Я раба ваша... Всегда...
Она обвила руками его шею, губы их слились в поцелуе. Но в то же мгновенье за стеной послышался топот, раздались крики.
— Стойте! О боже! Ни шагу дальше! — взывал Лясота.
— Пусти, а не то... Бери его! Хватай! — слышались чьи-то голоса.
— Это засада! — кричал Лясота.
Неожиданно дверь с грохотом открылась и на пороге появились оба Радзивилла и Лясота. Но Рыжий оттолкнул его и захлопнул перед придворным короля дверь. На мгновенье наступила тишина. Наконец Август сказал:
— Что это? Насилие над королевским слугою?! В моем присутствии? Неслыханно!
Рыжий склонился в низком поклоне.
— Светлейший государь, мы, рабы ваши, смиренно вам кланяемся и счастливы видеть вас в этих стенах. Но только о том, что в доме нашем столь знатный гость, мы и ведать не ведали. Зашли к сестре сказать ей спокойной ночи. Это ведь не возбраняется?
Не найдясь с ответом, король обратился к Черному, в преданность которого верил.
— И вы, маршал, с братом заодно?
Но Черный и не подумал осудить Рыжего за дерзость.
— Ваше величество! Признаться, и я весьма удивлен... Совсем недавно вы поклялись, что не будете тайком наведываться к сестре нашей, Гаштольдовой вдове.
— И был верен слову, — поспешно сказал король.
— Всего одно воскресенье, — с насмешкой заметил Рыжий.
— Дай мне сказать! — прервал его двоюродный брат. — Вы, ваше величество, не станете отрицать, что пришли сюда вопреки уговору и клятвам. Мы просим ответить: зачем вы пришли? Как собираетесь возместить нанесенное сестре и всему роду нашему оскорбление, о котором в Литве уже давно ходят толки?
— Я пришел тайно, но вы тайное делаете явным, — рассердился Август.
— Долго ли терпеть нам бесчестье?
— Наговоры людские? — бросил Рыжий.
— А что вы можете знать? — презрительно сказал король. — Быть может, мой сегодняшний приход — великая для вас честь, да и прибыль принесет вам немалую? И даже славу?
— Дай-то бог! — прошептал после раздумья Черный, но Рыжего уговорить не удалось.
— Мы уже слышали обещания. Сыты по горло. А теперь довольно — время пришло спросить Барбару: как долго можно с бесчестьем мириться? Или вовсе в грехах погрязнуть хочет?
— Нет, — прошептала она. — Только я... О боже! Боже...
— Слово сказано. Если эта ночная встреча обернется для нас не позором, а славой, коль скоро вы и впрямь любите сестру нашу, просим нижайше господина нашего и повелителя...
— Просим следовать за нами, — грубо перебил его Рыжий.
Сигизмунд Август грозно нахмурил брови.
— Я? За вами? Куда же?
— В домовую церковь, — пояснил Рыжий.
— В церковь? — повторил король. — Вот как? Насилие над королевской особой?
Барбара, испуганная, дрожащая, прильнула к нему.
— Вашей милости себя вверяю, господин мой. Клянусь! Поверьте... я ни о чем, ни о чем не знала!
Он посмотрел на нее внимательно, словно желая прочесть ее мысли, наконец сказал:
— Я вам верю. Но время наших общих молитв еще не наступило. Да у меня и нет охоты молиться.
Однако братья не унимались. Черный, не желая уступить Рыжему в лихости и уверенный в том, что царственная птица уже попалась в сети, сказал с нарочитым смирением:
— Ваше величество, коль скоро встреча эта не бесчестье, а честь для нас великая, униженно просим и просить не перестанем. Дайте клятву слуге божьему перед алтарем. Сегодня же.
— Ах так? Все готово? Вы следили за мной? Плели интриги? — возмутился Август.
