— О нет, нет! Когда мы вернемся в Бари, когда я получу письма от Виллани, из Польши, из Неаполя и Паппакода ежедневно станет приходить ко мне с докладами... я вновь почувствую, что нужна кому-то, силы прибавятся.
Но ни писем, ни добрых вестей не было. И опять она была не в духе.
— Ежедневные доклады? Смешно! Какие могут происходить события в этом городке, на берегу залива? Раньше я жаловалась, что не хватает времени. Тогда я давала аудиенции, искала союзников, учила людей, вела беседы... А сейчас? Вокруг пустота. С кем разговаривать? С тобой? С Пап-пакодой?
— Но ведь именно от него, госпожа, вы узнали о болезни наместника, — напомнила Марина.
— Санта Мадонна! Паралич. Прекрасная новость! Это может продлиться до бесконечности, а я хочу действовать уже сейчас. Пошел девятый месяц, как я тут сижу, а ведь могла править в Италии или в Мазовии. Мне тесно в стенах этого замка, в этом игрушечном парке.
— Государыня, если бы вы поехали к источникам, полечили горло, отвлеклись от тяжких дум, отдохнули...
— Уехать?! — возмущенно воскликнула Бона. — Сейчас, когда в любой момент из Неаполя может прибыть посол с вестью о смерти наместника? Показать всем, что мне нездоровится, что я слаба и старею? Выйди вон!
В тот день было тепло, солнечно, Бона решила пройтись по парку. Ей надо сосредоточиться, успокоиться. Куда делась ее прежняя живость, способность к действию, уверенность? Наверное, это от скуки, от монотонности? А быть может, какая-то порча на нее нашла, помрачение какое-то? Нет, нет! Она здорова, готова взять бразды правления в Неаполитанском королевстве в свои руки. Просто устала от ожиданий. Ждать она не умела, с юных лет не выносила бездеятельности. А теперь вот покорно ждет развития событий в Неаполе, ждет гонцов, писем из Польши. Нет, довольно! Она сама положит этому конец. Следует послать гонца к кардиналу Караффа или к самому папе, получить согласие на развод Августа. С этого она начнет, а затем...
Торопливые шаги за спиной прервали течение ее мыслей. Она резко повернулась и столкнулась лицом к лицу с незнакомым человеком. Парк, где она гуляла, стерегли стражники, а стоящий перед ней мужчина походил на только что прибывшего гонца, его одежда носила следы долгого путешествия. При виде ее он отскочил в сторону и — спустя какое-то время — преклонил колено.
— Боже! Как ты меня испугал! Кто ты?
— Я прибыл из Неаполя и жду здесь с самого утра...
— Ждешь? Кого?
— Я доставил письмо от кавалера Виллани, племянника его милости бургграфа.
— Только сейчас?! — гневно воскликнула Бона.
Гонец приложил палец к губам, осторожно оглянулся и зашептал:
— Ваше величество, я был здесь уже два раза, но письма всегда забирал новый бургграф. Теперь, когда мой господин знает, что синьор Виллани уехал в Испанию, он приказал передать письмо вам, только в ваши руки. Я побоялся въехать прямо во двор, поэтому оставил своего коня за стеной парка...
— Хорошо. Ты поступил мудро. Оставь письмо под деревом и тотчас уходи. А своему господину скажи, чтобы письма посылал мне только с тобой. Все понял? Прямо в мои руки.
-Хорошо.
— Теперь ступай. Быстро!
Он исчез, растворился за кипарисами. Бона неожиданно легко и проворно сошла с дорожки и, схватив письмо, торопливо сломала печать. Она снова в своей стихии: вокруг что-то происходит, втайне от придворных она принимает гонцов. Кто знает, быть может, скоро ей удастся высылать своих людей в Неаполь, в Рим?
Но захлестнувшая ее волна радости была недолгой и тотчас сменилась диким, безудержным гневом. Хватаясь за ветви кипариса, она еще раз прочла послание кавалера Виллани.
Он доносил, что, не получив ответа на свои письма и узнав, что его дядя уехал в Испанию, осмелился лично сообщить самой королеве совершенно достоверные сведения: кардинал Караффа в настоящее время находится в Испании у ложа больного Карла, если тот еще жив, поскольку в последнее время в Неаполе кружат слухи, что экс-император почил в бозе. Из канцелярии кардинала до сих пор не отправлено ни одно письмо о расторжении брака, а граф Броккардо и не думал просить кардинала замолвить об этом слово перед папой. Поэтому он считает, что хлопоты о разводе следует возобновить заново. Он спрашивал, кто в Бари получал его письма? Гонец утверждал, что бургграф. Но какой? Он, кавалер Виллани, знает только одного, своего дядю. Поэтому просит разъяснить столь запутанную ситуацию и прислать точные распоряжения.
Значит, Паппакода... перехватывал письма от кавалера Виллани. Так вот почему он не поехал с ней в Россано, сославшись на приступ почечной колики. Ему надо было быть на месте, в Бари, перехватывать письма из Неаполя...
