роман
Часть первая
ВСТРЕЧИ, РАЗЛУКИ
ГЛАВА 1
Бывают же такие удачные дни — и освободилась раньше обычного, и автобус будто ждал ее, чтобы доставить прямо в центр города, и кресло в парикмахерской. оказалось свободным. Значит, вечером она успеет все перегладить, пирогов испечь. А утром... Утром отправится в Николаев встречать Колю,
Медленно, солидно пристанет к причалу «Иртыш». Коля с мостика отыщет ее в толпе женщин, улыбнется, кивнет и снова: «Лево руля! Еще чуть-чуть лево... Подать шпринг!» А, женщины оглянутся на нее, это ей ведь улыбнулся капитан. Оглянутся и осмотрят — костюм, прическу, туфли.
Надо еще зайти к портнихе — платье, наверное, давно готово.
Остановившись у дверей, Елена Ивановна достала ключ... Смешно — дрожат руки, как у девчонки, которая ждет из первого рейса своего любимого. Но что поделаешь, всякий раз перед приходом судна не спишь, нервничаешь— то радуешься скорой встрече, то вдруг закрадывается тревога: здоров ли, все ли в порядке? Ведь ничего не сообщает с моря ни он и никто другой, как не сообщает ему и она, когда болеет. Для него дома всегда все хорошо, всегда все здоровы.
Комната пропиталась дымом. Опять Вася курил. На столе — гора книг. С дивана не потрудился убрать подушки, одеяло. Как нарочно, перед приходом отца устроил такой беспорядок. Хотя знает — времени у нее в обрез, некогда прибирать. Сам же умчался неизвестно куда.
Кажется, звонят.
— Простите, мне... хотелось бы видеть Ярошенко. Елену Ивановну,— запинаясь проговорила высокая худенькая женщина в скромном коричневом платье.
— Я — Елена Ивановна.
Женщина обрадовалась и, словно не веря, что перед ней та, которую искала, повторила свой вопрос:
— Вы товарищ Ярошенко? Депутат?
— Да. Входите, пожалуйста.— Елена Ивановна открыла дверь в комнату. Все то, что нужно сделать по хозяйству, так и останется несделанным, и к портнихе не выбраться.
Объяснить бы женщине — муж приходит из рейса, попросить зайти через несколько дней? Вообще-то... Вообще-то, объяснить можно, но посетительница так обрадовалась...
— Садитесь, пожалуйста. Можно сюда — на диван. Только вот постель унесу. Мой драгоценный отпрыск ушел, так все и бросил,—улыбнулась Елена Ивановна.
От «домашних» слов про постель и драгоценного отпрыска женщина приободрилась и, прижимая к груди толстый, завернутый в газету пакет, села.
— Какие же заботы бас ко мне привели?—вернувшись из спальни, спросила Елена Ивановна и уселась рядом с гостьей.
— Я Вера Ясинева. Медсестра. Работаю в больнице. Но не в этом дело. Я прошу, чтобы вы разобрались.
Елена Ивановна понимающе кивнула. Чувствовалось, что Ясинева, как это иногда бывает с застенчивыми людьми, растерялась и не может перейти к главному.
— Выслушайте меня, пожалуйста. Все хожу без толку. Каждый спешит, всем недосуг...
— Я никуда не тороплюсь,— сказала Елена Ивановна.— Никто нам не помешает, так что успокойтесь и рассказывайте.
— Спасибо! — Ясинева прижала к дрожащим губам платок.
— Ну, право же... Может, воды вам дать? — Елена Ивановна коснулась плеча Ясиневой.— Давайте чайку попьем. Я вмиг приготовлю. Стоит ли по пустякам так нервничать?
— Нет, это не пустяки. Знаете, как обидно, когда приходишь, думаешь — помогут, а тебе ответят: к сожалению, ничего не могу... А вас вот услышала, что так просто сказали, и не сдержалась...
