Я спрашивала, сколько земли у нас в Короне? Никто не знает. Какие доходы? Неопределенные, непостоянные! Благополучие только видимое, а на самом деле положение ужасное. С этим никак нельзя примириться.
— И вы, ваше величество, знаете, как его поправить? Она оживилась, глаза у нее заблестели.
— Ну конечно же! Конечно! Надо действовать!
— Стало быть?
— Усилить власть монарха. Создать могущество династии. Ваше преосвященство! Неаполитанское королевство управлялось на редкость разумно, я провела там свои юные годы, многому научилась и сегодня готова... О боже, — она поперхнулась, приложила платочек к губам. — Простите меня, ваше преосвященство.
Оступилась, торопливо выбежала, а Джевицкий, глядя ей вслед, не мог сдержаться:
— Необыкновенная. И воистину роковая женщина...
Рядом, в опочивальне, королева, одолеваемая приступами рвоты, разрешила Марине прислуживать ей, привести ее в порядок. Камеристка, поддерживая ослабевшую госпожу, медленно подвела ее к приоткрытому окну. Ворвавшийся холодный январский ветер остудил побледневшее лицо королевы.
— Сейчас пройдет, — утешала Марина.
— Странно... Это повторилось вдруг столько месяцев спустя и... так некстати. Почему бы детям не родиться как-нибудь иначе? — вздохнула королева.
— И попозже, не так скоро после свадьбы, — добавила Марина.
Бона резко оттолкнула ее.
— Ты всегда была недальновидна! Этот ребенок нужен мне сейчас, и как можно скорее. Ребенок — что я говорю! Мальчик! На крестины принцессы никто из знатных гостей не приедет. Даже моя собственная мать — если бы я, по принятому обычаю, и нарекла бы ее первую внучку ее именем.
— Гороскоп был такой туманный, запутанный...
— Замолчи! Ты знаешь хорошо, что девочки быть не должно!.. О боже!
— Что случилось?
— Мне вдруг пришло в голову... Нет, это ужасно! Моя мать родила не одну, а трех дочерей. А если вдруг и я... Дочка? Нет. Не хочу! Не хочу!
— Тсс... Епископ услышит.
— Верно, епископ. Хорошо бы, чтоб он стал нашим другом. Иди! Извинись за меня, за внезапный уход. Скажи... Скажи, что я спешила встретить посланника папы... Легата, который привез мне письма из Рима.
— Я не знала, что легат этот уже прибыл на Вавель.
— Довольно! Я не знала, что принцесса Бари подсунула мне такую глупую служанку. Глупую и тупую!
— Мне показалось странным...
— Не было никакого письма, нет и легата. Но это ничего не значит. Пойди скажи епископу, что он здесь.
— Тотчас проверит, и обман раскроется.
— Не раньше, чем завтра. А завтра... Быть может, забудет?
Когда Марина через минуту, выполнив приказ госпожи, явилась снова, королева чувствовала себя уже лучше, и Марина решилась спросить: как быть с присланным накануне из Бари подарком?
Бона оживилась, глаза ее заблестели.
— Правда! Подарок принцессы! Санта Мадонна! Чего же ты ждешь? О чем думаешь? Пусть внесут сюда ящик. Да поживее!
Быстро, но осторожно, под присмотром Паппакоды слуги внесли большой деревянный ящик. Итальянец приподнял деревянную крышку.
— Это тяжелая вещь из металла, ваше величество, — сказал он.
— Наверное, серебряный туалетный столик, — пыталась угадать королева. - А может, зеркало в золотой раме. Поставьте сюда, вынимайте. Скорее, скорее!
— Это не столик. Это... колыбель.
— Санта Мадонна! Как я могла быть столь недогадливой. Конечно же, колыбель.
— Но какая красивая. Серебряная, — восхищалась Анна. — Какая резьба! А внутри записка.
— Прочти! — скомандовала королева.
— "Наследнику трона". Это все, — сказала Анна, опуская руку с пергаментным листком. Она ждала взрыва, который не замедлил наступить.
-Это невыносимо! - услышала она хриплый шепот.— В каждом письме напоминает мне про мои обязанности. Сын! Сын! И без колыбели был бы сын. Потому что я хочу этого. Я, а не кто-нибудь еще! Я!
Она вырвала у Анны из рук записку и бросила на пол. Камеристки не смели шевельнуться. Шепот королевы, ее зловещий хриплый шепот был страшнее крика.
В покоях королевы, в ведущей туда небольшой прихожей под неусыпным наблюдением Паппакоды слуги развешивали гербы семейства Сфорца. Они очень красили стены, но Станьчику не понравились; остановившись перед гербовым щитом, он спросил:
— Не согласитесь ли вы, синьор, удовлетворить мое любопытство?
— Это опять вы, - нахмурился Паппакода.
— Что этот италийский дракон держит в пасти? — не унимался шут.
— Разве не видно? Младенца.
— Ах, так? Доброе предзнаменование для Ягеллонов... А что означает Сфорца по-итальянски? Дракон? означает "навязывать... свою волю". Герцоги из этого рода умели это делать, как никто иной.
