности держать дистанцию – ни друг к другу, ни к теме.
И рассадить их следовало так, чтобы все перемешались – независимо от национальности или профессии. Каждое место было оборудовано столиком с ноутбуком и блоком для записей.
Пик сел в ряду, зарезервированном для докладчиков. За ним в зал вошёл шаровидный человек в мятом костюме. Под мышками темнели пятна пота. Редкие волосы слиплись прядями. Он пыхтя протянул Ли руку. Пальцы оттопыривались, как раздутые колбаски.
– Хэлло, Сьюзи Вонг, – сказал он.
Ли пожала Вандербильту руку и с трудом удержалась, чтобы не обтереть ладонь.
– Джек. Рада вас видеть.
– Всегда к услугам. – Вандербильт осклабился. – Покажите им шоу, детка. Если не будут хлопать, свистните мне. Мои аплодисменты вам обеспечены.
Он вытер потный лоб, подмигнул и уселся рядом с Пиком. Ли разглядывала его с застывшей улыбкой. Вандербильт был замдиректора ЦРУ. Хороший человек, даже очень хороший. Органам будет его не хватать. Она намеревалась уничтожить его – не торопясь, когда придёт время. Не сейчас. И тогда эта жирная свинья будет валяться на дороге, похрюкивая, как это умеет только Вандербильт.
Конференц-зал наполнялся.
Многие не знали друг друга и рассаживались молча. Ли терпеливо ждала, пока утихнет всякий шум. Почувствовав общее напряжение, она поднялась, улыбнулась и сказала:
– Расслабьтесь.
По рядам прошёл тихий шелест. Кто-то закинул ногу на ногу, кто-то откинулся на спинку. Норвежский профессор с небрежно наброшенным на шею шарфом почти скучал, его тёмные глаза смотрели на Ли спокойно. Она попыталась составить о нём представление, но Йохансон оставался закрытым для неё. Она спросила себя, в чём причина. Человек потерял свой дом, катастрофа коснулась его ощутимее, чем кого бы то ни было здесь. Он должен быть подавленным, но почему-то не подавлен. Причина могла быть только одна. Йохансон не рассчитывал узнать здесь что-то новое для себя. У него есть своя теория, и она перевешивает горе и отчаяние. Он знает больше, чем они все.
Надо держать этого норвежца в поле зрения.
– Я знаю, какую напряжённую работу вам пришлось прервать, чтобы приехать сюда, – продолжала она. – И я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сделали нашу встречу возможной. Особенно я хотела бы поблагодарить собравшихся здесь учёных. Глядя на вас, я уверена, что мы сможем рассмотреть события недавнего прошлого в свете надежды. Вы даёте нам пример мужества.
Ли произносила эти слова без пафоса, спокойно и приветливо, заглядывая каждому в глаза, – и сразу добилась безраздельного внимания. Один только Вандербильт оскалил зубы и ковырялся в них.
– Многие из вас недоумевают, почему мы не провели эту встречу в Пентагоне, в Белом доме или в доме правительства Канады. Ну, с одной стороны, мы хотели предоставить вам по возможности приятную обстановку. Преимущества «Шато Уистлер» известны, и главное из них – местоположение. Горы надёжны, берега – нет. Сейчас не надёжен ни один город вблизи побережья.
Она оглядела лица присутствующих.
– С другой стороны, побережье Британской Колумбии рядом. В кратчайшее время можно добраться на вертолёте до моря и до исследовательских лабораторий, особенно института Нанаймо. В «Шато» мы создали опорный пункт, чтобы наблюдать за поведением морских млекопитающих. А в свете европейских событий решили перестроить этот опорный пункт в кризисный центр. И лучший из возможных составов кризисного управления, леди и джентльмены, это вы.
Она дала этим словам время подействовать. Она хотела, чтобы люди в зале осознали свою значительность. Если они почувствуют свою избранность, это поможет им держать язык за зубами.
