– Я прилетел всего час назад, – продолжал Карл, – даже не успел зарегистрироваться в гостинице. Так что прошу прощения, если покажусь рассеянным.
Все прекрасно поняли его белиберду.
– Могу я перекинуться с вами словечком? – спросил я.
– Конечно.
Мы вышли в гостиную, и я прикрыл за собой дверь.
– Вы меня чуть не убили, – упрекнул я Карла.
Он поднял бровь.
– Каким образом? Я никуда не отлучался из Фоллз-Черч. Кстати, вы неважно выглядите.
– Я две недели провел в настоящем аду, а последние несколько дней удирал от копов на мотоцикле.
– А как вам Нячанг? Я говорил, что был там три дня на побывке?
– Почему вы в Ханое?
– Меня просили приехать.
– Зачем?
– Чтобы выслушать ваш отчет здесь, а не в Бангкоке.
– С какой стати?
– Они очень волнуются.
– Пусть отчитывается Сьюзан. Она скорее всего работает на ЦРУ.
– Гм... сложилось впечатление, что вы с ней сильно подружились, и у них появилось желание выслушать вас здесь и теперь.
– Иными словами, они хотят знать, на чьей я стороне.
– В том числе.
– Могу я предположить, что вы знаете, в чем дело?
Он заметил кофеварку, налил себе кофе и, в свою очередь, задал вопрос:
– Как вы полагаете, я могу здесь курить? – И, не дожидаясь ответа, зажег сигарету.
– Карл, вы знаете, в чем дело?
Он выдохнул дым и ответил:
– Я первым узнал, в чем дело. Когда письмо Тран Ван Вина попало ко мне на стол, я стал раздумывать, кому поручить расследование. Но чем больше вчитывался в текст, тем сильнее просыпался во мне интерес. И в конце концов я поручил расследование себе. Я изучил армейские досье, личные дела и боевые отчеты подразделения и установил личность убийцы. Как вы и предполагали в Вашингтоне, это было простое занятие – следовало только сузить круг подозреваемых из тех, кто служил в Куангчи в феврале шестьдесят восьмого года. Лейтенант Хайнс из состава военных советников был убит в бою седьмого февраля. Его имя есть на Стене. Потом я наткнулся на капитана Эдварда Блейка и, естественно, понял, что скорее всего обнаружил нечто чрезвычайно важное. Капитан Блейк был командиром Уильяма Хайнса и, я думаю, единственным американским офицером Первой кавалерийской в чине капитана в ближайшем его окружении. Но в этом следовало убедиться. Хотя мы до сих пор не уверены наверняка.
– Я уверен.
– Не упорствуйте. Нельзя обвинить человека в убийстве на основе хрупких косвенных улик.
– Никто его не будет обвинять. Вы его будете шантажировать, но позволите стать президентом США.
Карл осмотрелся в поисках пепельницы и переменил тему:
– А она красива.
– Вы ее не видели в семь утра с похмелья.
– Все равно, вероятно, красива. Мистер Стенли в отчаянии?
– Скорее чувствует облегчение.
– Ах вот как, – улыбнулся Карл и стряхнул пепел в цветочный горшок. – Мне тоже показалось, что эта женщина не из тех, с кем легко справиться. Даже вам.
– Это комплимент?
– Я надеюсь. Так вот, я только что приехал и ничего не знаю, кроме того, что рассказал мне посол.
– А что он вам рассказал?
– Только то, что ему известно. А именно, что рассказал ему Стенли: вы расследовали убийство времен войны. И добились успеха. Это правда?
– Смотря как понимать успех.
– Вы нашли Тран Ван Вина?
– Я его нашел. В деревне Банхин.
– Он сохранил какие-то военные сувениры?
– Сохранил.
– Теперь они у вас?
– Как поживает Синтия?
Карла не смутила резкая перемена темы беседы.
– В порядке и шлет вам свою любовь. Она расстроена, что вы изменили планы относительно Гавайев, но теперь мне понятно почему.
– Не стройте предположений на основании хрупких косвенных улик.
– Никогда этим не занимаюсь. – Карл отпил кофе и снова стряхнул пепел в цветок. – Мистер Стенли поставил в известность посла, что вы нарушили некие правила перемещения по стране и в связи с этим были вызваны на допрос. Это так?
– Так.
– Насколько серьезными были нарушения?
– Я убил двух полицейских и двух солдат.
Карл не был ни шокирован, ни расстроен.
– Надеюсь, у полиции нет доказательств?
– Теперь это не имеет значения.
– Согласен. У меня сложилось впечатление, что посол не особенно рад, что ему придется вас приютить. Но зато он предвкушает компанию мисс Уэбер.
– Могу себе представить почему.
– Нам надо вытащить вас из страны, прежде чем правительство обнаружит, что вы в резиденции, и потребует выдать вас полиции.
– Какое правительство?
– Разумеется, ханойское. У вас развилась мания?
– Нет. Но я уверен, что некоторые люди в Вашингтоне намерены меня убить.
– Если таковые имеются, то они не в Вашингтоне, а здесь. И первый из них – мистер Стенли. Но не по тем причинам, о которых вы думаете.
