— Посидим еще, время терпит. Не виделись столько.
— Стук, грохот Томочкиных кастрюлек на кухне — музыка. Шопен! — проговорил Каминский и открыл глаза.— Отпускает помаленьку, проклятая...— И в голосе как будто бы нотки гордости: победил боль. Пусть маленькая, но победа.
— Отлично! А теперь поспите. Завтра зайду, коньячку выпьем,— подмигнул Терехов. Если уж ничем нельзя помочь, отпустили бы человека домой. Вот зашел к нему — и старик приободрился. Может, лучше всяких лекарств — забыть о болезни хоть на время.
Жаль старика. Как бы последним «прости» было это посещение. И, уходя из жизни, не о себе думал. Сказал: «Помиритесь». Вот и решился, послал, как бы по его совету, «белые маркизы».
Виктор снова вернулся несколько встревоженный. Судно под либерийским флагом потеряло управление, просит помощи.
— До него часа три ходу,— уточнил по карте Пал Па-лыч.— Но в такую зыбь не подойдешь и шлюпку не спустишь.
Виктор, обращаясь к капитану, негромко сказал:
— И передатчик у них барахлит. Боюсь, как бы совсем не скис.
Ветер громоздил свинцово-серые горы, раскалывал их черными впадинами. Как спустить в такой океан шлюпки? Беда обычно настигает не в тихие ясные дни. Придется идти на известный риск. Иначе нельзя.
И отдал необходимые распоряжения.
— С аварийной партией пошлем вашего радиста,— сказал Николай Степанович Виктору.
— Лучше бы мне самому.
— Вы считаете, что радист не справится?
— Справится. Он парень толковый, но лентяй. Да и обстановка...
— Пусть привыкает к любой обстановке,— сухо произнес капитан, давая понять, что разговор на эту тему окончен.
Пал Палыч даже поежился от его тона. Да, очень изменился Николай Степанович. Даже характером. Пережил, перестрадал болезнь жены, смерть сына. Угрюмый, подавленный, сидел за столом кают-компании. Мог уйти, забыв съесть второе.
Из аптечки выбрал все снотворное. И хоть бы с одним человеком поделился. Видно, не смог вернуться домой.
Нельзя уходить в море так, как он уходит. Дом — это якорь, как же без него? Да и какое настроение, если все семьи на причале, и только тебя никто не проводил и ждать никто не будет? Наверное, поэтому отводит душу в тревогах и авралах. Иной раз поссоришься дома, потом в море места себе не находишь, а тут человек совсем один.
— Я бы на себя такой ответственности не брал,— сказал Пал Палыч, когда Виктор ушел.
— Капитаном станете — возьмете. Не век же в старпомах ходить.
Пал Палыч нахмурился. Конечно, он давно уже подготовлен к должности капитана. Намекнули даже: по возвращении из рейса поедете принимать судно. Убеждал себя, что готов командовать кораблем. Но в какие-то минуты, находясь рядом с Тереховым, вдруг чувствовал, что называться капитаном еще не значит быть им. И сейчас слова Терехова больно укололи. Разве сам не понимает, какова дистанция между ним и Николаем Степановичем? Столько лет вместе плавают и, казалось бы, попадали в одинаковые переплеты. Очень изменился за эти годы Терехов. Он же, его старший помощник, в себе особых перемен не находит.
Неужели постоянное чувство ответственности так меняет человека? Или способности? Одному легче дастся математика, другому — языки. Николай Степанович — прирожденный моряк. А он, Пал Палыч, всего лишь хочет быть капитаном, почти дошел до этого звания, впереди — черта, к которой приблизился, но пока не переступил ее, и неизвестно, когда переступит. Может, он в тридцать шесть еще не нашел себя. Не знает ни сил своих, ни возможностей. А если эта боязнь за людей, страх перед ответственностью — обычная трусость?
Но он отогнал эту мысль. Просто нет необходимости рисковать людьми.
— В такую зыбь опасно шлюпки спускать, — не очень уверенно Произнес Пал Палыч.
— Опасно,— лаконично подтвердил капитан и бросил взгляд на часы.
— Либерийский флаг. Ни не хуже меня таете: это — прикрытие.
— Все знаю. И то, что не счет, благовидно, когда судовые компании некоторых стран ходят под этим флагом, чтобы не иметь дела со своими национальными профсоюзами.
— Вот именно,— горячо поддержал Пал Палыч.— В Либерии своих кораблей нет, а флот чуть ли не самый большой в мире. И на суда с подставным флагом набирают кого попало. Вот и результаты. С какой стати мы-то должны рисковать?
Николай Степанович обернулся к старшему помощнику, внимательно посмотрел на него и, убедившись, что сказано все это серьезно, сдержанно ответил:
— Люди — всегда люди, под каким бы флагом они ни шли. И в море есть один закон. Вы его знаете.
И все же Пал Палыч не удержался, тихо спросил:
— Значит, вы твердо решили?
— А можно решать твердо, не твердо? — жестко произнес Терехов и еще раз взглянул на часы, висевшие над входом в штурманскую.
Виктор спустился вниз — знал, где искать своего радиста.
