или - или; важны обе стороны.
Для выживания индивидуума питание является важнейшей
функцией, для выживания вида аналогичную функцию
несет секс. Разве не искусственно предпочесть одно дру-
гому? Может ли вид выжить, если индивидуум не будет
питаться, может ли индивидуум существовать без сексу-
альных взаимоотношений его родителей?

Все это так очевидно. Мне довольно обременительно
упоминать обо всем этом. Я бы не говорил об этом, если
бы не то значение, которое питает как марксову, так и
фрейдову философию.

Вильгельм Райх пытался соединить" их. Он сделал
ошибку, пытаясь заставить два мировоззрения взаимодей-
ствовать друг с другом на высоком абстрактном, а не
кишечном уровне. Результат оказался плачевным и за-

42

служивает поношения. Коммунисты отвергли его, потому
что он был коммунистом. Вместо того, чтобы сидеть на
одном широком стуле, он оказался между двумя стульями.
Райх начал устанавливать связи между двумя системами
до того, как наладил их между собственным стремлением
к пище и сексу. Он был, так сказать, наказан за грубое
попирание некоторых фундаментальных законов общей
семантики - как оправдывал его.

Собака, победившая в драке - Удачник; Прекрати
говорить о Райхе. Следуй своим намерениям и вернись
к теме <Оральные сопротивления>.

Собака, проигравшая в драке - Неудачник Замолчи".
Сколько раз я тебе говорил - это моя книга, мои
признания, мои размышления, моя потребность выяснить
то, что неясно для меня.

Удачник: Смотри! Твои читатели представляют тебя
как дряхлого, болтливого, праздношатающегося.

Неудачник: Итак, мы снова вернулись к теме акту-
ализации себя или своего образа. Если читатель за-
хочет заглянуть мне через плечо, я приветствую и даже
приглашаю его подглядывать. Что же дальше? Меня
снова подгоняют писать мои воспоминания.
Удачник: Фритц, ты обороняешься.
Неудачник: А ты слишком много тратишь моего вре-
мени и времени читателя. Поэтому сиди спокойно и жди
благоприятного момента. И позволь мне продолжить
твое ожидание. Позволь мне быть тем, что я есть и
прекрати свое хроническое ворчание.

Удачник: Хорошо, но я вернусь вновь, когда ты, по
меньшей мере, будешь рассчитывать на меня и тебе
понадобится управление из твоего мозга: <Компьютер,
пожалуйста, поправь меня!>.

Сейчас я не хочу думать,
Я хочу быть увлеченным.
Память, в которой я вижу
Пышную фигуру строительства.
Я вернусь к сексу и пище,
Чтобы обогатить твои знания.
Прямо сейчас ощущаю наплывающую
Печаль, как учитель.

43

Чтобы понять лучше мою оценку Райха, мы должны
вернуться к аналитику, который у меня был до него,
венгру по имени Харник. Я надеюсь, что смогу в какой-то
мере описать состояние глупости и морального малоду-
шия, до которого довело меня его так называемое лечение.
Возможно, это был дидактический анализ для подготовки
меня к статусу официально признанного аналитика. Но
это уже никогда не выяснится. Все, что тогда было
установлено: <Терапевт должен быть свободен от комп-
лексов, тревоги и вины>. Позже я слышал, что он умер
в психиатрической больнице. Насколько помог здесь пси-
хоанализ, я не знаю.

Он верил в пассивный психоанализ. Этот противоре-
чивый термин означал, что я ходил 18 месяцев пять раз
в неделю, чтобы лежать на кушетке без всякого анализа.

В Германии во время приветствия каждый жал руку;
он не жал мою руку ни при встрече, ни при расставании.
За пять минут перед концом сеанса он дотягивался ногами
до пола, чтобы показать, что отпущенное мне время
истекает.

Самое большее, что он говорил мне - одно пред-
ложение в неделю. Одно из его утверждений было, что
я обратился к нему, чтобы стать дамским угодником. Так
началось лечение. Я заполнял пустоту моей жизни на
кушетке амурными историями, чтобы завершить образ
Казановы, который он уже составил обо мне. Чтобы быть
на высоте, я должен был вовлекаться все сильнее во
все большее число, главным образом, выдуманных при-
ключений. Через год, или около того, я хотел уйти от
него. Но оказался трусом, чтобы просто уйти. После
неудачи с анализом у Клары Хаппель разве оставались
у меня шансы когда-нибудь стать аналитиком.

В это время Лора настаивала на женитьбе. Я знал,
что не принадлежу к типу способных стать мужьями. Я
не сходил с ума от любви к ней, но у нас было много
общих интересов, и мы часто хорошо проводили время.
Когда я заговорил с Харником об этом, он ответил ти-
пичной психоаналитической уловкой: <Вам не разрешается
принимать важные решения во время лечения. Если Вы
женитесь, я прерву анализ>. Будучи слишком трусливым,
чтобы прекратить кушеточную жизнь по собственной ини-

44

циативе, я переложил ответственность на него и променял
психоанализ на женитьбу.