Если она вызовет его, покажет это письмо... Что это даст? Он свалит всю вину на Броккардо, объяснит, что щадил ее, беспокоился о здоровье своей королевы, которой столько лет служит верой и правдой. Марина? Она все передаст своему старому другу. Значит, следует сделать вид, что ничего не произошло, а тем временем направить в Неаполь того, кто сможет узнать, как обстоят дела у графа. Таким человеком может быть только епископ Бари, Муссо... Как это она раньше не подумала о нем! Всегда все важные дела при дворе помогали решать ей епископы Мендзылеский и Кшицкий, а как успешно вел дела при дворе Карла ее посол Ян Дантышек! А кто такой для советников испанского короля Джан Лоренцо Паппакода? Никто. Посредник в денежных делах, казначей Боны Сфорцы Арагонской. Хорошо! Глаз с него не спускать и, как советовал Виллани, все начать сначала. Смешно, находясь в Италии, почти под боком у Рима, не решить срочных и важных дел.
С прогулки она вернулась умиротворенная, молча выслушала доклад Паппакоды о строительных работах в Россано и попросила отправить гонца к епископу Бари, пригласить его на ужин. Ей скучно, а Муссо наверняка знает больше, чем обитатели замка, о смертельной болезни монаха Каролюса. Быть может, Карл Пятый за это время успел уже покинуть этот мир?
После ужина, на котором присутствовало несколько придворных и бургтраф, она удалилась с епископом в свой кабинет в надежде, что их никто не будет подслушивать, и попросила Муссо поехать с особой миссией в Неаполь.
— Только вы, ваше преосвященство, сможете помочь мне выяснить, как скоро я смогу стать регентшей Неаполитанского королевства? Теперешний наместник тяжело болен...
— Ваше величество, вы верите, что испанский король даст свое согласие на это? — спросил епископ, не скрывая удивления.
— О да, я получила от него заверения, правда, несколько уклончивые, он дал их нам взамен за наше золото.
— Я понятия не имел об этом...
— Об этом никто не знает, кроме моего казначея и графа Броккардо. Вы сможете узнать от него о состоянии здоровья наместника. Будет ли он по-прежнему править в Неаполе после того, как его разбил паралич? Или же король имеет намерение сместить его? Ежели так, то когда? Есть у меня и еще повод просить вас съездить в Неаполь: необходимо узнать, что предпринял кардинал Караффа для расторжения брака моего сына с австрийской принцессой.
— Кардинал не может не считаться с королем Филиппом, а король ведь тоже Габсбург, — заметил Муссо.
— Но испанский, из Мадрида. Он, может, и не знает дочери Фердинанда, — продолжала убеждать Бона.
— Сейчас и у Филиппа, и у Фердинанда одни цели. Кроме того... Едва ли они захотят вновь отдать роду Сфорца Неаполитанское королевство. Не знаю, ваше величество, сумею ли я выполнить оба поручения. Сокровенные желания не всегда исполняются.
— Мои - всегда. Наш сын еще при жизни своего отца стал королем.
Он на минуту призадумался и заключил:
— Хорошо, я поговорю с графом Броккардо и постараюсь узнать, чего добился Караффа от святого отца. Это все. Мое влияние не столь велико, чтобы повлиять на ход событий.
Бона молча кивнула.
— Понимаю. Но сейчас мне необходима ясность. Что-то мне непонятно, в чем-то я сомневаюсь... и поэтому очень рассчитываю на вас... Я должна знать, смогу ли я содействовать разводу сына с его бесплодной женой? Смогу ли отсюда, из Италии, влиять на судьбы людей и государств? Поймите меня, ваше преосвященство, когда-то над моей головой гудел один колокол, но великий, королевский. На что я променяла великолепие дворца? На звон колокольчика в замковой часовне? На крохотное вассальное герцогство? На тихий залив под безоблачным небом? О да, я знаю, что сама хотела этого. Но разве я могла предположить, что мне ни к чему этот отдых? Что я должна, обязана, не могу не оставаться самой собою - Боной Сфорцей Арагонской?
— Ваше величество, осмелюсь заметить, — остановил ее епископ. — Бургграф Паппакода...
— Нет-нет! —перебила его Бона. — Никто, кроме вас, не должен знать, зачем вы едете в Неаполь. Неужели епископ Бари не может выехать отсюда, когда и куда захочет? О нашем разговоре, ваше преосвященство, никому ни слова!
Епископ молча поклонился, и, хотя королеве показалось, что он ждет еще каких-то объяснений, она больше ничего не добавила к сказанному.
Увы, Виллани в дороге заболел и раньше времени вернулся в Бари. Он не выполнил порученной ему миссии, был нездоров, жаловался на сердце. Поэтому, когда несколько дней спустя Паппакода предложил королеве отправить Виллани в Россано - должен же кто-то присматривать за тамошним замком, — Бона всего лишь спросила:
— А ты сам не мог бы время от времени наведываться туда?
— Государыня, двум бургграфам здесь, в Бари, делать нечего. Разумеется, я готов туда поехать, только... Сможет ли Виллани после сердечного приступа следить за замком и казной?