— Помилуйте, ваше величество!—лицемерно возразил Рыжий. — Вы ведь дали королевское слово сестры нашей больше не навещать. Откуда нам было знать, что именно сегодня вы нарушите обещание?
— В сей, столь торжественный для вас день... — добавил Черный.
— Довольно! — крикнул король и обратился к Барбаре: — Я готов исполнить тайное желание ваше. Не их, а ваше. И по доброй воле своей, а не по принуждению дам нынче обет. А силой никому еще от меня ничего добиться не удалось. И не удастся.
— Да, государь мой, — сказала она, покорно припав к его ногам.
— Ну, а теперь... В часовню ведите... По доброй воле своей дам клятву...
— Перед лицом слуги божьего, - напомнил Рыжий, но король глянул на него с таким презрением, что он тотчас же отступил .
Чьи-то, невидимые до той поры, руки тем временем открыли тайные дверцы в стене, ведущие прямо в домовую часовню. Она была ярко освещена, а в глубине, на ступеньках алтаря, стоял на коленях ксёндз. Король глянул на обоих братьев с насмешкой.
— Как вижу, путь недалек.
— Все для пущего удобства вашего королевского величества, — галантно отметил Черный.
— Но венчание не здесь будет, — возразил Август. — Хоть и тайное, но у меня в замке и при свидетелях, которых выберу я сам.
— Нынче же ночью? — не отступался Рыжий.
— Нет. Завтра, послезавтра...
— Ну что же, подождем до завтра, — согласился Черный.
Август в бешенстве отвернулся от него, но Барбаре руку подал и, глядя на нее, улыбнулся. В ответ лицо ее тоже озарилось улыбкой. И так, с улыбкой на устах, Август вошел со своей возлюбленной в часовню.
Молодой испуганный священник при виде их поднялся и тотчас же снова опустился на ступеньки перед алтарем. Но король не преклонил колени, а, наоборот, заставил подняться Барбару. Теперь они стояли рядом, прямые, стройные и очень красивые, а за ними свидетели — перепуганные, потерявшие свою прежнюю уверенность Радзивиллы. Священник, сложив ладони, сказал вполголоса:
— Помолимся...
— Я пришел сюда не для молитвы, — возразил король. Ксёндз побледнел и, поднявшись с колен, стал объяснять
королю:
— Это дом божий.
— И перед богом я, по собственной воле, никем и ничем не принуждаемый, хочу поклясться, что люблю и почитаю эту женщину и никому ее в обиду не дам.
— Государь! Ты ведь обещал... — начал было Рыжий.
— Я сказал все, что хотел. И что хотел, обещал, — ответил молодой король. — Оставляю вас под опекой братьев ваших, дорогая, — обратился он к Барбаре. — Встретимся очень скоро . В замке.
Сказав это, король вышел. И хотя Барбара осталась у алтаря одна, братья ни тот, ни другой не осмелились подойти к ней.
Но вот наступили зимние снежные дни, и во главе праздничного торжественного поезда на санях вдвоем с Барбарой ехал сам король в нарядной собольей шапке. О тайной его свадьбе ни в самом городе, ни в округе никто еще словом не обмолвился, хотя в замке люди потихоньку перешептывались. Барбара с королем сидели в санях, тесно прижавшись друг к другу, равнодушные к пересудам и потому не избежавшие их.
Лесная поляна была в белом убранстве, даже самые маленькие веточки опушил иней, а на верхушках елей лежали настоящие снежные шапки. Въезжая под такой белый навес, жена боярина Горностая спросила сопровождавшего ее Лясоту:
— Никто нас здесь не слышит, а я никому не скажу. Правда ли, что Гаштольдову вдову можно уже величать "ваше величество"?
— Врут люди, ей-ей, врут!
— Да ведь они вместе, всегда вместе, рядышком! Лясота, улыбнувшись, придвинулся ближе.
— Да ведь и мы вместе. А ежели супруг ваш, пан Горностай, спросит, не обвенчались ли мы тайно, скажу, что это ложь.
