Здешняя зима и осень — сущее мученье.
— Как здоровье королевы? - спросил он неожиданно.
— Не может дождаться возвращения супруга. Все смотрит — не видно ли гонцов.
— Как не ждать, — буркнул Паппакода. — Ведь в эти дни решится судьба династии Ягеллонов.
Неужто жизнь короля в столь великой опасности?
— Да нет, война с крестоносцами тут ни при чем. Здесь, в замке, решится судьба династии, а также Бари и Россано.
Марина бросила на него удивленный взгляд.
— Но ведь италийские герцогства достанутся в наследство королеве.
— Ей, но не ее дочерям, — рассмеялся Паппакода. — Тут у них соперники — испанские Габсбурги, а точнее говоря, Карл. И уж разумеется, ни одна из них не станет польским монархом.
— Королева уверена, что на сей раз у нее родится сын. Паппакода пожал плечами.
— Но венский двор в этом не так уверен. Там едва ли рассчитывают на рождение сына. Судите сами - у короля, кроме Яна, одни лишь дочери, три от предыдущих супружеств и две внебрачные. Король немолод, ему за пятьдесят. Я спрашивал синьора Катиньяни — он не ждет рождения мальчика.
— Быть может, он говорит это назло синьору Валентино?
— Вы проницательны, — не мог не отметить Паппакода. Марина поджала губы.
— У королевы иное мнение, — сказала камеристка с горечью.
— Со дня коронации она совсем не считается с нами, — вторил Паппакода. — Предпочитает поляков.
— А вы нет?
— Если бы я был бургграфом, то, разумеется, искал бы людей среди здешних придворных. Но сейчас...
— Боюсь, из вас двоих она выберет Алифио.
— Опять он - везде и всюду! Следует самому позаботиться о себе. Венский двор интересуется мною куда больше, чем королева.
Эти слова были для камеристки неожиданностью.
— Это для меня новость, — сказала Марина.
— И при том важная. Почему бы Габсбургам с помощью одной из королевских дочерей не завладеть Польшей?
— И вы говорите мне это так, между прочим, за бокалом вина? — спросила она удивленно.
— Не совсем так. У меня свои расчеты и намерения. Вена с нетерпением ждет того дня, когда Бона наконец разродится.
— И какой услуги они от вас тогда ждут?
— От меня? - в свою очередь удивился Паппакода. - Никакой. Разумеется, никакой. Но от вас... Совсем маленькой, вполне невинной...
Если он полагал, что Марина у него в руках, то ошибся.
— В этой ужасной стране даже малейшая услуга... стоит так дорого, - вздохнула она, кутаясь в цветную шаль.
— О да, — должен был согласиться он.
— Что же это за услуга?
— Право же мелочь. Когда я первым в тот день узнаю, что...
— Родился сын?
— Да нет же! Дочь. Их интересует только дочь.
— Любопытно... Алифио может стать управляющим замка в Кракове, — сказала она, немного подумав. — А на какую должность в Вене рассчитываете вы?
— Увы, умудренный горьким опытом, теперь, после Кракова, я ни на что не рассчитываю. Сан? О нет. Я хотел бы, чтобы меня наконец оценили по заслугам. Я жду благодарности... Но об этом толковать еще рано.
— Разумеется, не время, — согласилась она, снова подливая ему вина.
Королева в последние дни не вставала со своего ложа и, хотя июль был на исходе, не надеялась, что решительный день близок. На все вопросы придворных медиков она упрямо отвечала — нет. Уверяла, что никаких болей не чувствует, но не встает, дабы не оступиться случайно и не вызвать преждевременных родов. Медики только переглядывались - долгожданное событие, по их подсчетам, должно было произойти не позднее конца июля. Бона не подпускала их к постели, и они каждый день уходили от нее ни с чем, дивясь все больше и больше. Камеристки, разумеется, видели, как она часами стиснув рот лежит молча, читает, чтобы не заснуть по ночам, но боялись спросить, отчего она мрачна и столь нелюбезна с докторами. Лишь Марина иногда решалась спросить госпо-
69
жу о здоровье, да еще как-то Анна, участливо глядя на побледневшее лицо королевы, лежавшей с полузакрытыми глазами, сказала:
— Может быть, мне развлечь вас пением?
— Нет, — коротко отвечала королева.
— Позвать музыкантов? Шутов? -Нет.
— Станьчика?
— Не мучь меня. Не было ли вестей от его величества? С поля брани?
— Нет, госпожа.
В эту минуту появившийся в дверях Вольский возвестил:
— Пан воевода Заремба просит его выслушать.
— Отец? — обрадовалась Анна. — Он здесь, в Кракове?
— Только что прибыл в замок, — подтвердил Вольский. Королева вдруг оживилась.
— Проси! Проси! Ян Заремба, едва придя в себя после долгого пути, тотчас же поспешил к королеве, видно было, что он рад видеть ее в добром здравии, пусть даже в постели.
— Ваше величество, я пришел к вам от короля, он наказывал передать вам его поклоны и узнать...
Королева не дала ему договорить.
— Рада видеть вас в замке. — И, протянув руку, спросила коротко: — Где письма?