– Третья причина – та, что мы здесь можем работать без помех. «Шато» целиком ограждён от средств массовой информации. Разумеется, когда такой заметный отель внезапно становится недоступен, а вокруг снуют вертолёты, это не останется незамеченным. Но официально нигде не объявлялось, для чего мы тут собрались. Если нас спрашивают, мы говорим об учениях. Об этом можно писать сколько угодно, но ничего конкретного не напишешь, поэтому от пишущих мы избавлены. – Ли сделала паузу. – Известно, что не всё можно предать огласке. Паника была бы началом конца. Сохранять спокойствие – залог дееспособности. Позвольте мне сказать вам совершенно откровенно: первой жертвой любой войны всегда становится правда. А мы на войне. На войне, которую мы должны вначале понять, чтобы выиграть. Поэтому необходимо взять обязательства перед собой и перед человечеством. Конкретно это означает, что отныне вы никому, даже самым близким людям, членам семьи и друзьям, не имеете права ничего говорить о работе в этом штабе. Каждый из вас сразу после этого заседания подпишет соответственное обязательство, а к соблюдению подписки мы относимся очень серьёзно. Я бы предпочла услышать ваши возможные сомнения до начала обсуждения. Поскольку, естественно, эта подписка – дело добровольное. Отказ не повлечёт никаких неприятностей для вас, но в этом случае вы должны будете покинуть зал прямо сейчас и немедленно вылететь домой.
В душе она заключила с собой пари. Никто не встанет и не уйдёт. Но один вопрос всё-таки кто-нибудь задаст.
Она ждала.
Кто-то поднял руку.
Мик Рубин – биолог из Манчестера, специалист по моллюскам.
– Значит ли это, что мы не можем покидать «Шато»?
– «Шато» не тюрьма, – сказала Ли. – Вы можете выходить и выезжать куда хотите. Вы не можете только разглашать предмет вашей работы.
– А если… – Рубин помялся.
– Если всё-таки это случится? – Ли сделала озабоченную мину. – Я понимаю, что вы должны были задать этот вопрос. Ну, тогда мы опровергнем всё, что вы скажете, и впредь позаботимся о том, чтобы больше вы не смогли нарушить взятые обязательства.
– И это… м-м-м… в вашей власти? Я имею в виду, вы…
– Есть ли у нас такие полномочия? Большинству из вас, может быть, известно, что Германия три дня назад выступила с инициативой провести совместное расследование актуальных событий в рамках Евросоюза. Руководство этой комиссией решено возложить на германского министра внутренних дел. В Норвегии, Великобритании, Бельгии, Нидерландах, Дании и на Фарерах объявлено чрезвычайное положение. Канада и США также кооперируются под руководством США. К нам охотно примкнут и другие государства. В зависимости от того, как будут развиваться события в мире, не исключено, что общую ответственность возьмёт на себя ООН. Действующее законодательство повсеместно утратит силу, и компетенции распределятся по-новому. В свете особой ситуации – да, мы уполномочены.
Рубин кивнул. Больше вопросов не последовало.
– Хорошо, – сказала Ли. – Тогда приступим. Майор Пик, прошу вас.
Пик встал перед группой. Электрический свет бликовал на его эбонитовой коже. Он нажал на кнопку ручного пульта, и на большом экране появился спутниковый снимок. Обширное побережье со многими населёнными пунктами, снятое с большой высоты.
– Может быть, это началось и не здесь, – сказал он, – и, может быть, началось раньше. Но мы берём за начало отсчёта Перу. Большой город посередине – это Уанчако. – Он посветил лазерной указкой на разные точки снимка. – Этот район за несколько дней потерял 22 рыбака, причём в самую хорошую погоду. Некоторые лодки впоследствии были обнаружены в море. От прочих находили только обломки.
Пик вывел на экран следующий снимок.
– Моря находятся под постоянным наблюдением, – продолжал он. – Они напичканы дрейфующими зондами и роботами, от которых поступают бесчисленные данные о свойствах течений, температуре, содержании соли, двуокиси углерода и ещё много чего. Измерительные станции на дне моря регистрируют обменные процессы в донных осадках. Курсирует целая флотилия исследовательских судов, и мы располагаем сотнями военных и гражданских спутников. Казалось бы, какая проблема – объяснить исчезновения судов, но на самом деле не всё так просто. Наша космическая сфера, как и всё, имеющее глаза, страдает пробелами зрения.
Графическое изображение на экране показало часть поверхности Земли. Над нею на разной высоте висели, словно увеличенные насекомые, спутники различной величины.
– Даже не пытайтесь разобраться в столпотворении искусственных небесных тел, – сказал Пик. – Их три с половиной тысячи. Большинство из того, что там летает, уже обломки. Действующих объектов, к которым есть доступ, всего шестьсот. Ну, ещё военные спутники.
Последнюю фразу Пик произнёс крайне неохотно. Он подвёл световую точку лазерной указки на объект в виде бункера с солнечными навесами.
