деревянная мебель для ванной комнаты
Кровь обагрила его руки,
просачиваясь меж толстых и извивающихся как угри пальцев. Он безжалостно
выжимал жизни из бьющихся в агонии тел.
Почувствовав тошноту, Спархок закрыл глаза, но не мог заткнуть себе
уши. Вопли становились все отчаянней и неистовей, пока не превратились в
сдавленный визг, едва уловимый ухом.
Затем все стихло, и раздались два глухих удара, когда Азеш отбросил
то, что осталось от ставших неугодными ему прислужников.
Арисса стояла на коленях, и ее безостановочно рвало от
отвратительного зрелища этих бесформенных окровавленных останков ее
любовника и отца ее единственного сына.
А огромный беломраморный истукан содрогнулся, весь пошел трещинами и
с оглушительным шумом и треском огромные куски начали отваливаться от его
каменного тела. Подрагивающие руки затвердели и, отвалившись от туловища,
рухнули на пол, разбившись на мелкие кусочки. Неожиданно огромный камень,
отвалившийся от порочного лица изваяния Божеского, ударил Спархока по
защищенному доспехами плечу, и от столь сильного удара рыцарь чуть не
выронил Беллиом из своей руки. Идол же с ужасным скрипом и скрежетом
переломился примерно посередине, верхняя часть его туловища опрокинулась
назад и со страшным грохотом рухнула на пол, разлетевшись при ударе на
миллионы мелких осколков. От огромной статуи остался лишь обломок,
походивший на покореженный каменный пьедестал, на котором восседал тот
грубый, слепленный из кусков грязи болван, которого Отт впервые узрел две
тысячи лет тому назад.
- Ты не можешь! - раздался не больше чем крысиный писк. - Я - Бог! Ты
- ничтожество! Ты - насекомое! Ты - грязь!
- Возможно, - спокойно проговорил Спархок и даже с некоторой жалостью
взглянул на уродливую грязную фигурку. Опустил меч и твердо сжал Беллиом в
обеих руках. - Голубая Роза! - резко проговорил он. - Я - Спархок
Эленийский! Силой этих колец я повелеваю Голубой Розе: верни этот образ
той земле, из которой он возник! - Он вытянул вперед руки, по-прежнему
сжимая Беллиом в обеих руках. - Ты жаждал Беллиома, Азеш, - сказал он. -
Так получай же его. Получай его со всем, что он тебе несет. - И Беллиом
коснулся маленького безобразного идола. - Голубая Роза подчинится! Теперь
же! - И приговорив это, Спархок весь сжался, ожидая мгновенной смерти.
Храм содрогнулся, и Спархок почувствовал, как на него навалилась
огромная невыносимая тяжесть. Пламя громадных костров медленно увядало,
словно что-то невидимое, стараясь его потушить, давило всей массой на
судорожно подергивающиеся огненные языки.
И воздух сотрясся от оглушительного взрыва, разнесшего шестиугольные
базальтовые блоки купола Храма на многие мили в округе. И со свистом и
стоном взметнулись вверх огненные языки, превращаясь в громадные столбы
чудовищного бриллиантового пламени, колонны, что вознеслись вверх через
проломленный купол, озаряя своим ослепительным светом брюхатые облака,
вынашивающие грозу. Все выше и выше раздавался рев раскаленных колонн,
иссушавших эту облачную массу. Они стремительно вздымались ввысь,
опоясанные сверкающими молниями, вышедшими из чрева выжженных облаков, и,
пронзая тьму, восходили к звездам.
Спархок, неумолимый и безжалостный, по-прежнему прижимал Сапфирную
Розу к уродливому туловищу божка, и тот, подобно смертельно раненому
воину, судорожно схватившего руку своего недруга, который вонзил и
поворачивает теперь меч в его теле, впился своими крошечными цепкими
щупальцами в запястье рыцаря, до крови раздирая кожу. И голос Азеша был не
больше чем писк, тщедушное повизгивание крошечного существа, попавшего в
лапы к смерти. Еще мгновение - и казавшийся прочным безобразный болван
лишился своей силы и рассыпался в пыль.
Громадные столбы взметнувшегося пламени медленно убывали и вскоре
совсем утихли, и сквозь огромную брешь, зиявшую в куполе, вновь повеяло
холодом зимы.
