Как может нечто столь крохотное разрушить ледяной покров толщиной больше ста метров? Что может сделать какой-то микроб на тысячах квадратных километров морского дна? Это нереально. Не бывать этому.
Они мало знали о консорциумах. Ясно было лишь то, что на глубине моря микроорганизмы разных видов объединялись в симбиоз. Серные бактерии связывались с археями – первобытными одноклеточными, представителями вообще самой древней формы жизни. Симбиозы были чрезвычайно успешны. Первые консорциумы на поверхности гидрата метана были обнаружены несколько лет назад. Серные бактерии с помощью кислорода усваивали то, что получали от архей: водород, двуокись углерода и различные углеводороды. А археи выделяли эти вещества, только напитавшись как следует своим любимым кушаньем.
Метаном.
В известной мере и серные бактерии жили метаном, только не напрямую. Поскольку в основном метан залегал в осадочном слое, лишённом кислорода, а серные бактерии без кислорода жить не могли. А археи могли. Они были в состоянии расщеплять метан без кислорода, да ещё и на километровых глубинах ниже поверхности земли. По некоторым оценкам, они перерабатывали за год триста миллионов тонн морского метана – может быть, на благо мировому климату, поскольку расщеплённый метан не мог выйти в атмосферу в качестве парникового газа. С этой точки зрения они служили чем-то вроде экологической полиции.
По крайней мере, до тех пор, пока не распространились на большой площади.
Но они жили и в симбиозе с червями. А эти странные черви с их чудовищными челюстями были битком набиты консорциумами серных бактерий и архей. Бактерии жили как на черве, так и внутри него. С каждым метром, на который червь внедрялся в гидрат, он всё глубже протаскивал с собой микроорганизмы, и те начинали разъедать лёд изнутри. Словно рак. Черви подыхали, за ними серные бактерии, но археи неуклонно пробивались сквозь лёд всё дальше к свободному метану. Они превращали некогда компактный гидрат в пористую, ломкую массу, и газ выходил наружу.
Черви не могли дестабилизировать гидрат, вспомнил Борман свои собственные слова.
Правильно. Но это была и не их задача. Черви выполняли лишь одну функцию – доставить в толщу льда пассажирский груз архей. Как омнибусы: гидрат метана, пять метров в глубину, все на выход, за работу.
Почему мы никогда не рассматривали этот сценарий, думал Борман. Температурные колебания морской воды, уменьшение гидростатического давления, землетрясения – всё это входит в репертуар ужасов при изучении гидрата. Только о бактериях никто всерьёз не думал, хотя было известно, что они делают. Никому и в страшном сне не мог привидеться сценарий подобного нашествия. Никто и в мыслях не держал возможность существования такого червя, который окажется метанотрофным самоубийцей. Его обилие, его распространение по всему континентальному склону абсурдно, необъяснимо! Армия архей, подгоняемая их фатальным аппетитом, в такой массе фактически невозможна!
И потом он снова подумал: откуда же эти микроорганизмы взялись? Что их наслало туда?
Или кто?
– Проблема в том, – сказала Мирбах, – что наши первые имитации основывались на линейных уравнениях. А действительность протекает нелинейно. Мы имеем дело частично с экспоненциальным, частично с хаотическим развитием. Лёд разлагается, газ из-под него под давлением выпирает наружу и увлекает за собой обломки. Морское дно проваливается, и момент обвала стремительно приближается…
– Ну хорошо, – Борман поднял руку. – Как долго ещё?
– Пара недель. Пара дней. Пара… – Мирбах помедлила. Потом пожала плечами: – Есть во всём этом нечто невообразимое. Мы всё ещё не знаем, действительно ли это произойдёт. Почти всё говорит за то, но сценарий настолько необычный, что мы вряд ли выйдем за пределы голого теоретизирования.
– Давайте оставим все эти дипломатические прятки. Что ты сама обо всём этом думаешь?
Мирбах подняла на него глаза.
– Ничего. – Она сделала короткую паузу. – Если три муравья столкнутся с крупным млекопитающим, оно их растопчет. Если то же самое млекопитающее наткнётся на несколько тысяч муравьёв, они живьём обглодают его до костей. Нечто похожее мне представляется в случае с червями и микроорганизмами. Понятно?
– Позвони Йохансону, – снова сказал Сьюсс. – Скажи ему, что мы досчитались до эффекта Стореджиа.
Борман медленно выдохнул и молча кивнул.