— Писем нет, - смутился воевода.
— Нет писем, - повторила она вслед.
— Но король тревожится о вас, — уверял Заремба. — Он просит, чтобы вы, ваше величество, были осторожны.
Она заставила себя улыбнуться.
— Даже так... Что же. Как видите, я здорова. Жду. Удачен ли был ваш поход?
— Поначалу он принес нам победу, — отвечал воевода. — Мы захватили Квидзынь, особливо помогли нам тяжелые орудия, те, что доставили из Кракова. В мае гданьские отряды штурмом взяли Клайпеду, а его величество с войском двинулся на Крулевец. Я находился при нем. Потом в лагере нашем появились непрошеные посредники, представители Альбрехта.
— А что же король?
— Он был этим весьма недоволен. Посланники папы и императора склоняли его к заключению мира или хотя бы перемирия, желая быть при сем посредниками.
— А он? - продолжала расспрашивать Бона.
— В великом гневе.
— Король? — В голосе Боны звучало удивление, словно бы она сомневалась в способности супруга разгневаться.
— Да. Его величество король спросил папского легата, что сказал бы Рим, если бы он выступил посредником в спорах между Равенной и Болоньей. Легат удивился и ответил, что оба эти города подчиняются папе. Так было, есть и будет во все времена.
— А король?
— Король сказал: "Передайте тому, кто вас сюда прислал, что все эти земли мои. Так было, есть и будет во все времена. Никаких посредников не требуется". Посланники, не найдя на сии слова никакого ответа, твердили, что негоже сильному монарху биться со столь слабым противником. На это король отвечал: "Я и сам знаю, что гоже, а что негоже". Наступило затишье, однако вскорости наемные войска с запада двинулись к Великой Польше, на помощь Альбрехту.
— А что король?
— Созвал против наемников посполитое рушение, сам же двинулся к Познани. Я при нем. Теперь будем держать оборону на Висле, под Быдгощем. Речную переправу удержим любой ценой.
— Тяжко приходится?
— Тяжко, — признал воевода. — Пользуясь тем, что переговоры затянулись, великий магистр уже сейчас, в июле, двинул войско в сторону Мазовии.
— Он способен выиграть войну?
— До развязки далеко. Если выстоит осажденный Гданьск, если не падет Тчев...
— Если... если, — повторяла она уже сердито. — Вы сейчас вернетесь назад, к королю?
— Я должен забрать отсюда оставшихся людей и идти с подкреплением на Гданьск.
— Оставшихся людей? — Бона, казалось, не верила своим ушам.
— Всемилостивая государыня! Это битва не на жизнь, а на смерть. Или мы победим, или лишимся Поморья.
— Вы уже завтра возвращаетесь в лагерь?
— К завтрашнему дню мне не собрать воинов. Да и король ждет моего возвращения с доброй вестью.
— С какой же? — Бона словно бы все еще не понимала.
— С вестью о рождении наследника, — осмелился произнести воевода.
Королева иронично улыбнулась.
— Да... Как погляжу, миссия у вас нелегкая. Но, увы, пока что вам королю сказать нечего. Утешьтесь тем, что и мне тоже. Анна, проводи гостя. У вас очаровательная дочка, пан воевода.
Он низко поклонился.
— Только бы она всегда была приятна вам, наияснейшая государыня.
С этими словами воевода вышел, но успел обвести взглядом опочивальню, словно бы ища чего-то. Он уже не спрашивал ни о чем, но, идя по переходам, не выдержал:
— Мне возвращаться пора, а колыбели пока не видно. Король полагал, что супруга его родит в конце июля.
Анна кивнула.
— Медики тоже так говорили, но Марина... Она, должно быть, знает больше других и твердит, что королева желает родить в начале августа. Она сумеет себе приказать, у нее сильная воля...
— По какой причине? Чтобы меньше досаждала жара?
— Нет. Младенец, рожденный в августе, будет наречен именем римских цесарей, — объяснила Анна поспешно.
— Август? Рожденный в августе месяце? О боже! Вот уж никогда бы не пришло такое в голову. Клянусь, не пришло бы!
— Вам не пришло, а ей — пришло. Только этой мыслью и живет. Не верится, но правда, она всячески оттягивает время.
— Что за женщина! — сказал воевода и вдруг схватил Анну за руку. - Послушай, дочка! Помоги мне! Не только королеве нужен наследник. Но и королю тоже. А стало быть, и мне, его посланцу.
— Чем же я могу помочь? — старалась она вникнуть в его слова.
— Буду ждать знака. Здесь я могу пробыть день-два, не больше. Если исход будет счастливый — вывесь в окно алое полотнище, и я вернусь к королю с доброй вестью. Если родится дочь, к окну не подходи. Запомнишь?
Анна кивнула.
— Да. Алое полотнище...
Наступила душная жаркая ночь. На небе высыпали звезды, но месяц был красноватый — первый день августа предвещал непогоду. Анна, стоя у приоткрытого окна, смотрела на высокое, распростертое над замком и над Вислой небо и вдруг услышала приглушенный стон. Марина по-прежнему неподвижно дремала в кресле - быть может, ей это только почудилось? Но через минуту стон повторился - Анна бросилась к постели. Королева лежала, уткнувшись лицом в подушку, впившись зубами в ее кружева.