— А женщины из рода Сфорца?
— О, они... — начал было Паппакода, но умолк и после паузы добавил ехидно: — Они славились тем, что держали при своем дворе великое множество карликов.
— Карликов? Почему вдруг карликов? - удивился Станьчик.
— Видите ли, ничье величие уже не тешило их взор.
— Хо-хо... Отчего же королева не привезла своих карликов сюда?
— Она полагала, что среди польских придворных шутов их предостаточно, — закончил разговор Паппакода, направляясь в королевские покои.
Глядя вслед Паппакоде, Станьчик не успел сделать ответного выпада. Он лишь пробормотал, словно бы в осуждение самому себе:
— Довольно!
Но Паппакода, хотя и выиграл словесный поединок со славившимся своим остроумием шутом, не смог убедить Марину, что вести, которые он хочет сообщить госпоже, очень важны. Впрочем, из глубины комнаты он и сам услышал отказ королевы.
— Сейчас? Скажи, что сейчас не время, я устала. И теперь хочу отдохнуть.
— Не время, - как эхо повторила Марина. — Принцесса очень устала.
— Но слух у нее по-прежнему превосходный, — послышался раздраженный голос. — Как ты сказала — принцесса?
— Простите, ваше величество, — прошептала Марина.
— Впусти синьора Паппакоду. С какими вестями вы пришли?
Бона полулежала в кресле и, когда в дверях появился Паппакода, движением руки велела своим придворным девушкам выйти. Паппакода слишком поздно понял, что и в самом деле пришел не ко времени, но ретироваться бьшо уже неловко, и он сказал:
— Из верного источника мне стало известно, что идут приготовления к войне с крестоносцами. Его величество сегодня долго обсуждали это с паном Тарновским.
— Об этом мне уже сообщили. Что еще?
— По приказу его величества дорогие меха для вас уже подобраны.
Она сделала нетерпеливое движение.
— Война и меха? Это для вас одинаково важно? А при этом трудно понять, почему вы суете нос в дела маршала Вольского? Это его обязанности.
Паппакода смутился только на мгновение.
— Я полагал, что, как будущий бургграф замка, обязан знать обо всем, что делается в этих стенах.
Бона разразилась злым смехом:
— Обо всем! Черт возьми! Нет, это просто забавно. А о том, что кто-то другой может стать здесь бургграфом, вы не знаете?
— Кто-то другой? — повторил он, подумав, что ослышался.
— Ну скажем, кто-то более сообразительный, более расторопный, нежели вы?
— Принцесса Изабелла, ваша матушка, прислала меня в Краков в надежде, что именно я... — начал было Паппакода, но королева ударила кулаком по подлокотнику кресла.
— Довольно! В этом замке все решает лишь моя воля. Воля принцессы не значит здесь ровно ничего. Ничего!
Но иногда и ее воля ничего не решала, в чем Паппакода убедился месяц спустя. Он был свидетелем того, как перед опочивальней королевы собрались толпой ее придворные, и сам на минуту остановился возле них.
— Началось? - спросил он.
Но, прежде чем получил ответ, к Диане ди Кордона придвинулся Станьчик.
— Ну как? Угадали звезды? — допытывался он шепотом. Диана покачала головой.
— Еще неизвестно. Возле нее, кроме лекаря, остались только Марина с Анной. Королева твердит одно: сын.
Станьчик рассмеялся с нескрываемым злорадством.
— Теперь я с удовольствием повторю ее слова: Они умолкли, потому что двери вдруг отворились и навстречу им выбежала Анна Заремба.
— Сын? — спросила Беатриче.
— Она велела мне выйти, — с обидой отвечала Анна. Лицо у нее было удивленное, скорее даже испуганное.
— Стало быть, не королевич? Ради бога! Говорите! — послышались со всех сторон голоса.
В эту минуту какой-то предмет, запущенный в дверь, разбившись, с грохотом полетел на пол.
— О боже! — вздохнула Диана.
— Я сказала: "Дитя... прехорошенькое", тогда она показала мне на дверь, — пожаловалась Анна.
— Санта Мадонна! От обеих жен — дочери! Когда же наш король дождется наконец наследника? — вздохнул кто-то из придворных.
— И что-то он теперь скажет? — поинтересовался Станьчик. — Ведь радоваться сегодня будут только наши друзья — Габсбурги. В Вене и в Испании.
Анна склонила голову еще ниже.
— Вот и королева спрашивала: "Что скажет на это король?"
Спустя некоторое время Сигизмунд подошел к ложу королевы, она устремила на него встревоженный взгляд.
— Ваше величество, вы уже знаете? — спросила королева так тихо, что он, отвечая, склонился над белой горой подушек.
— Знаю.
— Я так виновата перед вами...
— Думайте только о себе, о своем здоровье...
— Благодарю вас, — прошептала она. — Я так хотела, чтобы вы могли в свой молитвенник вписать имя королевича...
— А вписал еще одну дочь — Изабеллу из рода Ягеллонов, родилась 18 января, под счастливой звездой.