* * *

Тронхейм, Норвегия

Они стояли на краю вертолётной площадки, с которой открывался вид на фьорд. Водная гладь простиралась перед ними, как матовая сталь под сереющим небом.
– Ты сноб, – сказала Лунд, взглянув на ожидающий вертолёт.
– Конечно, я сноб, – ответил Йохансон. – Раз уж я вами насильно рекрутирован, то заслуживаю какого-никакого снобизма, а?
– Опять ты об этом!
– Ты и сама сноб. Так что можешь все ближайшие дни раскатывать на отличном джипе.
Лунд улыбнулась:
– Тогда хотя бы дай ключи.
Йохансон порылся в кармане пальто, достал ключ от джипа и положил ей на ладонь.
– Смотри за ним. Пока меня нет.
– Можешь не волноваться.
– Только не вздумай трахаться в нём с Каре.
– Мы не трахаемся в машинах.
– Вам только волю дай. Но ты правильно сделала, что последовала моему совету и сломала копьё, метившее в бедного Стоуна. Пусть теперь сам выуживает из воды свою фабрику.
– Боюсь тебя разочаровать, но твой совет тут не сыграл никакой роли. Помиловать Стоуна было исключительно решением Скаугена.
– Разве его помиловали?
– Если он снова всё приведёт в порядок, то может удержаться в концерне. – Она посмотрела на часы. – Примерно сейчас он, наверное, спускается в батискафе на дно. Давай держать за него большой палец.
– А почему он не отправил на дно робота? – удивился Йохансон.
– Потому что у него не все дома.
– Вот уж точно.
– Я думаю, он хочет доказать, что разрешить такой кризис под силу только ему. Что Клиффорд Стоун незаменим.
– И вы ему это позволяете?
– Ну а что? – Лунд пожала плечами. – Он всё ещё руководитель проекта. Кроме того, он прав в одном пункте. Спустившись сам, он лучше разберётся в деле.
Йохансон представил себе, как «Торвальдсон» покачивается в серой мгле, а Стоун погружается на дно: вокруг него тьма, под ним загадка.
– Однако ж он отважный человек.
– Да, – Лунд кивнула. – Он говнюк, но мужества у него не отнять.
– Ну, пока, – Йохансон поднял свою сумку. – Смотри не разбей мою машину.
– Не бойся.
Они вместе подошли к вертолёту. Скауген и в самом деле выделил ему флагманскую машину концерна, Bell-430, комфортный и ровный в полёте.
– А что собой представляет эта Карен Уивер? – спросила Лунд у самых дверей.
Йохансон подмигнул ей:
– Она молодая и красивая.
– Идиот.
– Да ладно тебе! Откуда мне знать? Понятия не имею.
Лунд помедлила. Потом обвила его шею руками.
– Береги себя, ладно?
Йохансон похлопал её по спине.
– Да что со мной случится?
– Ничего. – Она помолчала. – Впрочем, твой совет всё-таки помог. Он решил исход дела.
– Совет поехать к Каре?
– Взглянуть на некоторые вещи по-другому. Да. И поехать к Каре.
Йохансон улыбнулся. Потом расцеловал её в обе щеки.
– Созвонимся, как только я буду на месте.
– О’кей.
Он вошёл внутрь и бросил свою сумку на сиденье позади пилота. В вертолёте было десять пассажирских мест, но летел он один. Лететь предполагалось часа три.
– Сигур!
Он повернулся к ней.
– Ты… Я думаю, ты действительно мой самый лучший друг. – Она беспомощно развела руками и снова их опустила. Потом улыбнулась: – То есть, я хотела сказать…
– Да я знаю, – ухмыльнулся Йохансон. – В словах ты не сильна.
– Не сильна.
– Я тоже. – Он высунулся наружу. – Чем больше мне кто-то нравится, тем труднее мне заставить себя сказать об этом. Что касается тебя, то я, наверное, самый великий дурак всех времён и народов.
– Это был комплимент?
– Как минимум.
Он закрыл дверь. Пилот запустил винт. Вертолёт медленно поднимался, и фигурка Лунд, машущая рукой, становилась всё меньше. Потом вертолёт опустил нос и полетел к фьорду. Йохансон устроился поудобнее и смотрел за окно, но смотреть стало не на что. Тронхейм скрылся в тумане, вода и горы тянулись бесцветными полосами, а небо было такое мрачное, словно хотело их проглотить.
Тяжёлое чувство вновь охватило его.
Страх.
Страх перед чем?
Ведь это всего лишь полёт на вертолёте, говорил он себе. На Шетландские острова. Что уж такого может случиться?
Бывают иногда такие приступы. Избыток метана и всякие там монстры. К тому же погода. Может, надо было просто позавтракать как следует.
Он достал из сумки томик стихов и стал читать.
Над его головой глухо громыхал винт. Пальто, в котором был его мобильник, лежало, скомканное, на кресле позади него. Это и ещё то обстоятельство, что он был погружён в поэзию Уолта Уитмена, привело к тому, что он не услышал, как ему звонили.