Спархок выпрямился. Он не почувствовал радости одержанной победы. Он
взглянул на Сапфирную Розу, переливающуюся у него в руках. Он мог
чувствовать, как напугана она, и он мог слышать неясное хныканье
Троллей-Богов, заключенных в этих трепещущих лазурных лепестках.
Флейте как-то удалось уже спуститься вниз по террасам, и она плакала
в руках Сефрении.
- Ну, все кончилось, Голубая Роза, - утомленно проговорил Беллиому
Спархок. - Отдыхай теперь. - Он положил драгоценный цветок-гемму обратно в
мешочек и рассеянно замотал проволоку.
Неожиданно до него донеслись звуки стремительного бегства. Принцесса
Арисса с сыном, спотыкаясь, неслись что было сил вниз по ониксовым
террасам к блестящему полу. Испуг их был столь велик, что они летели сломя
голову, казалось, совсем позабыв друг о друге. Личеас был моложе своей
матери, и уже намного ее обогнал. Но это совсем не смущало его, и он несся
стремглав вперед, подпрыгивая, падая, снова поднимаясь на ноги.
Улэф, с каменным лицом, уже поджидал его внизу с топором в руках.
Личеас успел только взвизгнуть, как голова его отделилась от его плеч
и, описав огромную кривую дугу, грохнулась об ониксовый пол, ляпнув при
ударе как спелая дыня.
- Личеас! - в ужасе завопила Арисса, когда обезглавленное тело ее
сына безвольно шлепнулось к ногам Улэфа. Она застыла, с ужасом взирая на
огромного со светлыми волосами, заплетенными в косу, талесийца, который
взбирался к ней по террасам с поднятым окровавленным топором в руке. Улэф
был не из тех, кто останавливается на полпути.
Арисса в отчаянии нащупала у себя на поясе небольшой стеклянный
пузырек, вытащила его и дрожащими руками пыталась вытащить из него
затычку.
Улэф не замедлил свой шаг.
Наконец пузырек был открыт, Арисса запрокинула голову и выпила все
его содержимое. Моментально ее тело напряглось, и из груди ее вырвался
хрип. В страшных корчах рухнула она на пол, лицо ее почернело, и язык
вывалился изо рта.
- Улэф! - крикнула Сефрения все еще взбирающемуся наверх талесийцу. -
Не надо. Этого уже не нужно.
- Яд? - спросил он ее.
Сефрения кивнула.
- Ненавижу яд, - проговорил он, вытирая кровь с лезвия топора своими
большим и указательным пальцами. Покончив с этим, он провел пальцем по
острию. - Боюсь, целая неделя уйдет на то, чтобы как следует наточить его
и привести в порядок, убрав все эти засечки и зазубрины, - мрачно произнес
он и начал спускаться вниз.
Спархок поднял свой меч и тоже спустился вниз по террасам. Неожиданно
на него навалилась усталость. Он подобрал свои латные рукавицы и подошел к
Бериту, в благоговейном трепете глядевшему на него.
- Это был отличный удар, - сказал он юноше, положив руку ему на
плечо. - Благодарю тебя, брат.
Улыбка озарила лицо Берита.
- О, кстати, - добавил Спархок, - тебе бы стоило отыскать топор
Бевьера. Он души в нем не чает.
Берит усмехнулся.
- Хорошо, Спархок.
Спархок оглядел усеянный трупами Храм, затем взглянул наверх, через
проломленный купол, на звезды, мерцающие в холодном зимнем небе,
раскинувшемся высоко над их головами.
- Кьюрик, - рассеянно проговорил он, - который сейчас час? - Он
осекся, и волна невыносимого горя вновь захлестнула его. Взяв себя в руки,
он оглядел своих друзей. - Со всеми все в порядке? - спросил он. Затем он
что-то пробормотал себе под нос и глубоко вздохнул. - Давайте выбираться
отсюда.
Они прошли по сверкающему полу из оникса и взобрались по ступеням
наверх. Окинув прощальным взглядом мрачный полуразрушенный Храм, где
недавно царило зло, они заметили, что все статуи, опоясывающие стену,
разбились на мелкие осколки. Келтэн шагнул вперед, осматривая дорогу.