— Как вы добры, я этого, право, не заслужила... Она там, — королева показала рукой в дальний угол комнаты.
— В колыбели, присланной из Бари? — спросил король, не двигаясь с места.
— Да. Но я не думаю, чтобы матушка приехала на крестины. Она из рода Сфорца. Не столь великодушна, как вы.
Бона протянула руку, и король припал к ней губами.
— Ну что же, тогда обойдемся и без принцессы. Только выздоравливайте, как вы любите говорить, "ргезго".
Бона и в самом деле выздоравливала так быстро, что вскоре уже потребовала отчетов от Алифио и Паппакоды обо всех важных делах, что произошли за те несколько дней, пока она не выходила из своей опочивальни. Изменилось немногое: король вел беседы с Тарновским, а тот упрекал своего господина - для чего, мол, отворил ворота Кракова столь грозному врагу. Алифио объяснил ей, что магнат имел в виду италийских дворянок королевы. Перед такой ратью, как италийские девушки, говорил он, ни один самый доблестный рыцарь не устоит.
Услышав эту шутку гетмана, Бона нахмурила брови.
— Насмешки этого воителя меня не занимают. Я хотела бы знать, что думает он о будущих сраженьях? И выступит ли его величество против крестоносцев или останется здесь, с нами, в замке?
Но на этот вопрос она получила ответ позднее, когда после выборов императора вернулся влоцлавский епископ. Король хотел его видеть в тот же день и не мог отказать супруге, утверждавшей, что она в силах выслушать любые новости: добрые или дурные, и поэтому должна присутствовать при столь важной беседе.
Джевицкий устал после дальней дороги, но однако же тотчас, едва ступив на землю из дорожной коляски, явился в замок. Король, спросив его о здоровье, сразу же перешел к делу:
— До нас дошли слухи, что борьба за императорский престол была во Франкфурте весьма упорной.
Джевицкий отвечал утвердительно.
— Электоры сомневались, на ком остановить свой выбор — то ли на французском короле Франциске, то ли на Карле Испанском, внуке Максимилиана. Но Габсбургам уда-
лось склонить на свою сторону трех самых важных электо-ров, и императором стал...
— Кто? - подалась вперед Бона, сидевшая в кресле рядом с королем; король молчал, но и он с нетерпением ждал ответа.
— Испанский король, теперь он император Карл Пятый. Все решил голос четвертого электора.
— Чешского? - спросил Сигизмунд.
— Вы угадали, ваше величество. От имени вашего племянника Людвика я посоветовал пражскому посланнику отдать свой голос за Карла.
— Стало быть, это вы, епископ, решили дело в пользу Карла? — продолжал расспросы король.
— Можно и так сказать, ваше величество.
Епископ хотел еще что-то добавить, но королева чуть не подскочила с места.
— То есть как это? — спросила она. — Не понимаю, ваше величество, — без нашего на то согласия?
Сигизмунд молчал, но епископ продолжал свои объяснения.
— Я голосовал, помня тайный наказ вашего величества, данный мне перед отъездом.
— Тайный наказ? В поддержку Габсбургов? — Королева, казалось, была не просто удивлена, она кипела от гнева.
— В поддержку короля Испании, - возразил Джевицкий.
— Но, светлейший государь, — продолжала Бона, — мне трудно поверить, что польский король, имея возможность выбора между французом и немцем, предпочел немца.
— Почему трудно? Чем же Валуа лучше?
— Они не так опасны для нас, как те, крестоносцы. Французы дальше от нас.
— Однако!.. — сказал король и умолк. Бона не желала сдаваться.
— Карл — это династия Габсбургов. А они давно зарятся на мое италийское наследство. И на герцогство Бари.
— Но разве не от них год назад я получил чудный лик... — начал король.
Бона презрительно скривила губы.
— Ах! — хотела было вставить она слово, но Сигизмунд продолжал:
— ...и известие, что герцогиня Бона, принцесса, согласна стать моей женою.
— Если даже благодаря им я и стала польской королевой, то у них были причины отправить меня подальше от италийских герцогств. Я не слепая и знаю, чего стоит их расположение.
- Вы сердитесь, светлейшая госпожа, вы несправедливы, — пытался смягчить ее король.
- Я — Бона Сфорца. И не верю Габсбургам ни на грош. Сигизмунд неожиданно встал и, кивнув головой Джевицкому, направился к дверям. Он остановился на секунду, обернулся и сказал спокойно, но решительно:
- В вашем роду в гербе дракон, вам следует знать, что дракон обитает и на Вавеле. И еще неизвестно, который из них окажется сильнее.
Он вышел, а Бона, глядя с изумлением на епископа, спросила:
- Я не понимаю. О чем сказывал король? Джевицкий выглядел смущенным, но не уклонился от ответа:
- Он вспомнил про вавельского дракона.
- Санта Мадонна! Я живу здесь скоро год и вдруг узнаю, что тут водится какое-то чудище. Какой-то страшный дракон. Что это значит? Откуда вы слышали, что мне предсказывал маг?
- Теперь я могу сказать: не понимаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75