Но я не был готов отказаться от психоанализа. Всегда
преследуемый навязчивой идеей о собственной глупости
и беспокойстве, я был намерен разрешить проблему и в
отчаянии обратился к Карен Хорни, одной из немногих
людей, которым я действительно доверял. Ее мнение
было таково: <Единственным аналитиком, который я ду-
маю, сможет справиться с тобой, должен быть Вильгельм
Райх>. Так началось паломничество к кушетке Вильгельма
Райха.

Ну, следующий год был совершенно другой историей.
Райх был энергичным, живым, упорным. Он был готов
обсудить любую ситуацию, особенно политическую или
сексуальную, хотя, конечно, еще анализировал и играл
в обычные игры, прослеживающие происхождение. Но в
нем важность фактов начала блекнуть, на передний план
выдвинулся интерес к отношению. Бго книга <Анализ
характера> была большим вкладом.

На его семинарах я встретил несколько милых людей,
которые позже стали хорошими терапевтами, таких, как
Хелмут Кайзер. Потом - приход к власти Гитлера.

Райх также был вынужден уехать в спешке. Он от-
правился в Норвегию. С этого времени, казалось, он стал
крайне своеобразным. Исключая наличие его книги, пе-
реведенной одной из десяти моих южноафриканских сту-
денток, Сильвией Берман, я потерял связь с ним до того
времени, когда увидел его на психоаналитическом кон-
грессе в 1936 году. Он был третьим разочарованием. Он
сел отдельно от нас и с трудом узнал меня. Он сидел
долго, тараща глаза и размышляя.

Я вновь потерял связь с ним, до тех пор, когда
десятью годами позже посетил его кратковременно в
Штатах. Тогда я действительно испугался. Он был раздут,
как огромная лягушка-бык, лицевая экзема стала еще
интенсивнее. Голос ревел надо мной напыщенно, недо-
верчиво вопрошая: <Вы не слышали о моем открытии -
оргоне?>.

Потом я навел справки. Вот что я узнал.
Его первое открытие - мышечная броня было важным
шагом вслед за Фрейдом. Оно опустило абстрактное

45

понимание сопротивления вниз, на землю. Сопротивления
теперь стали функциями всего организма. И анальное
сопротивление, этот упрямый осел, вынуждено было от-
дать свою монополию на.сопротивление.

Другим шагом вперед от жизни на кушетке был тот
факт, что терапевт фактически входил в контакт с па-
циентом. <Тело> вступило в свои права.

Позже, когда я стал работать с несколькими пациен-
тами, которых лечили последователи Райха, я обычно
обнаруживал некоторые параноидальные симптомы, впро-
чем, не тяжелые и легко снимаемые. Затем я иначе
взглянул на теорию брони и понял, что она сама по себе
носила параноидальный характер. Она предполагала на-
ступление извне и защиту от окружающей среды. Мы-
шечная броня, фактически несет функцию смирительной
рубашки, защиты от взрывов изнутри. Мышцы берут на
себя функцию взрыва, направленного внутрь.

Мое второе наблюдение относительно теории брони
заключается в том, что оно подкрепляет теорию дефе-
кации Фрейда. <Эмоции являются помехой. Катарсис
необходим для избавления организма от этих разруши-
телей спокойствия>.

Природа не столь расточительна, чтобы создавать эмо-
ции как помеху. Без эмоций мы являемся мертвыми,
скучными, неувлеченными машинами.

Третье наблюдение таково, что все эти открытия -
это экстернализированный, отрицаемый и проекционный
материал, который может восприниматься и становиться
частью Я. Они способствуют образованию параноидальных
черт. Другими словами, материал, который проявляется
в этих открытиях, еще осознается как чужеродный: все
эти изменения носят локальный характер. Возможность
роста и становления целостности теряется.

Однако, по сравнению с важностью этого шага по
направлению к созданию целостного подхода, мои на-
блюдения не имеют особого значения.

Не так обстоит дело с оргоном, измышлением Райховой
фантазии, которая является просто заблуждением.

Я могу понять, что произошло. Оставляя реальность,
поддающуюся проверке вне сферы сопротивления, он

4<

вынужден был сделать то же самое и с главным термином
Фрейда - либидо.

Сопротивление существует действительно, вне всякого
сомнения, однако, либидо являлось и остается гипоте-
тической энергией, придуманной Фрейдом для объясне-
ния его модели человека. Райх загипнотизировал и себя,
и своих пациентов верой в существование оргона, как
физического и видимого эквивалента либидо.