- Кажется, все солдаты дали деру, - сказал он.
Сефрения сняла чары с входа, и они двинулись дальше.
- Сефрения, - неожиданно раздался голос, едва громче карканья вороны.
- Она еще жива, - укоризненно покачал головой Улэф.
- Это случается, - сказала Сефрения. - Иногда яд действует дольше,
чем обычно.
- Сефрения, помоги мне, Пожалуйста, помоги мне.
Стирикская волшебница обернулась и взглянула на принцессу Ариссу,
едва держащую свою голову, моля о пощаде.
Голос Сефрении прозвучал холоднее самой смерти.
- Нет, принцесса, - ответила она. - Не жди этого от меня. - И
Сефрения вновь присоединилась к Спархоку и остальным, плотным кольцом
окружившим ее.
31
За ночь ветер часто менялся, а сейчас он неизменно дул с запада, неся
с собой снег. Неистовая гроза, которая прошла прошлой ночью, поглотила
весь город, сорвала крыши с одних домов и разрушила другие. Улицы были
покрыты обломками и тонким слоем мокрого снега. Берит нашел и привел их
лошадей, и Спархок с друзьями медленно ехали по разрушенному городу. Им
более не надо было спешить. За ними ехала повозка, которую Келтэн раздобыл
на одной из улиц; Телэн правил лошадьми, а позади него лежал раненый
Бевьер, рядом с которым покоилось завернутое в плащ тело Кьюрика. Сефрения
заверила их, что тление, которое смерть неизбежно несет с собой любому
человеку, не коснется Кьюрика. Сефрения ехала верхом на своей белой
лошадке, прижимаясь щекой к темным густым волосам Флейты. Спархок с
изумлением заметил, что по-прежнему думает о вечно юной Богине как о
Флейте. Да сейчас она совсем и не походила на Богиню. Она прильнула к
Сефрении, лицо ее покрывали слезы, и всякий раз, когда она открывала
глаза, они были полны ужаса и отчаяния.
Солдаты Земоха и несколько оставшихся в живых солдат Азеша спасались
бегством, покинув пустынный город, и траурная пустота окутала его своим
скорбным молчанием. Что-то совершенно странное произошло со столицей Отта.
Храм был почти полностью разрушен, и сильно изуродован дворец, но это было
вполне объяснимым. Казалось невероятным то, что произошло с остальным
городом. Жители еще совсем недавно покинули его, но дома их были разрушены
- но не все сразу, что могло произойти из-за могучей силы взрыва
потрясшего Храм, а небольшими группками по два, по три дома. Это походило
на то, что запустение, пожирающее любой покинутый город, справилось с ним
за считанные часы, вместо веков. Дома осели, печально поскрипывая и
дожидаясь той скорбной минуты, когда тяжестью своей придавят сами себя.
Стены города все искрошились, и даже булыжники, которыми были мощены
улицы, выпирали или осели в провалах, разбитые и покрытые трещинами.
Их безумный отчаянный план увенчался успехом. Но победа досталась им
слишком дорогой ценой. И не было ликования, и радостью не полнились их
глаза. Грусть окружала их, и не только из-за тяжелой утраты.
Бевьер был бледен от сильной потери крови, а лицо его - глубоко
встревожено.
- Все-таки, я до сих пор не могу понять, - признал он.
- Спархок - Анакха, - терпеливо ответила Сефрения. - Это слово
стирикское, оно означает "без судьбы". Все люди подвластны судьбе, тому,
что написано у них на роду, все - кроме Спархока. Он живет вне судьбы. Мы
знали, что он придет, но не знали когда и кто им будет. Он сам вершит свою
судьбу, и существованием своим вселяет ужас в самих Богов.
Они оставили за собой постепенно разрушающийся город в кружащемся
водовороте толстых снежинок, гонимых ветром с запада, но еще долго могли
они слышать шум и грохот обваливающихся домов и зданий. Путь их лежал на
юг, и кони резво торопились по дороге, ведущей в Кораках. Ближе к полудню,
когда снег начал ослабевать, они нашли себе приют на ночь в одной из
безлюдных деревень. Они все очень устали, и мысль о том, чтобы проскакать
еще хотя бы одну милю была для них просто невыносима. Улэф приготовил
поесть, даже не пытаясь прибегнуть к своей обычной уловке, и они разошлись
спать еще задолго до того, как на землю опустились сумерки.