* * *

«Торвальдсон», норвежский континентальный склон

Стоун решил перед погружением сказать несколько слов, пока оператор снимает, а фотограф щёлкает. Весь ход операции должен быть тщательно задокументирован. Пусть в «Статойле» вспомнят, как профессионально умеет работать Клиффорд Стоун и что он понимает под ответственностью.
– Один шаг вправо, – сказал оператор.
Стоун подвинулся, вытеснив из кадра двух техников. Потом подумал и снова подозвал их.
– Встаньте позади меня, – сказал он. Наверное, будет неплохо, чтобы в кадр попали техники. Чтобы не сложилось впечатление, что здесь самоуправствуют авантюристы.
Оператор подкрутил штатив повыше.
– Фото не забудьте, – сказал Стоун второму. Фотограф нажал на спуск, будто для успокоения руководителя экспедиции.
– Начали, – сказал оператор. Стоун решительно глянул в объектив.
– Сейчас мы спустимся на дно, чтобы посмотреть, что случилось с нашим опытным образцом. В настоящий момент похоже, что фабрика сдвинулась с того места, где она первоначально… где она стояла недавно… Чёрт!
– Не волнуйтесь. С начала.
На сей раз всё прошло гладко. Стоун объяснил, что в течение нескольких часов они предполагают вести поиск фабрики. Он обрисовал недавнее положение дел, коснулся изменившейся морфологии склона и выразил мнение, что фабрика, должно быть, сместилась из-за локальной дестабилизации осадочного слоя. Звучало всё это основательно. Может, слишком по-деловому. Стоун не какой-нибудь шоумен, но он вспомнил, что все первооткрыватели перед тем, как засучить рукава, говорили какую-нибудь великую фразу. Мол, это маленький шаг для меня, но большой шаг для человечества. Что-то в этом роде. Конечно, это было заранее отрепетировано, но ничего. Пришёл, увидел, победил – тоже неплохо. Юлий Цезарь. А Колумб говорил что-нибудь? А Жак Пикар?
Больше он ничего не вспомнил.
Но не обязательно придумывать самому. Прочувствованные слова Бормана о глубоководных погружениях тоже звучали неплохо. Стоун откашлялся.
– Разумеется, мы могли послать вниз и робота, – сказал он в заключение. – Но это не одно и то же. Я знаю ряд прекрасных видеозаписей роботов. Превосходный материал. – Как там у него было дальше? Ах, да: – Но быть там, внизу, самому, эта трёхмерность, это несопоставимо. И… просто даёт лучший обзор… э-э, лучший вид… чтобы понять, что там произошло… эм-м, и что мы можем сделать.
Последняя фраза прозвучала несчастно.
– Аминь, – тихо сказал Альбан где-то сзади.
Стоун повернулся, вполз в батискаф и вскарабкался в кресло. Странное было ощущение – будто ты по-прежнему снаружи, только звуки с палубы больше не доходят до слуха. Герметичный шар из акрила ничего не пропускал внутрь.
– Что-нибудь вам объяснить? – дружески спросил Эдди.
– Нет.
Стоун глянул на маленькую компьютерную консоль. Его рука скользнула по элементам управления. Фотограф снаружи непрерывно щёлкал затвором, а оператор снимал на видео.
– Отлично, – сказал Эдди. – Тогда удачи. Батискаф тряхнуло. Они зависли над палубой, медленно скользнули за её пределы. Под ними шевелилась поверхность воды. Волнение было изрядное. Как только стрела отцепила их, они были полностью предоставлены самим себе.
В желудке у Стоуна стало неспокойно.
Море сомкнулось над прозрачным шаром. Deep Rover начал падать камнем, ровно по тридцать метров в минуту. Стоун смотрел наружу, широко раскрыв глаза. Кроме двух габаритных огней на полозьях, все фары были выключены. Ток экономили, он мог пригодиться внизу.
Через сто метров густая синева моря перешла в бархатный мрак.
Что-то сверкнуло, как огонь фейерверка, потом ещё раз, потом всюду вокруг них.
– Светящиеся медузы, – сказал Эдди. – Красиво, правда?
Стоун был зачарован. Ему уже приходилось погружаться в батискафе, но не в Deep Rover. Действительно, казалось, что между ними и морем ничего не было. Даже красные контрольные лампочки управления казались частью флюоресцирующих стаек, проплывавших мимо. Мысль, что в этом чужом мире где-то должна стоять его фабрика, вдруг показалась Стоуну абсурдной.
Должно быть, я слишком долго просидел за письменным столом, подумал он, если даже сам не мог представить, какова действительность.
Он вытянул ноги, насколько позволяло тесное пространство. Говорили они мало. По мере погружения внутри шара становилось холоднее, но ненамного – батискаф располагал системой регулирования внутренней температуры. Стоун предусмотрительно надел тёплые носки – ботинки в батискафе не разрешались, чтобы невзначай не наступить на приборы, – и тёплый шерстяной свитер и чувствовал себя хорошо. Эдди казался спокойным и сосредоточенным. Из динамика время от времени доносились контрольные восклицания техников на борту «Торвальдсона». Слова были разборчивы, но искажены, поскольку звуковые волны под водой смешивались с тысячью других звуков.
Они падали и падали.
Через двадцать пять минут Эдди включил эхолот. Сферу пронизал тихий свист и кликанье, перекрытые мягким жужжанием электроники.
Они приближались ко дну.
– Приготовьте попкорн и пепси, – сказал Эдди. – Начинается кино.
Он включил наружные прожекторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117