– Американский спутник KH-12. Даёт снимки с разрешением меньше пяти сантиметров. Ещё чуть-чуть – и мог бы распознавать черты лица. Для ночного видения оборудован инфракрасной и мультиспектральной системами, но при облачном небе абсолютно бесполезен.
Пик указал на другой спутник.
– Поэтому многие спутники-разведчики работают с радаром, то есть в микроволновом диапазоне. Для радара и облака не преграда. Эти спутники не фотографируют, а моделируют мир с точностью до сантиметра, для этого они ощупывают поверхность и создают трёхмерную модель. Но и здесь есть ахиллесова пята. Радарные снимки требуют интерпретации. Радар не различает цвета, не видит сквозь стекло, его мир – лишь форма.
– А почему бы не суммировать технологии? – спросил Борман.
– Суммируем, но это требует дополнительных затрат. В принципе, это главная проблема спутниковой разведки. Чтобы в течение дня наблюдать всю страну или определённый участок моря, нужно несколько скооперированных систем, которые в состоянии сканировать большую поверхность. Если вам потребуется детальная картинка одного района, придётся довольствоваться моментальными снимками. Спутники вращаются по орбите. Большинству из них требуется 90 минут, чтобы снова очутиться на том же месте.
– Но ведь есть спутники, которые могут висеть над одним и тем же местом, – это был финский дипломат. – Разве нельзя разместить их над критическими областями?
– Это слишком высоко. Геостационарные спутники стабильны лишь на высоте 36 тысяч километров. Самая мелкая деталь, какую они могут различить с такой высоты, измеряется восемью километрами. Вы не смогли бы увидеть на таком снимке даже тонущий «Хельголанд». – Пик сделал паузу и продолжил: – Но когда мы знаем, за чем наблюдать, мы начинаем соответственно настраивать наше оборудование.
Они увидели водную поверхность с небольшой высоты. Солнечный свет падал на волны косо, придавая морю структуру рифлёного стекла, на картинке были видны маленькие корабли и несколько крошечных лодок.
– Увеличение от KH-12, – сказал Пик. – Область шельфа перед Уанчако. В этот день пропало несколько рыбаков.
На следующей картинке в воде показалось обширное серебристое осветлённое пятно. Над ним плыли две лодки.
– Рыба. Колоссальная рыбная стая. Они плывут на глубине метра три, поэтому мы можем их видеть. Проблема морской воды в том, что она почти не пропускает электромагнитные волны, но оптические системы кое-что видят, если вода прозрачная. Тепловое изображение кита в инфракрасной области мы получаем и на глубине 30 метров. Поэтому военные так любят инфракрасную область, ведь она делает видимыми подводные лодки противника.
– А что это за рыба? – спросила черноволосая женщина, эколог из Рейкьявика. – Золотая скумбрия?
– Может быть. Или южноамериканские сардины.
– Должно быть, их тут миллионы. Удивительно. Всем известно, что рыбные запасы у Южной Америки исчерпаны.
– Вы правы, – сказал Пик. – И то, что мы встречаем такие стаи именно в тех местах, где пропадали люди, доставляет нам головную боль. В настоящий момент мы рассматриваем их как стайные аномалии. Например, три месяца назад стая сельди у берегов Норвегии потопила траулер длиной 19 метров. Рыбы попали в сеть и утянули её под траулер, когда рыбаки собирались поднять улов на борт. Судно легло на бок. Команда пыталась обрубить верёвки, но уже не помогло. Пришлось им покинуть борт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Леон Эневек, Герхард Борман, – представил их друг другу Форд. – Только не сильно тряси руку Герхарду, а то отвалится.
– Что, теннис? – спросил Эневек.
– Какое там, шариковая ручка! – Борман кисло улыбнулся. – Битый час записывал по телефону то, что две недели назад можно было получить одним кликом мышки. Вернулись в средневековье.
– С завтрашнего дня всё будет в порядке. – Оливейра отпила из своей чашки чай. – Я слышала, для отеля выделили целую сеть.
– У нас в Киле ограниченный доступ к спутникам, – мрачно сказал Борман.
– Он везде ограниченный. – Эневек заказал себе воду. – Вы давно здесь?
– С позавчерашнего дня. Я работал на подготовке конференции.
– Я тоже. Странно, что мы не пересеклись.
– Этот отель – как швейцарский сыр, тут полно ходов.
– О, смотрите. А этот что здесь делает? – Оливейра кивнула головой в сторону лифта. Там стоял мужчина, прибывший с кудрявой шатенкой. Эневек узнал его.
