Здесь они вновь убеждались, что существуют иные миры, где люди не стреляют и не гибнут от пуль. Там не носят оружия и человек уверен, что доживет до заката, а ночь не таит страхов. В этом мире солнце всходит над Южно-Китайским морем, но освещает на побережье спящих, а не мертвых.
Возвратилась Сьюзан, однако без напитков.
– Официантка принесет, – объяснила она. – Вам повезло: ее зовут Люси.
– Потрясающе.
Во французском окне показалась пожилая женщина с подносом. На вид ей можно было дать около шестидесяти – морщинистое лицо, зубы почернели, точно плоды бетеля. Но на самом деле она была скорее всего моего возраста.
– Пол, это ваша давнишняя приятельница Люси, – представила ее Сьюзан.
Люси хихикнула и поставила поднос на стол. Женщины разговорились и некоторое время болтали по-вьетнамски.
– Она служила здесь горничной еще девочкой, когда гостиница принадлежала французам-плантаторам. Потом сюда приезжали в отпуск американские солдаты. В семьдесят пятом здесь устроили закрытый отель коммунистической партии. А теперь можно снова селиться всем. В шестьдесят восьмом она разносила коктейли и говорит, что помнит похожего на вас американца, который гонялся за ней между столиков и норовил ущипнуть за зад.
Пожилая дама снова хихикнула.
Я сильно подозревал, что последняя часть ее рассказа – выдумка, но, желая сделать приятное, сказал:
– Переведите ей, что она по-прежнему красива – то, что надо. Я и сейчас не прочь ущипнуть ее за попку.
Официантка рассмеялась на «то, что надо» прежде, чем Сьюзан успела перевести. А на «попку» залилась как девчонка. Что-то произнесла, игриво хлопнула меня по плечу и ушла.
– Она назвала вас старым козлом, – улыбнулась Сьюзан. – И поздравила с возвращением.
Я кивнул. Поистине возвращение.
Нячанг, гостиница и эта женщина, казалось, выпали из военных воспоминаний. Но обнаружилось, что ничего не забывается.
Сьюзан пила джин с тоником, а я налил в пластиковую кружку пива «Тигр».
На столе было блюдо с непонятной мешаниной – мне так и не удалось определить ее составляющие. Я поднял кружку.
– Спасибо за помощь и за компанию. – Мы чокнулись.
– Спасибо, что позвали меня с собой, – ответила Сьюзан.
Мы рассмеялись. А потом потягивали каждый свое и смотрели на море. Выпало одно из тех редких мгновений, когда солнце, ветерок и вода были как раз то, что надо, тяготы дневного путешествия позади, пиво холодное, а женщина красива.
– А чем вы здесь занимались, кроме того, что напивались? – спросила Сьюзан.
– Большую часть времени валялись на пляже и жрали. Чтобы сбить напряжение, играли в карты. У многих после джунглей образовались тропические болячки. Так что солнце и вода хорошо на нас действовали.
– А как насчет женщин? – Сьюзан закурила.
– Приставать к работающим в гостинице женщинам нам не разрешалось.
– А выходить из гостиницы разрешалось?
– Да.
– У вас была девушка, когда вас послали во Вьетнам?
– Была. Ее звали Пегги – добрая ирландская католичка-южанка. Сьюзан выпустила дым и посмотрела на море.
– А в семьдесят втором?
– Я был женат. Но брак оказался недолгим и распался, как только я вернулся. А на самом деле – еще до того, как я вернулся.
– А что с тех пор?
– С тех пор я обещал себе две вещи: никогда не возвращаться во Вьетнам и никогда не жениться.
Сьюзан улыбнулась:
– Что показалось вам страшнее: война или брак?
– И в том, и в другом были свои прелести. А как обстояли дела с вами?
– Я никогда не было замужем.
– Неужели?
– Не была. Хотите выслушать историю моих сексуальных связей?
Я хотел начать обед до восьми и поэтому ответил «нет».
Снова подошла официантка, и пока Сьюзан заказывала еще по одной и они болтали, я разглядывал женщину. Да, она могла быть Люси. Но в моем сознании Люси осталась счастливой, смешливой девчушкой, которая шутливо перебранивалась с солдатами. Мы были безнадежно в нее влюблены, но она не продавалась. Всегда ведь хочется того, что не можешь иметь. И Люси стала символом Гранд-приза в «Гранд-отеле». Но если теперешняя старая ворона все же не Люси, я надеялся, что Люси пережила войну, вышла замуж за вьетнамского солдатика и была с ним счастлива.
– О чем вы думаете? – спросила меня Сьюзан.
– Думаю о том, что, когда я был здесь в прошлый раз, вы еще не родились.
– Родилась, но сама на горшок еще не садилась.
Принесли напитки. Мы сидели и смотрели, как темнело небо. Внизу, в кафе под тростниковыми крышами и над лотками с сувенирами, зажигались лампочки. Ветер усилился, стало холоднее, но все равно казалось приятно.
Мы уже пили по третьей, когда Сьюзан спросила:
– Вам не нужно связаться с кем-нибудь из Штатов?