Олег только-только расположился за шахматной доской, поджидая партнера. Услышав, что ему надлежит подготовиться к выполнению задания, в сердцах воскликнул:
— Да что за напасть такая! Вторая тревога за день.
— Идем, Олег Илларионович? — ледяным тоном прервал его Виктор, пропуская мимо ушей замечание.
— Кто же в такой шторм шлюпки спускает?! — бурчал радист.
— Бывает, что и без шлюпки — с палубы в море,— не оборачиваясь, бросил Виктор.
— Тоже мне шуточки! Тут акул видимо-невидимо.
— Акул хватает. Только за шлюпку не беспокойтесь — не проглотят.
Как и предполагал капитан, корабль, терпевший бедствие, оказался в шестидесяти милях. Сигналов больше не поступало, очевидно, передатчик вышел из строя.
Ободранное, грязное судно представляло жалкое зрелище, беспомощно подставляя борта зыби и рискуя каждую минуту перевернуться. С палубы смотрели на приближавшийся «Иртыш» моряки, размахивали руками, словно не были уверены, что замечены, что к ним идут на помощь.
«Иртыш», соблюдая дистанцию, развернулся, чтобы прикрыть от ветра вываленную за борт шлюпку. Пенных ветровых гребней не было под защитой корпуса судна, однако море вздувалось крутыми буграми, словно пыталось схватить, изломать нависшую над ним небольшую посудину. В ней с каменным лицом стоял Пал Палыч. Любезнов, соблюдая осторожность, подтравливал тали. Шлюпка все ниже спускалась к яростным свинцовым горбам. Сильный удар в днище. Шлюпка рванулась на талях, но Зимин быстро освободил ее от гаков — не дал опрокинуться. Потом подставил кранцы, а Коваленко прижал борт к штормтрапу, по которому проворно спус-
кались второй механик Костюк и моторист Витенька Не-женец. Витенькой огромного детину звали потому, что имя это как нельзя лучше подходило к безмятежному выражению его лица, к добрым светлым глазам и неизменной улыбке. Еще должен был спуститься радист. Пал Палыч поднял голову. Гитарист застрял, сидя верхом на фальшборте.
— Давай прыгай! — кричал Коваленко.— Прыгай, я подхвачу.
Но Олег не решался отпустить штормтрап. Внизу ревел океан, а шлюпка лишь мгновение находилась под радистом, и он не был уверен, что этого мгновения хватит для прыжка.
— Прыгай, герой! Из-за тебя время теряем. Прыгай, а то утоплю! — яростно вопил Зимин.
Олег прыгнул. Зимин поймал его за шиворот, удержав в вертикальном положений, и шлюпка стала быстро удаляться от «Иртыша», который в эту минуту разворачивался, чтобы прикрыть от ветра вторую шлюпку. Ее должны были спустить с левого борта.
Олег пристроил рацию на банке, крепко привинтил
болтами. Вторая шлюпка уже была на плаву.
— Они минуты за три управились! — закричал Олегу Зимин.— А мы минут пять колбасились! И все из-за тебя, красавец мужчина.
— Прекратить разговоры! — буркнул Пал Палыч. Он тоже досадовал на Олега. Но иг сейчас об этом. Главное— удержать шлюпку. Перевернуть при таком ветре может запросто.
Олег, колдовавший возле рации, наладил связь.
— Виктор Дмитриевич, когда будете покидать корабль, вахтенный журнал не забудьте целлофанчиком обернуть. Здесь не очень комфортабельно,— не мог не съязвить уже успокоившись Олег!
— Оставьте шуточки! — возмутился Виктор.— Сразу же по прибытии на аварийное" судно установите со мной связь.
— Есть! — возрадовался радист и передал УКВ Пал Палычу.
Тот доложил капитану, что у них на первой все в порядке. Голос его звучал спокойно, но только он знал, как давалось это спокойствие.
Впереди предстояло самое трудное: высадить аварийно-спасательную партию на «Китцу».
Между тем вторая шлюпка, легко обойдя их, полетела вперед. На ней старшим Алферов — второй штурман, парень из рыбаков, вел суденышко с шиком.
Холодные брызги обдавали моряков, а иногда и гребень волны обрушивался. Зимин прилагал усилия, чтобы не отстать.
Олег с важным видом поглядывал вокруг. Связь есть, значит, все в порядке. Вот уж когда Виктору Дмитриевичу не к чему придраться. А то, что пришлось несколько подзадержаться, сидя верхом на фальшборте, в конце концов, чепуха—он не матрос, чтобы бегать по реям и лазить по мачтам. Обезьяны с ветки на ветку прыгают, но от этого у них не прибавляется интеллекта. Высота есть высота, и не всякий организм к ней приспособлен. Примерно так собирался объяснить задержку у штормтрапа, если кому вздумается обратить внимание на сие происшествие.
Вообще-то, когда думал о шторме и об этой тревоге, было не по себе, а сейчас в шлюпке — ничего. Только уж больно рьяно зыбь бьет под скулу, как на огромных качелях — то вверх летишь, то проваливаешься в яму.