– А кто это? – спросил Форд, напрягая память.
– Это же немецкий актёр, Максимилиан Шелл!
– Уймись, – сказал Форд. – Что тут делать актёру?
– Это он играл в том фильме-катастрофе? «Deep Impact»! Где Земля столкнулась с метеоритом… – спросил Эневек.
– Мы тут все играем в фильме-катастрофе, – перебил его Форд.
– Неужто следующим прибудет Брюс Уиллис?
– Не гоняйтесь за его автографом, – улыбнулся Борман. – Это не Максимилиан Шелл. Его зовут Сигур Йохансон. Норвежец. Он мог бы вам рассказать, что творится в Северном море. Но лучше не спрашивайте его. Он жил в Тронхейме, а от Тронхейма мало что осталось. Он потерял свой дом.
Из нескольких конференц-залов «Шато» Ли выбрала зал средней величины, почти в обрез для группы. Она по опыту знала, что люди, вынужденные сидеть вплотную, либо вцепляются друг другу в волосы, либо проникаются чувством общности. Но не получают возможности держать дистанцию – ни друг к другу, ни к теме.
И рассадить их следовало так, чтобы все перемешались – независимо от национальности или профессии. Каждое место было оборудовано столиком с ноутбуком и блоком для записей.
Пик сел в ряду, зарезервированном для докладчиков. За ним в зал вошёл шаровидный человек в мятом костюме. Под мышками темнели пятна пота. Редкие волосы слиплись прядями. Он пыхтя протянул Ли руку. Пальцы оттопыривались, как раздутые колбаски.
– Хэлло, Сьюзи Вонг, – сказал он.
Ли пожала Вандербильту руку и с трудом удержалась, чтобы не обтереть ладонь.
– Джек. Рада вас видеть.
– Всегда к услугам. – Вандербильт осклабился. – Покажите им шоу, детка. Если не будут хлопать, свистните мне. Мои аплодисменты вам обеспечены.
Он вытер потный лоб, подмигнул и уселся рядом с Пиком. Ли разглядывала его с застывшей улыбкой. Вандербильт был замдиректора ЦРУ. Хороший человек, даже очень хороший. Органам будет его не хватать. Она намеревалась уничтожить его – не торопясь, когда придёт время. Не сейчас. И тогда эта жирная свинья будет валяться на дороге, похрюкивая, как это умеет только Вандербильт.
Конференц-зал наполнялся.
Многие не знали друг друга и рассаживались молча. Ли терпеливо ждала, пока утихнет всякий шум. Почувствовав общее напряжение, она поднялась, улыбнулась и сказала:
– Расслабьтесь.
По рядам прошёл тихий шелест. Кто-то закинул ногу на ногу, кто-то откинулся на спинку. Норвежский профессор с небрежно наброшенным на шею шарфом почти скучал, его тёмные глаза смотрели на Ли спокойно. Она попыталась составить о нём представление, но Йохансон оставался закрытым для неё. Она спросила себя, в чём причина. Человек потерял свой дом, катастрофа коснулась его ощутимее, чем кого бы то ни было здесь. Он должен быть подавленным, но почему-то не подавлен. Причина могла быть только одна. Йохансон не рассчитывал узнать здесь что-то новое для себя. У него есть своя теория, и она перевешивает горе и отчаяние. Он знает больше, чем они все.
Надо держать этого норвежца в поле зрения.
– Я знаю, какую напряжённую работу вам пришлось прервать, чтобы приехать сюда, – продолжала она. – И я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сделали нашу встречу возможной. Особенно я хотела бы поблагодарить собравшихся здесь учёных. Глядя на вас, я уверена, что мы сможем рассмотреть события недавнего прошлого в свете надежды. Вы даёте нам пример мужества.
Ли произносила эти слова без пафоса, спокойно и приветливо, заглядывая каждому в глаза, – и сразу добилась безраздельного внимания. Один только Вандербильт оскалил зубы и ковырялся в них.
– Многие из вас недоумевают, почему мы не провели эту встречу в Пентагоне, в Белом доме или в доме правительства Канады. Ну, с одной стороны, мы хотели предоставить вам по возможности приятную обстановку. Преимущества «Шато Уистлер» известны, и главное из них – местоположение. Горы надёжны, берега – нет. Сейчас не надёжен ни один город вблизи побережья.
Она оглядела лица присутствующих.