– Карл, в данный момент я не способен оценить ваше извращенное чувство юмора. И к тому же зол на вас.
– Когда-нибудь еще поблагодарите меня. Я вижу, вы сбросили вес. Плохо питались?
– Послушайте, полковник, я хочу выбраться отсюда самое позднее завтра к вечеру. У меня предотъездный мандраж и отвальная трясучка. Бьет?
– О, мне прекрасно знакомо это чувство. Как вы считаете, мне стоит съездить в Кучи и Хуанлок?
– Почему бы и нет, раз вы здесь? Я хочу, чтобы Сьюзан уехала со мной.
– Это не моя проблема.
– Теперь ваша.
– Я узнаю, что можно предпринять. Это полковник Манг – причина ваших неприятностей?
– У меня много причин неприятностей, но он – самая явная. И хотя бы не скрывает этого.
Карл не обратил внимания на подтекст моих слов.
– Где теперь этот человек?
– В десяти минутах езды отсюда; мы со Сьюзан сегодня вечером провели неприятный час в штаб-квартире гестапо.
– Пол, но если он вас отпустил, значит, вам не о чем особенно тревожиться.
– Это долгая история. Нам не стоит слишком надолго отлучаться из кабинета.
– Почему?
– Карл, взгляните на меня. Присмотритесь как следует. У меня что, слишком глупый вид?
Он подхватил игру и уставился на меня.
– Нисколько. У вас вполне умное лицо. Даже слишком умное.
– Почему вы поручили мне это задание?
– Потому что вы лучший, кто у меня есть.
– Это так. Но я не лучший для этой работы.
– Возможно. Однако у меня пытались отобрать это дело, и я хотел произвести впечатление своим лучшим агентом.
– Кто пытался?
– Не важно.
– Карл, что вам до всего этого?
Он предвидел этот вопрос.
– Только сознание хорошо выполненной трудной работы.
– Вы пригласите отметить ваше повышение?
– Конечно.
Я пристально посмотрел на него.
– Полковник, вы понимаете, что следующим президентом США может стать убийца и вор?
– Подозреваемый в воровстве и убийстве.
– Пока мы подставляли свои задницы под пули, этот тип сидел в своем штабе советников в Цитадели, мухлевал на черном рынке и зарабатывал денежки. А когда все пошло к черту и вокруг него погибали солдаты и морпехи, он нашел время для ограбления и убийства. Вы же читали оригинал письма. Неужели это вас нисколько не шокировало?
Он на секунду задумался.
– Полагаю, мисс Уэбер перевела эту историю со слов Тран Ван Вина?
– Отвечайте на мой вопрос.
И он ответил:
– Прошлое есть прошлое. Мы не можем изменить того, что произошло здесь с нами в то время. Кто-то выполнял свой долг, кто-то нет. Только не надо руководствоваться гневом, как, судя по всему, поступаете вы...
– Да, черт возьми, я злюсь! – Я вспомнил свой совет полковнику Мангу не злиться. Но сам часто не способен руководствоваться своими хорошими советами. – У Стены вы меня спросили, раздражаюсь ли я на тех, кто не служил. И я ответил, что нет, я зол на тех, кто служил нечестно. Помните?
– Помню. Это было первое свидетельство того, что я, вероятно, совершил ошибку, когда выбрал вас для этого задания.
– Должны были понять лет десять назад.
Карл кивнул:
– У меня у самого некоторая раздвоенность чувств по поводу всего этого.
– Для вас непозволительная роскошь, Карл.
Он не ответил.
– Не руководствуйтесь гневом, когда выносите суждения. Мы не знаем, виновен ли в чем-нибудь Эдвард Блейк, и никогда не сможем доказать его вину.
– Решать суду.
– Ни в коем случае. Взгляните на эту проблему иначе – как на открывающуюся возможность... возможность, хотя бы запоздалую, получить выгоду от войны.
– Не могу поверить, что слышу это от вас – Карла Законника, герра Правопорядка Хеллмана. Вы бы засадили собственную матушку, если бы поймали ее на воровстве в военторге.
– У моей матери нет шансов стать президентом США. И ее не окружают могущественные и безжалостные люди.
Я уставился на него.
– Вы не вправе судить о жизни человека по одному эпизоду. Если бы таким образом судили обо мне или о вас, нам бы пришлось за многое ответить. Эдвард Блейк после войны ведет образцовую жизнь. Именно в таком человеке в данный момент нуждается и такого человека хочет наша страна. Какая вам разница, если он станет президентом США?
Я направился к двери кабинета, но Карл схватил меня за руку.
– Не осложняйте мне жизнь. И не осложняйте еще больше свою собственную. Нас миновало множество пуль, и мы заслужили повышение и достойную пенсию. Наши почетные похороны и так не за горами. Нет причин ускорять события.
Я выдернул руку и переступил порог кабинета.
Сьюзан расположилась на стуле, Джон Иган и Билл сидели на кожаном диване, а Марк Гудман повернул кресло от стола и устроился лицом к собравшимся. Я залез задницей на посольский стол. Карл выбрал большое кожаное кресло, в котором сидел до этого.