— Все нормально,— вслух произнес Олег, разыгрывая самого беззаботного из всего экипажа шлюпки. Витенька Неженец неодобрительно покосился на него. Неужели не понимает, что только благодаря навыкам Зимина они так просто подошли к беспомощному судну? Мальчишка, что с него возьмешь!
Вторая шлюпка, управляемая Алферовым, четко сделала поворот и вплотную подошла с подветренной стороны.
— Профессионально — так теперь говорят! — восторженно объявил Олег.
Пал Палыч четко отдавал команды, но чувствовал, что и без них моряки делают необходимое быстро и толково. Успокоился все же тогда, когда аварийно-спасательная партия оказалась на судне.
Пожилой капитан с крупным мясистым носом представил своего чиф-инженера. Пал Палыч представил Костюка.
Оказывается, на «Китце» вышел из строя главный двигатель.
Прилично владея английским языком, капитан, тем не менее, говорил с таким акцентом, что Пал Палыч его с трудом понимал. Помогал чиф-инженер — совсем еще молодой человек с огромными золотисто-карими глазами на тонком, оливкового цвета лице.
Чиф-инженер и капитан направились к машинному отделению.
Оказывается, перейти с валогенератора на движки не успели. Судно осталось без электроэнергии.
— Обесточились,— кивнул Костюк.— Ну, а дизель-генераторы?
Чиф-инженер заговорил так быстро, что ни Пал Палыч, ни Костюк ничего не разобрали.
Капитан, укоризненно покачивая головой, на пальцах пояснил: израсходовали из баллонов весь пусковой воздух и ничего не получилось. Аварийный дизель-генератор запустить не сумели. Последнюю фразу капитан произнес, глядя в упор на чиф-инженера. Тот снова вспыхнул и ответил целой тирадой, в которой улавливались
ругательства.Костюк улыбнулся: было ясно, какого мнения о своих подчиненных чиф-инженер и почему посыпались все эти несчастья.
Капитан остановил его такими же бурными контрреп ликами.
— Ну, что ж, картина, по моему, вполне ясна,—сказал спокойно Котюк, словно не заметив перебранки.— Сделаем вес, что сможем.
— Мама родная! озадаченно воскликнул Витенька в машинном отделении. - Вот это да! Он удивленно оглядывался. Даже при свте керосиновых фонарей было видно, как там все запущен'), грязно. Вахтенные мотористы под стать своей машине — их вид, мягко говоря, жалкий.
— Прекратите,— рассердился Костюк.
Он проникся симпатией к этому молодому чиф-инженеру. Что он мог сделать в таком кавардаке?!
Оба механика отошли в сторону. Капитан двинулся к выходу, а Пал Палыч примостился на каком-то ящике.
- Думаю, что в расходную топливную цистерну по-пала вода,—высказал свое предположение молодой вахтенный.— Сепаратор отказал.
— По небрежности, конечно,—буркнул Витенька. Он был возмущен таким состоянием машины. Разве можно
так обращаться-с механизмами?! Руки бы поотрывать за такое. Действительно!.. Пусть Костюк полюбуется на сей натюрморт! Тогда оценит чистоту и порядок в машинном отделении «Иртыша». Там же — как в лаборатории, как в операционной!
Костюк с чиф-инженером негромко совещались. Витенька отлично понимал, о чем идет речь. Конечно, прежде всего надо откачать из расходной цистерны воду. Но как запустить движок? Воздуха-то нет.
Странные порядки.
На «Иртыше» подобные происшествия вообще-то исключены, но если б произошло такое, то обсуждалось бы и в машинном, и на палубе, и в столовой—все лезли бы с советами, предложениями.
— Фиттинг,— разобрал Витенька знакомое, сказанное Костюком слово.
Чиф-инженер кивнул, потом крикнул что-то мотористу. Костюк позвал на помощь Пал Палыча. Витенька тоже подошел.
— Я никак объяснить не могу,— сказал.— Спросите, есть ли у них углекислота для тушения пожара.
— А вы напишите ему формулу: С02,— посоветовал Пал Палыч.
Инженер радостно воскликнул;
— О-о!
Как же ему, Виктору Неженцу, не пришла в голову такая простая мысль: использовать углекислоту вместо сжатого воздуха! Надо только сделать переход от баллона к пусковому трубопроводу дизель-генератора. Уж это его, Виктора, дело.
Около часа провозились моряки в машинном отделении. И вот наконец, застучал движок, вспыхнул свет. Накачали в баллоны воздух. Вскоре заработал и главный двигатель. Корабль ожил.
Пока Пал Палыч оформлял документы на спасение, чиф-инженер благодарил Костюка, пытаясь объяснить, что ничего подобного бы не случилось, имей он хоть одного такого — и показывал на руки, плечи Неженца — помощника, моториста! Только бы такого!
Витенька слегка краснел и смущенно откашливался. Капитан тоже горячо благодарил, восхищался мужеством советских моряков, растроганно предлагая кофе, коньяк.
И только шлюпки отошли от невысокого борта «Китцы», капитан отправился в ожившую радиорубку благодарить Терехова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51