– С другой стороны, побережье Британской Колумбии рядом. В кратчайшее время можно добраться на вертолёте до моря и до исследовательских лабораторий, особенно института Нанаймо. В «Шато» мы создали опорный пункт, чтобы наблюдать за поведением морских млекопитающих. А в свете европейских событий решили перестроить этот опорный пункт в кризисный центр. И лучший из возможных составов кризисного управления, леди и джентльмены, это вы.
Она дала этим словам время подействовать. Она хотела, чтобы люди в зале осознали свою значительность. Если они почувствуют свою избранность, это поможет им держать язык за зубами.
– Третья причина – та, что мы здесь можем работать без помех. «Шато» целиком ограждён от средств массовой информации. Разумеется, когда такой заметный отель внезапно становится недоступен, а вокруг снуют вертолёты, это не останется незамеченным. Но официально нигде не объявлялось, для чего мы тут собрались. Если нас спрашивают, мы говорим об учениях. Об этом можно писать сколько угодно, но ничего конкретного не напишешь, поэтому от пишущих мы избавлены. – Ли сделала паузу. – Известно, что не всё можно предать огласке. Паника была бы началом конца. Сохранять спокойствие – залог дееспособности. Позвольте мне сказать вам совершенно откровенно: первой жертвой любой войны всегда становится правда. А мы на войне. На войне, которую мы должны вначале понять, чтобы выиграть. Поэтому необходимо взять обязательства перед собой и перед человечеством. Конкретно это означает, что отныне вы никому, даже самым близким людям, членам семьи и друзьям, не имеете права ничего говорить о работе в этом штабе. Каждый из вас сразу после этого заседания подпишет соответственное обязательство, а к соблюдению подписки мы относимся очень серьёзно. Я бы предпочла услышать ваши возможные сомнения до начала обсуждения. Поскольку, естественно, эта подписка – дело добровольное. Отказ не повлечёт никаких неприятностей для вас, но в этом случае вы должны будете покинуть зал прямо сейчас и немедленно вылететь домой.
В душе она заключила с собой пари. Никто не встанет и не уйдёт. Но один вопрос всё-таки кто-нибудь задаст.
Она ждала.
Кто-то поднял руку.
Мик Рубин – биолог из Манчестера, специалист по моллюскам.
– Значит ли это, что мы не можем покидать «Шато»?
– «Шато» не тюрьма, – сказала Ли. – Вы можете выходить и выезжать куда хотите. Вы не можете только разглашать предмет вашей работы.
– А если… – Рубин помялся.
– Если всё-таки это случится? – Ли сделала озабоченную мину. – Я понимаю, что вы должны были задать этот вопрос. Ну, тогда мы опровергнем всё, что вы скажете, и впредь позаботимся о том, чтобы больше вы не смогли нарушить взятые обязательства.
– И это… м-м-м… в вашей власти? Я имею в виду, вы…
– Есть ли у нас такие полномочия? Большинству из вас, может быть, известно, что Германия три дня назад выступила с инициативой провести совместное расследование актуальных событий в рамках Евросоюза. Руководство этой комиссией решено возложить на германского министра внутренних дел. В Норвегии, Великобритании, Бельгии, Нидерландах, Дании и на Фарерах объявлено чрезвычайное положение. Канада и США также кооперируются под руководством США. К нам охотно примкнут и другие государства. В зависимости от того, как будут развиваться события в мире, не исключено, что общую ответственность возьмёт на себя ООН. Действующее законодательство повсеместно утратит силу, и компетенции распределятся по-новому. В свете особой ситуации – да, мы уполномочены.
Рубин кивнул. Больше вопросов не последовало.
– Хорошо, – сказала Ли. – Тогда приступим. Майор Пик, прошу вас.
Пик встал перед группой. Электрический свет бликовал на его эбонитовой коже. Он нажал на кнопку ручного пульта, и на большом экране появился спутниковый снимок. Обширное побережье со многими населёнными пунктами, снятое с большой высоты.
– Может быть, это началось и не здесь, – сказал он, – и, может быть, началось раньше. Но мы берём за начало отсчёта Перу. Большой город посередине – это Уанчако. – Он посветил лазерной указкой на разные точки снимка. – Этот район за несколько дней потерял 22 рыбака, причём в самую хорошую погоду. Некоторые лодки впоследствии были обнаружены в море. От прочих находили только обломки.
Пик вывел на экран следующий снимок.