— Сейчас во всем разберемся, только решим, как насчет чая,—-сказала Елена Ивановна, досадуя на себя за то, что подумала: не попросить ли женщину повременить? Услышала бы Ясинева после всех мытарств опять: зайдите завтра...
— Нет, нет, не беспокойтесь. Благодарю вас. Так вот — у меня мама старенькая. У брата живет. А я с детьми, с мужем в одной маленькой комнате...
Ясинева, успокоившись, стала рассказывать, что в их коммунальной квартире должна была освободиться комната, и, рассчитывая на это, она прописала у себя мать. Та, правда, из своей квартиры не выезжала — старенькая да и с зятем они на ножах.
— Комната освободилась, но ее тут же занял сосед. Принес справку: легкие не в порядке. Мы так и остались ни с чем. И вдруг, совсем неожиданно, умирает мой брат. От инфаркта.
— Это случилось там, у мамы?
— Нет, у Инны — его жены. В ее квартире. Из маминой брат не выписывался. Та, Инна, все ждала —старуха умрет, им останется комната. А мама, старенькая, жива. Умер он.
Елена Ивановна сидела молча. Уже поняла, в чем заключается просьба Ясиневой: очевидно, ее матери снова надо прописаться в своей квартире, и сложности в этом
никакой нет. Старушка никуда не выезжала, да и полугода не прошло, как она выписалась.
Когда Ясинева ушла, Елена Ивановна взглянула на часы. Надо просмотреть документы и завтра же выбрать время... Завтра нет. Завтра она будет стоять на причале и смотреть, как швартуется «Иртыш». Это будут самые радостные минуты. Потом, когда разрешат подняться на судно, Коля обнимет, немножко чужой за столько месяцев разлуки, и такой близкий.
Приветик! Это мы! — крикнул Вася, с шумом захлопывая за собой дверь.
Елена Ивановна поднялась, пошла навстречу сыну.
— Вася, как ты можешь...
— Уже снял ботинки! Уже перелетаю через комнату, чтобы не наследить и чтобы к приходу предка даже паркет отражал его мужественный облик.
— Папа приходит в Николаев.
— И ты, конечно, помчишься?
— Помчусь.
— Ну, давай, давай...— Вася поправил перед зеркалом курчавые длинные волосы. Пожалуй, слишком уж длинные.
— Не мешало бы хоть немного укоротить вихры,— заметила Елена Ивановна, выходя за сыном в кухню.
— А зачем? — спросил он, засовывая руку в банку с солеными огурцами.
— Возьми вилку. Взрослый человек...
— Студент,— с напускной значительностью дополнил Вася, откусив сразу пол-огурца.— Эта оранжевая тетя к тебе приходила?
— Почему оранжевая?
— Ну, волосы... И тоже, конечно, с мировой скорбью?
— Перестань! Не представляю, как бы я могла в твои годы так разговаривать с людьми.
— И я не представляю! Ведь ты и папочка — особое поколение. А мы — скептики, циники, лирики и вообще... мелкота!
— Перестань! — оборвала сына Елена Ивановна.
— А что я такого сказал?!
Она промолчала. Объясняться сегодня не хотелось. Собственно, ей никогда не хотелось ссориться с сыном, как бы вызывающе он себя ни держал. Повзрослеет, пройдут эти насмешечки, напускная грубость. Ведь он все тот же, что был прежде. Прибегал со двора шаловливый
мальчишка, как теленок, тыкался влажной головенкой в передник, и она ерошила его русые курчавые волосы. Вырвавшись, он хватал кусок хлеба и опять мчался во двор, где его ждали отважные «летчики» и бравые «артиллеристы». Вася был «танкистом», и по вечерам приходилось выслушивать подробный отчет, как он своим «танком» — старым жестяным корытом — «давил огневые точки противника».
Вероятно, и теперь он кому-то рассказывает — другу Эрасту или какой-нибудь девушке — о своих сегодняшних делах. Взрослые сыновья стесняются делиться своими заботами с матерью. И все же Елена Ивановна спросила:
— Ну, как вы, геологи, мечтаете о лунных камнях?