Кабинет тускло освещали две зеленые лампы. Я слышал, как снаружи убирали с лужайки стулья.
– Решено, чтобы во время нашей встречи председательствовал я, – пояснил мне военный атташе.
Я не возражал.
– Пока вас не было, – продолжал Марк Гудман, – Сьюзан коротко рассказала о вашей поездке из Сайгона в Нячанг, в Хюэ и затем в Дьенбьенфу. О тех проблемах, которые возникли с полицейскими и солдатами, и о стычках с полковником Мангом. Мы подошли к Банхин. – Он посмотрел на меня, затем на Сьюзан. – Благодарю вас за отлично выполненную работу.
Я промолчал.
– Пол, если полковник Хеллман не возражает, может быть, вы проинформируете нас, что произошло в Банхин?
– Пол может свободно обо всем говорить, – подтвердил Карл. – Но хочу вас предупредить, у мистера Бреннера имеются вопросы по поводу его задания и целей нашей встречи.
Все повернули головы ко мне. Мы переглянулись со Сьюзан. Наступил, как говорится, решающий момент. Моя личная жизнь всегда шла наперекосяк, а карьеру отмечали минуты замечательного триумфа, который я всегда умудрялся перечеркивать своей глупой несговорчивостью или дерзостью начальству. И я не понимал, чем теперешний случай отличался от остальных.
– Билл, наверное, вам сказал, – начал я, – что я хожу по тонкому льду и только и мечтаю, как бы прищучить вице-президента.
Все вокруг заерзали, послышалось покашливание. Сьюзан прикрыла ладонью лицо. Я так и не понял: в ужасе она или смеется?
– Давайте проясним ситуацию: Сьюзан Уэбер выполнила задание в отношении Тран Ван Вина и меня. Я был в полном неведении о предмете своей миссии вплоть до того момента, когда обнаружил ротный список американских советников в Куангчи, в котором значились Уильям Хайнс и Эдвард Блейк. Тогда я сказал Сьюзан, что понял, в чем дело, и сознаю необходимость сохранения в тайне полученной информации. Отсюда она заключила, что я на ее стороне, хотя на самом деле...
– Пол, – перебила меня Сьюзан, – память тебя подводит. Ты что, забыл, как взбеленился, когда выяснил, что подозреваемым в деле об убийстве является Эдвард Блейк? Хотел бежать, разоблачать. Я тебе сказала, что ты будешь настоящим дураком, если так поступишь. Мы поспорили, и ты меня убедил. Все очень просто.
В кабинете воцарилось молчание. Ее слова никого не обрадовали и меньше всего Билла, который наверняка за нее поручился. Карла тоже терзали тревожные мысли о его лучшем агенте. Они с полковником Гудманом уже успели проститься с генеральскими звездами. Один Джон Иган оставался невозмутимым, и я окончательно убедился, что он не фэбээровец, которого послали учить вьетнамских копов оороться с наркоторговлей.
Я посмотрел на Сьюзан, которая только что загнала себя в очень нелегкую ситуацию. Она подмигнула мне в ответ.
– Я полицейский, – начал я. – И сейчас постараюсь представить себе, что это совещание в Управлении уголовных расследований сухопутных войск и что вы хотите, чтобы я представил вам доказательства по делу об убийстве. Никаких личных или политических соображений, никакого трепа о национальной безопасности – только закон.
– Пол, – согласился Джон Иган, – вы можете представлять дело в любой удобной вам форме. Действительность от этого не меняется.
– Ваша действительность меняется. И с этим придется считаться. Но это уже ваша проблема.
Все промолчали, и я продолжил:
– Две недели назад со мной связался полковник Хеллман и попросил провести расследование предполагаемого убийства времен войны. Во время инструктажа мне пришло в голову, что дело не только в преступлении тридцатилетней давности. Но тем не менее я согласился выполнить задание, и судя по всему, это было моей первой ошибкой.
Я продолжал повествование, используя язык уголовного следователя. Пропустил наше путешествие из Сайгона в глубинку, но упомянул полковника Манга и случаи на шоссе № 1 и на дороге 214. Про любовь я не стал говорить, потому что я джентльмен, потому что это не относилось к делу и потому что Билл торчал в комнате. Но Марк Гудман и Джон Иган, вероятно, догадались, что мы со Сьюзан были не просто партнерами, и приняли к сведению.
Я перепрыгнул вперед и в общих чертах описал наш последний допрос у Манга, но при этом дал понять, что он до сих пор считает преступления делом рук FULRO.
Затем вернулся к Дьенбьенфу, деревне Банхин и дому Транов и описал все с достаточной точностью, чтобы присутствующие поняли: я буду выглядеть убедительным, если мне придется выступать в комитете конгресса или министерстве юстиции.
Заключил я словами:
– Тран Ван Вин, на мой взгляд, надежный свидетель, на которого можно полагаться. А его письмо в переводе хоть и отредактировано специально для меня полковником Хеллманом и не является оригиналом, тем не менее важный документ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95