Спархок внезапно проснулся и обнаружил, что сидит верхом на своем
чалом. Они неторопливо ехали вдоль края опустошаемого ветром утеса, у
подножия которого сердитая морская пучина с ревом несла свои волны, в
ярости разбивая их о скалы и превращая в клочья пены. Над головой
угрожающе нависало небо, а с моря дул резкий холодный ветер. Сефрения
ехала на своей белой лошадке впереди всех, с нежностью прижимая к себе
Флейту. Далее следовал Спархок, а за ним все остальные. Закутанные в плащи
и с лицами строгими и непреклонными, казалось, все они были там: Келтэн и
Кьюрик, Тиниен и Улэф, Берит, и Телэн, и Бевьер. Их лошади брели по
петляющей, пострадавшей от непогоды тропе, которая вела вдоль края утеса,
уходящего далеко вверх и вдаль, к самому его мысу, выступавшему над
ревущим морем и походившему на огромный кривой каменный палец, пронзивший
небо. Там, почти на самом краю скалистого мыса, росло кривое суковатое
дерево, раскинувшее свои ветви, неистово терзаемые ветром.
Когда они добрались до одинокого дерева, Сефрения натянула поводья
своей лошадки, и Кьюрик подошел к ней и снял Флейту с седла. Лицо
оруженосца казалось застывшим, и он не вымолвил ни слова Спархоку, когда
проходил мимо него. Спархоку почудилось, что что-то не так - ужасно не
так, - но он никак не мог понять, что же.
- Ну что ж, - проговорила малышка. - Мы здесь, чтобы завершить
начатое нами, и времени у нас не так уж много.
- Что значит завершить? - переспросил ее Бевьер.
- Мое семейство согласилось помочь мне сделать так, чтобы ни люди, ни
Боги не смогли добраться до него. Младшие Боги подарили мне час времени -
и все их могущество - чтобы свершить это. Возможно, вы заметили что-то
необычное - а может, и не заметили. Не думайте и не беспокойтесь об этом,
и прошу, не надоедайте мне со своими бесконечными вопросами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
просачиваясь меж толстых и извивающихся как угри пальцев. Он безжалостно
выжимал жизни из бьющихся в агонии тел.
Почувствовав тошноту, Спархок закрыл глаза, но не мог заткнуть себе
уши. Вопли становились все отчаянней и неистовей, пока не превратились в
сдавленный визг, едва уловимый ухом.
Затем все стихло, и раздались два глухих удара, когда Азеш отбросил
то, что осталось от ставших неугодными ему прислужников.
Арисса стояла на коленях, и ее безостановочно рвало от
отвратительного зрелища этих бесформенных окровавленных останков ее
любовника и отца ее единственного сына.
А огромный беломраморный истукан содрогнулся, весь пошел трещинами и
с оглушительным шумом и треском огромные куски начали отваливаться от его
каменного тела. Подрагивающие руки затвердели и, отвалившись от туловища,
рухнули на пол, разбившись на мелкие кусочки. Неожиданно огромный камень,
отвалившийся от порочного лица изваяния Божеского, ударил Спархока по
защищенному доспехами плечу, и от столь сильного удара рыцарь чуть не
выронил Беллиом из своей руки. Идол же с ужасным скрипом и скрежетом
переломился примерно посередине, верхняя часть его туловища опрокинулась
назад и со страшным грохотом рухнула на пол, разлетевшись при ударе на
миллионы мелких осколков. От огромной статуи остался лишь обломок,
походивший на покореженный каменный пьедестал, на котором восседал тот
грубый, слепленный из кусков грязи болван, которого Отт впервые узрел две
тысячи лет тому назад.
- Ты не можешь! - раздался не больше чем крысиный писк. - Я - Бог! Ты
- ничтожество! Ты - насекомое! Ты - грязь!