— Мечтаем па земле поуютней устроиться,— смеясь проговорил Васи и, покончив с котлетами, принялся за борщ.
Мать убрала пустую тарелку, а он все сидел, уставившись в одну точку.
— Может, дать тебе варенья? — спросила, зная, чем можно несколько исправить настроение сына.
— Что же ты к его приезду пирогов не напекла?
— Не успела.
Вася неопределенно хмыкнул и озабоченно наморщил темные тонкие брови. Что-то его не на шутку беспокоило, но Елена Ивановна ни о чем не спрашивала. Все равно не скажет.
Но он сказал:
— Дай мне пятьдесят рублей.
— Зачем тебе... столько? — испуганно спросила.— Ты знаешь, что такие деньги...
— Догадываюсь.Политико-воспитательную работу со мной проводишь.
— Если ты что-либо хочешь купить — пойдем вместе.
— Я ничего не хочу купить. Мне просто нужны деньги. Дашь или не дашь?
Елена Ивановна, сцепив пальцы, смотрела на сына. Давно ли с мальчишечьим простодушным лукавством говорил: «Мамена, давай сядем, надо нам поговорить». Она всегда перед серьезным разговором, сдерживая улыбку, отвечала: «Ладно, как мужчина с мужчиной». С этого начиналось обсуждение покупки, альбома для марок, шахмат или удочки, похода в цирк или на рыбную ловлю. Давно это забыто. Забыто и смешное, только его, такое ласковое обращение: мамена!
— Ну что ж, попрошу у кого-нибудь другого.
Она торопливо прошла в спальню, достала деньги, положила на его конспекты.
— Не хочешь говорить — не надо! Бери, раз нужно. Он сунул деньги в карман.
— Одному кадру долг верну.
— Какому «кадру»?
- Обыкновенному,— и улыбнулся.— Ладно, я пошел. Чао! —Вася прихватил с вешалки куртку.
Обессиленная Елена Ивановна опустилась в кресло. Что все это значит? А если через несколько дней снова потребует денег? Если связался с каким-нибудь проходимцем? Кто его друзья? Только с одним, у которого странное.. имя — Эраст, ей довелось познакомиться. А приятелей у него много.' И приятельниц. Звонят без конца: «Позовите Васю». И начинается разговор вроде вчерашнего: «Ладно-ладно, не возникай». «Возникать» — очевидно, «вмешиваться». «Вчера Темка выступал». «Выступал» — как-то интенсивно проявлял себя.
Набегаешься за день и засыпаешь, едва голова коснется подушки. А у него ключ. Войдет и ляжет на диван. Когда придет? Откуда? Что делать? Что делать? Как переступить непонятную преграду, ставшую между ними? Но он и слушать ничего не желает. Сегодня уже понадобились деньги. А куда девался свитер, чудесный сиреневый свитер, который подарил ему отец? Действительно ли забыл в раздевалке, как утверждает? Пусть бы отец поговорил, приструнил. Коле легче понять характер парня. Легче? Почему легче? Он вошел в их жизнь, когда мальчику было уже десять. И всегда в рейсе, подолгу отсутствует.
Так хорошо начался сегодняшний день, так радовалась она близкой встрече с мужем. И вот отступила куда-то радость.
Да, бумаги. Дочитать бумаги Ясиневой. Она просматривала справки, прислушиваясь, не раздадутся ли на лестнице знакомые шаги. Но сына не было.
Надо отдохнуть перед завтрашней поездкой. Ей ведь не двадцать. Тревоги, заботы, бессонные ночи — все на лице: морщинки, круги под глазами. И что толку, если она дождется Васю. Что от того изменится?
Нет, никак не уснуть. Голова словно распухла.
Елена Ивановна открыла тумбочку и достала таблетку снотворного.