Я исследовал функционирование оргона-ящика и ряд
его владельцев и постоянно обнаруживал заблуждение:
внушаемость, которая могла быть ориентирована в любом
направлении, которое мне нравилось. Райх умер в тюрьме,
но не отказался от своей навязчивой идеи. Полагая,
очевидно, что оказался гением, он тем не менее в большей
мере снискал себе славу <сумасшедшего ученого>.

Писать о четвертом разочаровании - моей встрече с
Фрейдом - еще труднее. Нет, это неправда. Я предвидел,
что это должно быть более трудным, потому что в мой
эксгибиционистский период я имел смутные представле-
ния на этот счет и делал вид, что знаю больше о Фрейде,
чем это было на самом деле. Фактически, за исключением
С. Фриндландера и К. Гольдштейна, мои встречи с такими
знаменитыми людьми, какими были Эйнштейн, Юнг, Ад-
лер, Ян Смит, Марлен Дитрих и Фрейд, были случайными.
Это неожиданное столкновение, в основном не имевшее
другого результата, кроме возможности похвастать и ока-
зать косвенное влияние на слушателей через значимость
собственной персоны - волшебство затмевающего взгля-
да и мнения.

Я провел полдня с Альбертом Эйнштейном: непре-
тенциозность, теплота, несколько ложных политических
прогнозов. Я вскоре утратил самоконтроль, редкое удо-
вольствие для меня в то время. Я все еще люблю ци-
тировать его высказывание в то время: <Две вещи беспре-
дельны - Вселенная я человеческая глупость, но я еще
> не совсем уверен относительно Вселенной>.

Моя встреча с Зигмундом Фрейдом, произошедшая в
\ 1936 году, напротив, была разочарованием номер четыре.
\ Я уже был в Вене ранее. Я приезжал туда в 1927 году
по приглашению Клары Хаппель. Она проводила мой
анализ во Франкфурте около года. Однажды, к моему

47

удивлению, она объявила, что мой анализ закончен. Я
должен был ехать в Вену делать контрольную работу.

Я был рад, но отнесся к этому скептически. Я не
чувствовал завершения, и факт, что это решение совпало
с моментом, когда мои деньги иссякли, не способствовал
нарастанию уверенности.

В этот год я встретил Лору. По-видимому, в универ-
ситете я выглядел перед ней и другими девушками как
бакалавр, достигший брачного возраста. Это было время,
когда еще возможно избежать щупальцев осьминога, пу-
гающего браком. До меня никогда не доходило то, что
Лора должна была <подцепить> меня, где бы я ни был.

Вена - город моих грез - или, скажем, город моих
кошмаров?

Я приехал в Вену без денег: у меня не было сбере-
жений, и я мало зарабатывал. Когда у меня были деньги,
я любил их тратить, а когда я их не имел, я должен
был сводить концы с концами до следующей оплаты.
Клара Хаппель, и мне приятно это сказать, не лечила
меня от моей беспокойной цыганской натуры. Я снял
дешевую меблированную комнату исключительно для то-
го, чтобы покинуть ее как можно быстрее по двум при-
чинам,

Одна, как гласит предание, заключалась в том, что я
обнаружил мертвого таракана в моей постели, факт, ко-
торый не взволновал бы меня сам по себе. Но дюжина
родственников, которые пришли выразить мне сожаление!
Нет, нет, нет!

И затем решение моей хозяйки, которая сказала мне:
- Никаких посетительниц после 10 часов!
- Почему именно 10 часов?

- Ну, до 10 часов что-нибудь может случиться.
После 10 часов что-нибудь обязательно случится!
Против такой аргументации не было доводов.

Я нашел Вену подавленной.

В Берлине у меня было много друзей и развлечений.
Мы, дураки, верили, что сможем построить новый мир
без войн. Во Франкфурте я чувствовал свою принадлеж-
ность - не полную, скорее частичную - к экзистен-

48

циальной гештальт-группе, центр которой был там. Пси-
хоанализ с Хаппель был скорее <надо>, навязчивой идеей,
шим опытом.

В Вене психоанализ был основным для меня. Я был
легко влюблен в прекрасную молодую докторшу по обу-
чению. Она была похожа на всю фрейдовскую клику,
окруженная табу. Выглядело так, как будто все венские
лицемерные католики оккупировали практику <Еврейской
науки>.

Мне трудно описывать этот год в Вене. До этого я
написал последние 15 страниц между семинарами без
усилий. В конце концов, я настолько возбудился от опи-
сания, что оно, казалось, захватило меня. Я увидел, что
несколько раз говорю о центре - я не знаю, буду ли
писать его в английском или немецком написании. Оба
кажутся подходящими. До сих пор последняя неделя
описания, по-видимому, сформировала мой центр, воз-
буждение, смещающееся с творчества с помощью кино-
и магнитоаппаратуры к самовыражению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68