- Возможно, - спокойно проговорил Спархок и даже с некоторой жалостью
взглянул на уродливую грязную фигурку. Опустил меч и твердо сжал Беллиом в
обеих руках. - Голубая Роза! - резко проговорил он. - Я - Спархок
Эленийский! Силой этих колец я повелеваю Голубой Розе: верни этот образ
той земле, из которой он возник! - Он вытянул вперед руки, по-прежнему
сжимая Беллиом в обеих руках. - Ты жаждал Беллиома, Азеш, - сказал он. -
Так получай же его. Получай его со всем, что он тебе несет. - И Беллиом
коснулся маленького безобразного идола. - Голубая Роза подчинится! Теперь
же! - И приговорив это, Спархок весь сжался, ожидая мгновенной смерти.
Храм содрогнулся, и Спархок почувствовал, как на него навалилась
огромная невыносимая тяжесть. Пламя громадных костров медленно увядало,
словно что-то невидимое, стараясь его потушить, давило всей массой на
судорожно подергивающиеся огненные языки.
И воздух сотрясся от оглушительного взрыва, разнесшего шестиугольные
базальтовые блоки купола Храма на многие мили в округе. И со свистом и
стоном взметнулись вверх огненные языки, превращаясь в громадные столбы
чудовищного бриллиантового пламени, колонны, что вознеслись вверх через
проломленный купол, озаряя своим ослепительным светом брюхатые облака,
вынашивающие грозу. Все выше и выше раздавался рев раскаленных колонн,
иссушавших эту облачную массу. Они стремительно вздымались ввысь,
опоясанные сверкающими молниями, вышедшими из чрева выжженных облаков, и,
пронзая тьму, восходили к звездам.
Спархок, неумолимый и безжалостный, по-прежнему прижимал Сапфирную
Розу к уродливому туловищу божка, и тот, подобно смертельно раненому
воину, судорожно схватившего руку своего недруга, который вонзил и
поворачивает теперь меч в его теле, впился своими крошечными цепкими
щупальцами в запястье рыцаря, до крови раздирая кожу. И голос Азеша был не
больше чем писк, тщедушное повизгивание крошечного существа, попавшего в
лапы к смерти. Еще мгновение - и казавшийся прочным безобразный болван
лишился своей силы и рассыпался в пыль.
Громадные столбы взметнувшегося пламени медленно убывали и вскоре
совсем утихли, и сквозь огромную брешь, зиявшую в куполе, вновь повеяло
холодом зимы.
Спархок выпрямился. Он не почувствовал радости одержанной победы. Он
взглянул на Сапфирную Розу, переливающуюся у него в руках. Он мог
чувствовать, как напугана она, и он мог слышать неясное хныканье
Троллей-Богов, заключенных в этих трепещущих лазурных лепестках.
Флейте как-то удалось уже спуститься вниз по террасам, и она плакала
в руках Сефрении.
- Ну, все кончилось, Голубая Роза, - утомленно проговорил Беллиому
Спархок. - Отдыхай теперь. - Он положил драгоценный цветок-гемму обратно в
мешочек и рассеянно замотал проволоку.
Неожиданно до него донеслись звуки стремительного бегства. Принцесса
Арисса с сыном, спотыкаясь, неслись что было сил вниз по ониксовым
террасам к блестящему полу. Испуг их был столь велик, что они летели сломя
голову, казалось, совсем позабыв друг о друге. Личеас был моложе своей
матери, и уже намного ее обогнал. Но это совсем не смущало его, и он несся
стремглав вперед, подпрыгивая, падая, снова поднимаясь на ноги.
Улэф, с каменным лицом, уже поджидал его внизу с топором в руках.
Личеас успел только взвизгнуть, как голова его отделилась от его плеч
и, описав огромную кривую дугу, грохнулась об ониксовый пол, ляпнув при
ударе как спелая дыня.
- Личеас! - в ужасе завопила Арисса, когда обезглавленное тело ее
сына безвольно шлепнулось к ногам Улэфа. Она застыла, с ужасом взирая на
огромного со светлыми волосами, заплетенными в косу, талесийца, который
взбирался к ней по террасам с поднятым окровавленным топором в руке. Улэф
был не из тех, кто останавливается на полпути.
Арисса в отчаянии нащупала у себя на поясе небольшой стеклянный
пузырек, вытащила его и дрожащими руками пыталась вытащить из него
затычку.
Улэф не замедлил свой шаг.
Наконец пузырек был открыт, Арисса запрокинула голову и выпила все
его содержимое. Моментально ее тело напряглось, и из груди ее вырвался
хрип. В страшных корчах рухнула она на пол, лицо ее почернело, и язык
вывалился изо рта.