— Все шутите, ваша милость...
— А вы, сударыня, всякие сплетни повторяете! — заметил Лясота и, ударив рукой по заснеженной ветке, осыпал свою спутницу белым пухом. — Это все сплетни, сплетни, сплетни! — повторил он со смехом.
Вечером, после ужина, в том же покое, где братья совсем еще недавно уличали сестру, "нечаянно" застав ее с "полюбовником", состоялся совет, на котором присутствовали король, оба Радзивилла и Барбара. На этот раз на столе, накрытом полотняной оранжевой скатертью, стояли вазы с фруктами, цукатами, миндалем и пирожными, в хрустальных бокалах золотилось вино.
— Полгода прошло с той поры, как дозволено мне было в этих стенах за одним столом сидеть с вами, господин мой, — сказала Барбара, подняв бокал с вином. — Выпьем за здоровье ваше!
— Как и вы, не могу я дождаться той минуты, когда союз наш из тайного станет явным, - улыбнулся ей король.
— Слышал я от Глебовича, — вмешался в разговор Черный, — будто сватов к Альбрехту Прусскому засылают.
— Что с того?
— А гонец из Кракова разглагольствует повсюду, что старый король тяжко болен, — добавил Рыжий.
— Что с того? — снова повторил Август.
— Ничего! В самом деле — ничего, - согласился Мико-лай Черный. — За благополучие вашего королевского величества!
— Разговоров всяких много, — жаловался Рыжий. - А когда люди правду узнают, тотчас бунт поднимут! Как во время "петушиной войны"!
— Если бы эти мысли пришли в вашу голову полгода назад, — ехидно заметил король.
— Потише, брат, — остановил Черный. — Само собой, о ближайшем сейме и подумать страшно. Опять все крикуны будут разрывать на себе одежды, осуждая короля за неповиновение. Поэтому уже сейчас своих людей искать нужно.
Рыжий рассмеялся, словно услышал забавную шутку.
— Здесь, на Литве? Кого? Горностаев? Глебовичей? А, да что говорить! Все против нас будут. Хотя бы из зависти.
— Не здесь! В Короне. Поеду вербовать союзников. Быть может, с Тарновского начать? Он старую королеву ненавидит смертельно.
Сигизмунд Август на минуту задумался.
— Мне он пожелал "ее примеру не следовать". Что он хотел этим сказать, не знаю. Но против королевы и Кмиты поднять его не трудно. А вот от его величества поддержки не жди!
— Ого! — фыркнул Рыжий. — Того и гляди наш великий
князь Литовский против польского короля выступит. Явив всем нам пример доблести.
— И своекорыстия, — вздохнул Август.
— Светлейший князь, вы наш повелитель. Забудьте о Короне! — поддержал брата Черный. — Лишь бы Литва пошла за вами! А потом, может, сил хватит, чтобы самим, без поддержки Кракова...
Сигизмунд Август с гневом посмотрел на него.
— Поссорить Литву с Короной! Нет! Ни один из Ягелло-нов никогда не пойдет на это. Нужно заручиться поддержкой сенаторов и шляхты. Особливо на Вавеле, хотя и врагов там тьма. И среди них самый опасный — Кмита.
— Он один! Прочие... Триумвирата при королеве больше нет. Гамрат и Алифио в могиле, а преданный ей Гурка — хоть он и познанскии каштелян, да все равно мелковат, нет в нем того полета, — рассуждал Миколай Черный.
— Не следует забывать и о том, что каштеляном его сделала королева, — отвечал Август. — Он, как и те, прежние, будет служить ей верой и правдой. Великопольская шляхта не слишком-то меня жалует. А Гурка к тому же еще и упрям...
— Посмотрим, что можно сделать... Канцлер Мацеёвский наш, а это уже много.
— Что ж! Вы, ваша милость, сначала поедете к Тарновскому, а потом в Вену, послом.
— Я? — удивился Черный. — К королю Фердинанду? С посланием?