– Я рассчитывал связаться с вами и доложить, что прибыл в Нячанг, если бы вы остались в Сайгоне. Но вы здесь, со мной.
– В гостинице есть факс, – ответила она. – Я сообщила Биллу, что мы приехали и где остановились. Он знает, с кем связаться в консульстве. А тот человек передаст вашим людям. После того как факс отправили, я забрала оригинал и съела. Правильно?
– Отличная работа. А Билл не удивился, получив от вас факс из Нячанга? Или вы просветили его, когда звонили из «Рекса»?
– Тогда я еще не была уверена, что хочу с вами ехать, – ответила она. – А от Билла я еще ничего не получила.
– Если бы я получил от своей девушки факс, что она уехала на море с каким-то типом, то не стал бы трудиться отвечать.
Сьюзан помедлила и сказала:
– Я просила его подтвердить получение. – И добавила: – Если белые путешествуют здесь по стране, они обязательно сообщают своим, где находятся. Мало ли что может случиться. Кроме того, наши отношения – чисто деловые. Ведь правда? Так что ему надо отвечать.
– Или по крайней мере подтвердить получение факса.
– Если честно, я чувствую себя немного виноватой. И поэтому пригласила его сюда.
Такого оборота я никак не ожидал. И мое лицо выдало удивление. Или что-то другое.
– Очень мило, – заметил я, что было абсолютной чепухой.
Сьюзан подняла на меня глаза.
– Еще я написала ему, что между нами все кончено.
Я не знал, что сказать, и молча сидел.
– Он и так это знает, – продолжала она. – Просто не хотелось, чтобы получилось так, как получилось. Но к вам это не имеет никакого отношения, так что не стоит надуваться от важности.
Я попытался что-то произнести, но Сьюзан меня перебила:
– Молчите и слушайте. Я поняла, что ходить в «Ку-бар» забавнее с вами, чем с ним.
– Ничего не скажешь – высокая оценка, – отозвался я, но тут же почувствовал, что ляпнул не к месту: прервал момент ее исповеди. И поспешил добавить: – Извините. Иногда мне становится... как-то неловко.
– Ничего, я закончу. Вы интересный человек. Но не в ладах с жизнью и, наверное, с любовью. Отчасти ваша проблема в том, что вы сами себя не понимаете. – Она подняла глаза. – Посмотрите на меня. – Мы встретились взглядами. – Признайтесь откровенно, что вы почувствовали, когда я заявила, что пригласила сюда Билла?
– Гнусно почувствовал, – ответил я и добавил: – Лицо дрогнуло. Вы заметили?
– Не дрогнуло – макнулось в пиво. Так что мы квиты: мне от вас тоже крепко досталось. Хотя вы могли избавиться от меня, но не пожелали. И вместо этого...
– О'кей, все ясно. Извиняюсь и обещаю быть паинькой. Знайте, мне не только нравится ваше общество, я не только рассчитываю на ваше общество...
– Хорошо, продолжайте.
– Вы мне нравитесь, я скучаю, когда вас нет рядом, и если нам придется расстаться...
– Прекрасно. Вот что я вам скажу: ситуация достаточно пикантная – у вас есть кто-то дома, вы здесь на задании, само место вас возбуждает. Так что пусть эти дни стоят вне остального течения времени. Будем наслаждаться солнцем. И что случится – пусть то и случится. Потом вы поедете в Хюэ, а я в Сайгон. И с Божьей помощью когда-нибудь вернемся домой.
Я кивнул.
Мы взялись за руки и стали наблюдать, как небо из багрового превращалось в черное. Над морем зажигались яркие звезды, и убывающая луна серебрила воду. Мальчишка расставил по столам масляные лампы, и по веранде замелькали всполохи света и тени.
Я заплатил по счету, и мы пересекли газон, шоссе и спустились на пляж, где некогда прогуливался рядовой первого класса Пол Бреннер.
Завернули в уличное кафе, за решетками под пальмами, которое называлось «Кокосовая роща».
Сели за освещенный красной масляной лампой маленький деревянный столик и заказали пиво «Тигр». Здесь ветер чувствовался сильнее, и в пятидесяти метрах я явственнее слышал шум прибоя.
Принесли меню. Текст был на вьетнамском, английском и французском языках, но цены американские.
Как и следовало ожидать в рыбацком городе, большинство блюд готовили из даров моря. Но за десять долларов я мог отведать суп из птичьего гнезда. Он предлагался в дополнение к меню, поскольку гнезда собирали только дважды в год. Мне повезло – я попал сюда в месяц сбора урожая. Гнездо было слеплено из красной травы и воробьиной слюны. Но основная притягательность деликатеса заключалась в том, что он обладал способностью повышать потенцию.
– Я возьму суп из птичьего гнезда, – заявил я.
– Разве вам уже надо? – улыбнулась Сьюзан.
Мы заказали салат из морских фруктов и овощи, которые официант поджаривал на стоящей в углу угольной жаровне.
Вокруг нас сидели в основном убежавшие от зимы европейцы-северяне. Открытый французами, Нячанг некогда назывался Cote d'Azur Лазурный берег (фр.).