Проснулась от его взгляда. Не сознавая еще, что он здесь,дома, протянула руки, прижалась щекой к щеке мужа и замерла. Замерла, боясь окончательно проснуться: вдруг его не окажется рядом.
— Как всегда, неожиданно переадресовали. И я с тобой.
— Хорошо, что переадресовали. Ты дома... уже дома. В свете ночника его лицо казалось землистым, похудевшим.
—Устал?
— Немного.
Она спохватилась:
— Пойдем, я тебя сейчас накормлю,— Потянулась за халатом.
— Да ведь три часа. Какая еда? Не надо, не вставай.— Николай Степанович сел на постель, сбросил туфли.
— А Вася? Вася, он дома? — Елена Ивановна вдруг вспомнила разговор с сыном и свои тяжелые раздумья.
— Спит. Почему ты спросила?
— Да так... Рано легла.— Она поняла: всего рассказать мужу, не сможет. Если б Вася был ему родным, тогда бы она не колебалась. Да и устал Коля после рейса.
— Как хорошо дома.
От его ласкового голоса, прикосновения крепких рук куда-то отступили тревоги. Все уладится, не может не уладиться.
ГЛАВА 2
Завтракать заканчивали. Николай Степанович, как обычно, о рейсе рассказывал скупо. Ездили на Цейлоне в обезьяний питомник. Живут шимпанзе в старинном полуразрушенном замке, о котором повествуют легенды, будто когда-то принадлежал этот замок великому визирю...
— А ты в душе поэт,— сказал Вася.
Елену Ивановну больно кольнула скрытая издевка в голосе сына. Но Николай Степанович был в отличном
настроении.
— Рейс прошел спокойно,—продолжал.—И в море, и на берегу ни одного тробла.
— Вообще-то, англичане произносят «трабл»,—ввернул Вася.
- Как привыкли, так и говорим,— добродушно отозвался Николай Степанович.— Л вот перед самым приходом сердце прихватило, и у кого бы ты думала?
— Неужели у стармеха?
— Э-э, ист. Дед наш худой, как жердь, но солнцем и метром провяленный. Заболел доктор. И знаешь, кто ему уколы делал? Виктор. Наш радист Витя Ковшов и кок Дзюба.
Воображаю, как вы над доктором издевались,— улыбнулась Елена Ивановна, вспоминая медвежью фигуру пока Дзюбы, его огромные ручищи.
- Зачем издевались? Все по науке. Консилиум собрали.
— Это когда коллеги-врачи совещаются, спрашивая друг друга: будем лечить или пускай живет?
— Нет. Кок наш страшный ворчун и придира, но в медицине — дока. Как что случится, бегут к нему. И доктор только ему и доверился.
— Никогда бы не подумала, что такой румяный, как ваш доктор, бутузик болеет сердцем.
— Вот-вот, беда, когда такие бутузики в тропики попадают.
— Ничего, скоро многих заменят приборы,— сказал Вася.— Два-три человека на «Иртыше» — и весь экипаж. Не будет мотористов, матросов, боцманов. И капитана тоже не будет. Все управление судном — в руках старшего механика.
- Почему старшего механика? Может, капитаны пройдут несколько дополнительных курсов по электронике...
Вася пожал плечами.
— Только какой же это будет капитан? Инженер, оператор или еще как-нибудь... А по существу — опять-таки механик. Вот и конец романтической касте капитанов.
Николай Степанович попросил жену налить еще кофе и, сосредоточенно размешивая ложечкой сахар, возразил:
- Не скоро это случится. Кстати, не думаю, чтобы два-три оператора так уж уютно чувствовали себя один на один с океаном.
— А как же человек на плоту? Один!
— Ну, это уж из другой оперы. А нам каждый день надо возить грузы. Мы не спортсмены, а обычные люди. Да и море есть море.
— Ты, значит, отрицаешь?
— Я ничего не отрицаю. Я просто не столь компетентен
в этой области. Следовательно, и спор наш ни к чему.
Елена Ивановна с облегчением вздохнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51