— Марина, — прошептала Анна, будя камеристку. Теперь они уже обе низко склонились над ложем королевы, вслушиваясь в ее жалобные стоны.
— Госпожа, пора позвать медиков. Она покачала головой.
— Нет, еще рано.
— Облегчат страдания, ускорят роды... - просила Марина.
! Тебе велено было сказать, когда наступит полночь. Но ты проспала.
— Госпожа, я вздремнула всего на минутку...
— Так сколько... сколько ждать еще до полуночи?
— Полчаса, может, чуть меньше.
— Зажгите свечи!.. Много свечей! —неожиданно приказала королева.
— Как на большое торжество? — спросила Анна.
— На очень большое. О чем вы шепчетесь? Думаете, опять, опять родится не он?..
— Помилуйте, ваше величество! — взмолились обе в один голос.
— Когда я рожала Изабеллу, все было иначе. Не было таких мучений.
— Да, госпожа, — подтвердила Марина, ставя возле ложа подсвечник.
— Санта Мадонна! Четверть часа уже миновала?
— Нет еще. Но десять минут наверняка.
— Ровно в полночь зовите придворных медиков. О Бю! Опять...
— Они рядом, за стеною, оба — и Валентино, и Катиньяни.
— Оба? Ждут? Тогда пусть войдут! Пусть войдут! — вдруг крикнула королева. - Я больше не вынесу!
Солнце, с трудом прорвавшись сквозь туман, осветило темные стены вавельского замка. Наступало утро — первое августа 1520 года. В комнате, из которой видны были покои королевы, сидел калишский воевода. Перед ним на столе лежали бумаги, карты, но сам он, уставший с дороги, сидел, подремывая, на табурете, то и дело вскидывал голову, протирал глаза. Вдруг на третьем этаже, в покоях королевы, кто-то шире распахнул окна. Заремба сорвался с места, опрокинув стул, и замер, напряженно всматриваясь в одну точку.
"Да или нет? Да или нет?" — билась в голове одна мучительная мысль.
Окно, в которое он вглядывался, теперь было открыто настежь, но ожидаемого знака, сколько он ни смотрел, не было видно. Со злости он ударил кулаком по каменной стене.
— Я наказывал ей не приближаться, не открывать окна, ежели... А она...
В эту минуту в окне мелькнула женская рука, вывесив из окна алый стяг. На фоне темных стен он был похож на струю крови. Быть может, животворной?
— Стало быть — да! — воскликнул он. — Наконец-то! Бог не обошел нас своею милостью. Ярост! Ярост! Камне! Живо!
Тотчас же вбежал слуга.
— Можно ехать. У нас родился Август. Уразумел? Королевич! Чего глаза пялишь? Готовь лошадей в дорогу. Зови людей! Едем к королю!
— Сегодня? - удивился слуга.
— Немедленно! Через час выезжаем. Шевелись! Да попроворней!
Неделю спустя в опочивальне у сидевшей, откинувшись на подушки, Боны собрались Алифио, Паппакода и камеристки. Тут же рядом стояла серебряная колыбель.
— Придвиньте ближе, - потребовала Бона. - Еще ближе. Чтобы я могла коснуться его.
— Светлейшая госпожа, лекарь сказывал, вам еще нельзя... — начала было Анна.
— Полно, — прервала ее королева. — Теперь мне все, все можно. Он спит?
— Спит, госпожа, - торопливо ответила Марина.
— Жаль,— вздохнула королева. — Я хотела дотронуться до него. Если бы его величество был здесь... Ведь он еще не скоро узнает.
— Мой отец тронулся в путь уже на рассвете, —сказала Анна.
— Вепе. Вот-вот должен прибыть гонец. Ну а письма? — спросила Бона своего канцлера. — Отправлены письма с доброй вестью ко всем монархам?
— Да, ко всем владетельным князьям.
— Герцогиня обещала в честь радостного известия устроить рыцарский турнир в Бари. Теперь-то она наверняка прибудет в Вавель.
Алифио не подтвердил ее слов, заметил только:
— Первые поздравления уже получены. Вена, наверное, уже знала до того, как получила наши письма.
— Ну и что, Габсбурги не скрывают своего разочарования? — полюбопытствовала Бона.
— Поздравления настолько холодны, насколько позволяют правила дипломатии.
Бона рассмеялась.
— То-то они взбесятся, когда приедут на крестины. Бедняги! Потеряли надежду на то, что род Ягеллонов вымрет. — И, взглянув на колыбель, спросила: — Он все еще спит?
-Да.
— При блеске свечей и благовонии фимиама им будет восхищаться вся Европа.
В голосе ее было столько горделивой радости, что Алифио с грустью заметил:
— Столь огромное собрание монархов невозможно ни в ноябре, ни в декабре.
К его удивлению, Бона, казалось, ничуть этим не огорчилась.
-Чем позже, тем лучше, — сказала она. - Принц подрастет, станет еще красивей. Да и война к тому времени подойдет к концу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75