— Ты хорошо знаешь, что Виллани ничего не знает о моей казне, не знает и условий соглашения с Броккардо. Ну ладно. Пусть едет в Россано. Только не вздумай обижать старика, намекнуть, что его отправили в изгнание, лишили титула. Мы с тобой знаем, что в Кракове было много бурггра-фов и мой Алифио был десятым.
— Очень хорошо помню, государыня, но Бари не Краков.
Бона бросила на него испытующий взгляд. Но Паппакода был невозмутим, спокоен, точен в своих ответах, ей даже думать не хотелось, что он просто желает избавиться от Виллани, завидует ему, как некогда завидовал Алифио. Действительно, с должностью казначея старику, конечно, не справиться. Пусть поедет в Россано, отдохнет и заодно присмотрит за замком.
Бона с нетерпением ждала возвращения Муссо. Какие новости привезет он? Снова тянулись бесконечно однообразные и тоскливые дни. Наконец приехал Муссо и послал к
ней нарочного с вестью, что после полудня прибудет в замок. Отправив всех придворных, Бона осталась с епископом наедине.
— Наконец-то! Я дождаться вас не могла, ваше преосвященство! Какие новости? Надеюсь, наместник отдал богу душу?! Я скоро буду регентшей Неаполя?
Епископ беспомощно развел руками.
— Увы, государыня, добрых вестей я вам не привез. Наместник действительно болел, сломал ногу и какое-то время не выходил из своих покоев. И это все.
— Не понимаю. А сейчас?
— Здоров, деятелен, устраивает балы, принимает гостей. Я был у него на одном из торжественных ужинов.
— Ничего не могу понять... Паппакода говорил, что он при смерти.
— Возможно, его обманули?
— Значит... О моем регентстве не может быть и речи?
— Весьма сожалею, но это невозможно. Наместник в расцвете сил, молод, здоров.
— Санта Мадонна! Но ведь Паппакода и граф Броккардо уверяли меня... — У нее перехватило горло, голос стал хриплым, резким. — Только поэтому я согласилась одолжить Филиппу свое золото...
— Мне больно сообщать вам столь печальные новости, однако...
— А Караффа? — нетерпеливо прервала она епископа. — Получил ли он от папы согласие на расторжение брака?..
-Обстоятельства несколько иные, — продолжал, еще более смешавшись, Муссо. — Кардинал когда-то сам стремился заполучить Бари...
— Знаю! Но я еще жива! Жива! — выкрикивала, задыхаясь, Бона.
— Да-да, и ваше возвращение сюда для него весьма некстати. Но он не отказался от своих намерений. Караффа рассчитывает, что позже...
— А если у Августа родится сын и я ему передам права на Бари и Россано?
Не желая унизиться до лжи, епископ не скрывал правду о кардинале, своем покровителе.
— Сын? От кого? Катерина родит сына?
— Нет! Нет! — закричала Бона, стуча тростью. Но епископ считал своим долгом сказать ей все:
— Согласия на четвертое супружество папа никогда не даст, а Караффа заинтересован, чтобы австрийская принцесса...
— Осталась женой Августа? Последнего Ягеллона?
— Увы, к этому все идет, — скорбно проговорил Муссо.
— Значит... — ее душил гнев, —значит, мне все лгали? В придачу к золоту отняли у меня надежду? Испанский гранд... Паппакода? Неужели он все годы обманывал? Возможно... его подкупили испанские Габсбурги?
Епископ молчал, всем своим видом давая понять, что Бона близка к истине. Внезапно она схватилась за горло, рванула ожерелье и крупные жемчужины покатились по ковру.
— Не верю! Нет! Нет! — хрипела она. - Неужели все меня обманывают, ненавидят? За что? Если бог всемилостив и святой Николай действительно покровитель рода Сфорца...
Епископ встал и, поклонившись, направился к двери.
— Не пристало мне слушать такое.
— Монсеньор, вы не должны уходить, — молила она, — вы должны выслушать меня, хотя бы... хотя бы мою исповедь! Да, да, исповедь всей моей жизни. Выслушайте, а потом — судите, я должна освободиться от этого груза. Сейчас! Немедленно!
— В исповедальне, — сказал он почти шепотом.
— Нет! Здесь! —возбужденно выкрикнула Бона. — Я могу идти в часовню, на сердце тяжесть, я задыхаюсь... Задыхаюсь от злости, от ненависти, быть может, от тяжелой обиды. Пастырь не может отказать в утешении истерзанной душе...— И уже совсем тихо добавила:—Душе, которой нужна помощь.
Епископ молча смотрел на Бону. Перед ним была усталая, измученная женщина. Он направился к трону, где она обычно восседала властная и величественная. Движением руки указал ей на стоящее внизу у трона кресло. Королева, преодолев себя, встала и медленно, с трудом переставляя ноги, направилась к епископу. Села в кресло, накинула на голову темно-фиолетовую кружевную шаль. Перед епископом, как бы в исповедальне, сидела кающаяся грешница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75