– Моря находятся под постоянным наблюдением, – продолжал он. – Они напичканы дрейфующими зондами и роботами, от которых поступают бесчисленные данные о свойствах течений, температуре, содержании соли, двуокиси углерода и ещё много чего. Измерительные станции на дне моря регистрируют обменные процессы в донных осадках. Курсирует целая флотилия исследовательских судов, и мы располагаем сотнями военных и гражданских спутников. Казалось бы, какая проблема – объяснить исчезновения судов, но на самом деле не всё так просто. Наша космическая сфера, как и всё, имеющее глаза, страдает пробелами зрения.
Графическое изображение на экране показало часть поверхности Земли. Над нею на разной высоте висели, словно увеличенные насекомые, спутники различной величины.
– Даже не пытайтесь разобраться в столпотворении искусственных небесных тел, – сказал Пик. – Их три с половиной тысячи. Большинство из того, что там летает, уже обломки. Действующих объектов, к которым есть доступ, всего шестьсот. Ну, ещё военные спутники.
Последнюю фразу Пик произнёс крайне неохотно. Он подвёл световую точку лазерной указки на объект в виде бункера с солнечными навесами.
– Американский спутник KH-12. Даёт снимки с разрешением меньше пяти сантиметров. Ещё чуть-чуть – и мог бы распознавать черты лица. Для ночного видения оборудован инфракрасной и мультиспектральной системами, но при облачном небе абсолютно бесполезен.
Пик указал на другой спутник.
– Поэтому многие спутники-разведчики работают с радаром, то есть в микроволновом диапазоне. Для радара и облака не преграда. Эти спутники не фотографируют, а моделируют мир с точностью до сантиметра, для этого они ощупывают поверхность и создают трёхмерную модель. Но и здесь есть ахиллесова пята. Радарные снимки требуют интерпретации. Радар не различает цвета, не видит сквозь стекло, его мир – лишь форма.
– А почему бы не суммировать технологии? – спросил Борман.
– Суммируем, но это требует дополнительных затрат. В принципе, это главная проблема спутниковой разведки. Чтобы в течение дня наблюдать всю страну или определённый участок моря, нужно несколько скооперированных систем, которые в состоянии сканировать большую поверхность. Если вам потребуется детальная картинка одного района, придётся довольствоваться моментальными снимками. Спутники вращаются по орбите. Большинству из них требуется 90 минут, чтобы снова очутиться на том же месте.
– Но ведь есть спутники, которые могут висеть над одним и тем же местом, – это был финский дипломат. – Разве нельзя разместить их над критическими областями?
– Это слишком высоко. Геостационарные спутники стабильны лишь на высоте 36 тысяч километров. Самая мелкая деталь, какую они могут различить с такой высоты, измеряется восемью километрами. Вы не смогли бы увидеть на таком снимке даже тонущий «Хельголанд». – Пик сделал паузу и продолжил: – Но когда мы знаем, за чем наблюдать, мы начинаем соответственно настраивать наше оборудование.
Они увидели водную поверхность с небольшой высоты. Солнечный свет падал на волны косо, придавая морю структуру рифлёного стекла, на картинке были видны маленькие корабли и несколько крошечных лодок.
– Увеличение от KH-12, – сказал Пик. – Область шельфа перед Уанчако. В этот день пропало несколько рыбаков.
На следующей картинке в воде показалось обширное серебристое осветлённое пятно. Над ним плыли две лодки.
– Рыба. Колоссальная рыбная стая. Они плывут на глубине метра три, поэтому мы можем их видеть. Проблема морской воды в том, что она почти не пропускает электромагнитные волны, но оптические системы кое-что видят, если вода прозрачная. Тепловое изображение кита в инфракрасной области мы получаем и на глубине 30 метров. Поэтому военные так любят инфракрасную область, ведь она делает видимыми подводные лодки противника.
– А что это за рыба? – спросила черноволосая женщина, эколог из Рейкьявика. – Золотая скумбрия?
– Может быть. Или южноамериканские сардины.
– Должно быть, их тут миллионы. Удивительно. Всем известно, что рыбные запасы у Южной Америки исчерпаны.
– Вы правы, – сказал Пик. – И то, что мы встречаем такие стаи именно в тех местах, где пропадали люди, доставляет нам головную боль. В настоящий момент мы рассматриваем их как стайные аномалии. Например, три месяца назад стая сельди у берегов Норвегии потопила траулер длиной 19 метров. Рыбы попали в сеть и утянули её под траулер, когда рыбаки собирались поднять улов на борт. Судно легло на бок. Команда пыталась обрубить верёвки, но уже не помогло. Пришлось им покинуть борт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117