— Нет, без посланий. Отвезете ему свадебное приданое покойной королевы Елизаветы.
— Как же это? Отдать им серебро? Драгоценности? — наперебой возмущались оба Радзивилла.
— Я верну все, что принадлежало ей, кроме сумм в золоте. Их по договору возвращать не надобно. Но все прочее... Теперь, когда придется отстаивать наш союз с Барбарой, Габсбургов сердить не следует.
— О... Мудрая мысль. И к тому же я первый в нашем роду поеду послом, да еще в Вену! Наливай, брат! За здравие сестры нашей, Барбары, супруги славного Ягеллона!
— Позволите, господин мой? — робко спросила Барбара.
— Клянусь, что сделаю вас королевой, —отвечал он.— Еще не сейчас, но скоро, очень скоро. Выпьем за это!
— За молодую королеву? — спросил Черный с надеждой в голосе, но Август спокойно и свободно ответил:
— За милую сердцам нашим прекрасную Барбару...
Радзивилл Черный готовился к своей политической миссии долго и весьма прилежно. Приехав наконец в Краков, он велел доложить о своем прибытии Боне, но та со дня на день откладывала аудиенцию. Когда наконец он переступил порог королевских покоев, первым встретил его Станьчик усердными поклонами.
— Великий канцлер литовский к нам, на Вавель, пожаловал? Какая честь! Кланяюсь, низко кланяюсь!..
Радзивилл, который расхаживал по комнате взад и вперед, вдруг остановился и сказал:
— Премного наслышан о тебе, шут. Любопытно мне, много ли нашел ты в Польше дураков, которые могли бы с тобою в глупости сравниться?
— А... Это дело непростое, —с озабоченным видом отвечал Станьчик. - С каждым днем к моему реестру новые прибавляются. Уж как я извелся, их записывая. А перечень все растет... Кого там только нет, а теперь и молодой король... прибавился.
— Как смеешь?! — возмутился магнат.
— А вот и смею! Смею! Потому что я шут! Следовало бы спросить, почему король в списке? И ответ был бы готов. А потому, что, в то время как на литовской границе неспокойно, он канцлеру своему дукаты дает и в Вену его посылает.
— Однако ж ты дерзок! — заметил Черный.
— Может, и дерзок, но не глуп. Не так глуп, чтобы не ведать, что полководцев, рыцарей знаменитых, следует не к тайной миссии, а к битве готовить.
— Вот вернусь, найдется время и для битвы. Станьчик зашелся от смеха.
— Найдется? Неужто?! Царь Иван будет ждать возвращения вашего? Коли так, дело иное!.. Время найдется... Ну что же, Августа я из списков вычеркну, а впишу себя, королевского шута... Ей-ей, впишу!
Шут отошел, качая головой, словно бы жалея самого себя, а взбешенный Радзивилл остался один и долго еще ждал королеву, которая в это время держала совет со своими приближенными — Кмитой и Гуркой.
— Вы слышали? Радзивилл Черный посмел просить аудиенции. Твердит, что молодой король взял на себя особые обязательства. Намекает на его тайный брак со вдовою Гаштольда, трокского воеводы.
— Тайный? — удивился Кмита. — Не верю! Ваш достойный сын никогда ничего не сделает без согласия вашего.
— О!—воскликнула она. — Август не мой больше. С той поры как уехал в Вильну, его нельзя узнать. Но я и за такого буду стоять до конца... Единственный сын! Наследник престола! И это он пытается разрушить, растоптать все, что я сделала в Литве. Радзивиллы? Что для них Корона? Краков? Как мне донесли, Радзивилл Черный похваляется тем, что едет к римскому королю... В Вену! Регспе'? Хочет науськать на меня Габсбургов! Как будто мало я от них наслушалась попреков за то, что якобы измывалась над Елизаветой, отравила ее!
— Тайная свадьба короля для нас не закон, — сказал Кмита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75