Юго-Восточной Азии. И теперь, хотя прошло немало времени, он опять стал таким же.
Мы заказали новые дары моря, и официант начал подшучивать над Сьюзан, как бы она не растолстела. Приятное было местечко – в ночном воздухе ощущалась некая магия.
Мы сидели и трепались о всяких пустяках – так ведут себя люди, которые только что говорили о важных вещах и этот разговор их изрядно сблизил.
От десерта мы отказались и, держа в руках обувь, пошли босиком по пляжу. Был час отлива, и песок покрывали раковины и всякая морская живность. Несколько серфингистов катались на досках, рюкзачники разводили костры, и вдоль берега, взявшись за руки, бродили такие же, как и мы, пары.
Небо совершенно расчистилось, и на нем мерцали Млечный Путь и другие созвездия. Мы шли на юг от центра городка. Полоса пляжа становилась все шире, и вдоль нее стояли недавно построенные гостиницы. Через полмили нам встретился «Моряцкий клуб» – фешенебельное заведение с танцами. Мы вошли, заказали по пиву и танцевали с другими европейцами под ужаснейшие, невероятно громкие мелодии 70-х, которые играл самый плохой на Тихоокеанском побережье, а может, и во всем мире, оркестр. Но это было забавно. Мы разговаривали с другими посетителями и даже менялись партнершами. Мужчины узнавали во мне ветерана, однако, несмотря на это, никто не собирался говорить о войне.
То ли я напился, размяк или непонятно чему радовался, только впервые за долгое время я ощутил себя в согласии с самим собой.
Из «Моряцкого клуба» мы вышли после часу ночи, и пока направлялись обратно в сторону цветных огоньков прибрежных кафе, Сьюзан спросила:
– Это опасно – то, что вы здесь делаете?
– Я должен найти одного человека, допросить, после чего сесть в Ханое на самолет и лететь домой.
– Где этот человек? В Тамки?
– Пока не знаю, – ответил я и переменил тему: – Сьюзан, а вы почему здесь?
Она отняла руку и закурила.
– Ну... это не настолько важно и драматично по сравнению с тем, почему здесь вы. – Она затянулась. – Был такой человек Сэм. Мы в детстве обожали друг друга. Встречались, когда учились в колледже – он был в Дартмуте Дартмутский колледж – весьма влиятельный частный колледж высшей ступени в г. Хановере, штат Нью-Хэмпшир.

. Вместе ходили в школу бизнеса. Вы, должно быть, видели его на фотографии в моем кабинете.
Ага, Красавчик Гарри, подумал я про себя, но ничего не сказал.
– Мы жили с ним вместе в Нью-Йорке... Я сходила по нему с ума, не могла представить без него мира. Мы были помолвлены, собирались жениться, купить дом в Коннектикуте, нарожать детей и наслаждаться вечным счастьем. – Сьюзан помолчала. – Я любила его с детских лет до тех самых пор, когда он возвратился домой и сказал, что у него связь с другой женщиной. Женщиной с работы. Собрал чемоданы и ушел.
– Сочувствую.
– Такое иногда случается. Но я не могла поверить, что это случилось со мной. Не почувствовала приближения неизбежного и сама себе удивлялась. Так и не смогла перенести – оставила работу в Нью-Йорке и на какое-то время приехала в Ленокс. Там все поразевали рты: Сэм Торп был соседским мальчиком, и наша свадьба считалась делом решенным. Отец хотел вскрыть его живьем. – Она рассмеялась.
Мы шли все дальше по берегу.
– Я пыталась все позабыть, но в Леноксе каждая мелочь бередила память. Я постоянно плакала, и окружающие начинали терять терпение. Но я продолжала по нему скучать – не могла взять себя в руки. Поэтому стала подыскивать работу в какой-нибудь заграничной дыре и через шесть месяцев после того, как Сэм от меня ушел, оказалась в Сайгоне.
– А потом вы что-нибудь о нем слышали?
– А как же... Через несколько месяцев после того, как я приехала в Сайгон, он написал мне длиннющее письмо. Говорил, что совершил самую большую в жизни ошибку. Звал вернуться домой и просил выйти за него замуж. Вспоминал все хорошее, что было в юности: школьные танцы, первый поцелуй, домашние вечеринки и все такое. Утверждал, что каждый из нас – часть жизни другого, что мы должны жениться, родить детей и вместе состариться.
– Видимо, на стороне у него не сложилось.
– Скорее всего.
– И что вы ему ответили?
– Ничего не ответила. – Сьюзан тяжело вздохнула. – Сэм разбил мое сердце, и я понимала, что никогда не сумею стать прежней. И чтобы избавить нас обоих от унижений, не ответила на его письмо. Он писал еще несколько раз, а потом прекратил. – Она швырнула окурок в волны. – От общих друзей я узнала, что он женился в Нью-Йорке.
Мы шли по самой кромке воды; прохладный песок и набегающие волны приятно освежали ступни. Я думал о Сьюзан и Сэме и одновременно о Синтии и Поле. В идеальном мире люди будут, как пингвины, спариваться и жить рядом с тем айсбергом, у которого родились сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95