- Улэф! - крикнула Сефрения все еще взбирающемуся наверх талесийцу. -
Не надо. Этого уже не нужно.
- Яд? - спросил он ее.
Сефрения кивнула.
- Ненавижу яд, - проговорил он, вытирая кровь с лезвия топора своими
большим и указательным пальцами. Покончив с этим, он провел пальцем по
острию. - Боюсь, целая неделя уйдет на то, чтобы как следует наточить его
и привести в порядок, убрав все эти засечки и зазубрины, - мрачно произнес
он и начал спускаться вниз.
Спархок поднял свой меч и тоже спустился вниз по террасам. Неожиданно
на него навалилась усталость. Он подобрал свои латные рукавицы и подошел к
Бериту, в благоговейном трепете глядевшему на него.
- Это был отличный удар, - сказал он юноше, положив руку ему на
плечо. - Благодарю тебя, брат.
Улыбка озарила лицо Берита.
- О, кстати, - добавил Спархок, - тебе бы стоило отыскать топор
Бевьера. Он души в нем не чает.
Берит усмехнулся.
- Хорошо, Спархок.
Спархок оглядел усеянный трупами Храм, затем взглянул наверх, через
проломленный купол, на звезды, мерцающие в холодном зимнем небе,
раскинувшемся высоко над их головами.
- Кьюрик, - рассеянно проговорил он, - который сейчас час? - Он
осекся, и волна невыносимого горя вновь захлестнула его. Взяв себя в руки,
он оглядел своих друзей. - Со всеми все в порядке? - спросил он. Затем он
что-то пробормотал себе под нос и глубоко вздохнул. - Давайте выбираться
отсюда.
Они прошли по сверкающему полу из оникса и взобрались по ступеням
наверх. Окинув прощальным взглядом мрачный полуразрушенный Храм, где
недавно царило зло, они заметили, что все статуи, опоясывающие стену,
разбились на мелкие осколки. Келтэн шагнул вперед, осматривая дорогу.
- Кажется, все солдаты дали деру, - сказал он.
Сефрения сняла чары с входа, и они двинулись дальше.
- Сефрения, - неожиданно раздался голос, едва громче карканья вороны.
- Она еще жива, - укоризненно покачал головой Улэф.
- Это случается, - сказала Сефрения. - Иногда яд действует дольше,
чем обычно.
- Сефрения, помоги мне, Пожалуйста, помоги мне.
Стирикская волшебница обернулась и взглянула на принцессу Ариссу,
едва держащую свою голову, моля о пощаде.
Голос Сефрении прозвучал холоднее самой смерти.
- Нет, принцесса, - ответила она. - Не жди этого от меня. - И
Сефрения вновь присоединилась к Спархоку и остальным, плотным кольцом
окружившим ее.
31
За ночь ветер часто менялся, а сейчас он неизменно дул с запада, неся
с собой снег. Неистовая гроза, которая прошла прошлой ночью, поглотила
весь город, сорвала крыши с одних домов и разрушила другие. Улицы были
покрыты обломками и тонким слоем мокрого снега. Берит нашел и привел их
лошадей, и Спархок с друзьями медленно ехали по разрушенному городу. Им
более не надо было спешить. За ними ехала повозка, которую Келтэн раздобыл
на одной из улиц; Телэн правил лошадьми, а позади него лежал раненый
Бевьер, рядом с которым покоилось завернутое в плащ тело Кьюрика. Сефрения
заверила их, что тление, которое смерть неизбежно несет с собой любому
человеку, не коснется Кьюрика. Сефрения ехала верхом на своей белой
лошадке, прижимаясь щекой к темным густым волосам Флейты. Спархок с
изумлением заметил, что по-прежнему думает о вечно юной Богине как о
Флейте. Да сейчас она совсем и не походила на Богиню. Она прильнула к
Сефрении, лицо ее покрывали слезы, и всякий раз, когда она открывала
глаза, они были полны ужаса и отчаяния.
Солдаты Земоха и несколько оставшихся в живых солдат Азеша спасались
бегством, покинув пустынный город, и траурная пустота окутала его своим
скорбным молчанием. Что-то совершенно странное произошло со столицей Отта.
Храм был почти полностью разрушен, и сильно изуродован дворец, но это было
вполне объяснимым. Казалось невероятным то, что произошло с остальным
городом. Жители еще совсем недавно покинули его, но дома их были разрушены
- но не все сразу, что могло произойти из-за могучей силы взрыва
потрясшего Храм, а небольшими группками по два, по три дома. Это походило
на то, что запустение, пожирающее любой покинутый город, справилось с ним
за считанные часы, вместо веков. Дома осели, печально поскрипывая и
дожидаясь той скорбной минуты, когда тяжестью своей придавят сами себя.
Стены города все искрошились, и даже булыжники, которыми были мощены
улицы, выпирали или осели в провалах, разбитые и покрытые трещинами.
Их безумный отчаянный план увенчался успехом. Но победа досталась им
слишком дорогой ценой. И не было ликования, и радостью не полнились их
глаза. Грусть окружала их, и не только из-за тяжелой утраты.
Бевьер был бледен от сильной потери крови, а лицо его - глубоко
встревожено.
- Все-таки, я до сих пор не могу понять, - признал он.
- Спархок - Анакха, - терпеливо ответила Сефрения. - Это слово
стирикское, оно означает "без судьбы". Все люди подвластны судьбе, тому,
что написано у них на роду, все - кроме Спархока. Он живет вне судьбы. Мы
знали, что он придет, но не знали когда и кто им будет. Он сам вершит свою
судьбу, и существованием своим вселяет ужас в самих Богов.
Они оставили за собой постепенно разрушающийся город в кружащемся
водовороте толстых снежинок, гонимых ветром с запада, но еще долго могли
они слышать шум и грохот обваливающихся домов и зданий. Путь их лежал на
юг, и кони резво торопились по дороге, ведущей в Кораках. Ближе к полудню,
когда снег начал ослабевать, они нашли себе приют на ночь в одной из
безлюдных деревень. Они все очень устали, и мысль о том, чтобы проскакать
еще хотя бы одну милю была для них просто невыносима. Улэф приготовил
поесть, даже не пытаясь прибегнуть к своей обычной уловке, и они разошлись
спать еще задолго до того, как на землю опустились сумерки.
Спархок внезапно проснулся и обнаружил, что сидит верхом на своем
чалом. Они неторопливо ехали вдоль края опустошаемого ветром утеса, у
подножия которого сердитая морская пучина с ревом несла свои волны, в
ярости разбивая их о скалы и превращая в клочья пены. Над головой
угрожающе нависало небо, а с моря дул резкий холодный ветер. Сефрения
ехала на своей белой лошадке впереди всех, с нежностью прижимая к себе
Флейту. Далее следовал Спархок, а за ним все остальные. Закутанные в плащи
и с лицами строгими и непреклонными, казалось, все они были там: Келтэн и
Кьюрик, Тиниен и Улэф, Берит, и Телэн, и Бевьер. Их лошади брели по
петляющей, пострадавшей от непогоды тропе, которая вела вдоль края утеса,
уходящего далеко вверх и вдаль, к самому его мысу, выступавшему над
ревущим морем и походившему на огромный кривой каменный палец, пронзивший
небо. Там, почти на самом краю скалистого мыса, росло кривое суковатое
дерево, раскинувшее свои ветви, неистово терзаемые ветром.
Когда они добрались до одинокого дерева, Сефрения натянула поводья
своей лошадки, и Кьюрик подошел к ней и снял Флейту с седла. Лицо
оруженосца казалось застывшим, и он не вымолвил ни слова Спархоку, когда
проходил мимо него. Спархоку почудилось, что что-то не так - ужасно не
так, - но он никак не мог понять, что же.
- Ну что ж, - проговорила малышка. - Мы здесь, чтобы завершить
начатое нами, и времени у нас не так уж много.
- Что значит завершить? - переспросил ее Бевьер.
- Мое семейство согласилось помочь мне сделать так, чтобы ни люди, ни
Боги не смогли добраться до него. Младшие Боги подарили мне час времени -
и все их могущество - чтобы свершить это. Возможно, вы заметили что-то
необычное - а может, и не заметили. Не думайте и не беспокойтесь об этом,
и прошу, не надоедайте мне со своими бесконечными вопросами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78