https://wodolei.ru/catalog/mebel/na-zakaz/
Я почувствовал облегчение и начал со всяких мелочей – обманов и ругани, а потом перешел к главному. Он не размазал меня по стене, но был недоволен и спросил имя моей дамы. Я ответил, что это Шейла О'Коннор, которую я тоже хотел отодрать, но так и не собрался. У Шейлы была совершенно дикая репутация, поэтому я не мучился угрызениями совести, когда подставил ее имя вместо Пегги.
В других обстоятельствах священник наверняка заставил бы меня прочитать миллион раз «Богородицу» и «Отче наш», но я успел ему сказать:
– Святой отец, через два дня я еду во Вьетнам.
Он долго молчал, а потом произнес:
– В качестве епитимьи прочитаешь «Богородицу» и «Отче наш». Удачи тебе, сын мой. Благослови тебя Господь. Я буду за тебя молиться.
Довольный, что легко отделался, я пошел к причастию, но посреди молитвы внезапно осознал: заявить, что я еду во Вьетнам, все равно что умолять священника: «Сжальтесь надо мной, святой отец». И у меня по спине пробежал холодок.
Бедняга Пегги целый час провела на коленях, перебирая четки, а я в это время погонял с ребятами в футбол на стадионе школы Святой Бригиты.
Потом мы поклялись, что целый год будем друг другу верны, и я уехал. В то время расстающиеся пары дали, наверное, не меньше миллиона подобных клятв, и не исключено, что кто-то их сдержал.
Перед тем как я уехал, мы с Пегги говорили о женитьбе. Но Пегги так долго блюла свою чистоту, что, когда я обнаружил, какая она горячая, у нас просто не осталось времени получить брачное свидетельство.
Однако мы считали себя неофициально помолвленными, и я надеялся, что она официально не беременна.
Наша история могла бы иметь счастливый конец: мы регулярно писали друг другу, и Пегги жила дома и работала вместе с матерью в маленьком скобяном магазинчике отца. И что еще важнее, она не свихнулась, как в 68-м большая часть страны, и в письмах патриотически поддерживала войну, чего я, впрочем, никоим образом не разделял.
Я вернулся домой непокалеченным и начал с того, чем кончил: с тридцатидневного отпуска – и предвкушал каждое его мгновение.
Но что-то изменилось во время моего отсутствия. Страна переменилась. Друзья либо были в армии, либо учились в колледже, либо не проявляли интереса к возвратившемуся с войны солдату. Даже Южный Бостон – оплот патриотизма рабочего класса – оказался расколотым, как и вся страна.
Но самые большие перемены произошли во мне самом, и во время долгого отпуска я никак не мог прийти в себя и сообразить, что к чему.
К Пегги вернулась ее невинность, и она отказалась заниматься любовью до того, как мы поженимся. И это в то время, когда все остальные затрахивались до обалдения с первым встречным.
Пегги Уолш оставалась такой же симпатичной и милой. Зато Пол Бреннер стал холодным, черствым и злым. Я это знал. И она это тоже знала. И однажды сказала слова, которые я не забыл до сих пор. Она сказала: «Ты стал как все остальные, кто вернулся оттуда». В переводе это означало: «Ты – мертвец. Непонятно, почему ты еще ходишь по земле».
Я ответил, что мне требуется время. И мы решили подождать еще полгода, пока я не уволюсь из армии. Она писала мне в Форт-Хэдли, но я ей не отвечал. И постепенно ее письма прекратились.
Когда срок подошел к концу, я решил остаться в армии еще на три года, которые превратились почти в тридцать. Я ни о чем не сожалею, но часто думаю, как бы сложилась моя судьба, если бы не было войны и если бы я женился на Пегги Уолш.
С Пегги мы больше не виделись. А от друзей я узнал, что она вышла замуж за жившего по соседству парня, который получил футбольную стипендию штата Айова. Там они и обосновались – два бостонских выкормыша – и, надеюсь, прожили хорошую жизнь. Иногда я и теперь о ней вспоминаю. Вот как сейчас, когда возвращаюсь в то место, которое нас разлучило и изменило наши судьбы.
* * *
Со мной так никто и не выходил на связь. Я успел допить кофе и дожевывал второй пакетик арахиса. Часы на стене показывали десять минут девятого. Я подумывал, не сделать ли мне то, что следовало сделать в прошлый раз: послать все к черту и уехать из аэропорта домой.
Но вместо этого сидел и крутил в голове: Вьетнам и Пегги Уолш. Вьетнам и Синтия Санхилл.
Я вынул из сумки распечатку моего вчерашнего электронного послания Синтии и прочитал:
Дорогая Синтия!
Как сообщил тебе Карл, я получил задание в Юго-Восточной Азии. Рассчитываю вернуться через пару-тройку недель. Конечно, могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Если так, я хочу, чтобы ты знала: согласиться на задание – мое решение, и оно не имеет никакого отношения к тебе.
Что же до нас, наши отношения с самого первого дня в Брюсселе были, как говорится, бурными. Судьба, работа и жизнь сговорились, чтобы нас развести и не дать как следует узнать друг друга.
Вот тебе план, как нам воссоединиться, – буквально и фигурально. Во время войны холостые ребята проводили свою неделю увольнения во всяких экзотических местах, где могли немного расслабиться. А женатые ребята и те, у кого были серьезные отношения, приглашали своих дам в Гонолулу. Так вот, давай встретимся через двадцать один день начиная от сегодняшнего в гавайском «Ройял-отеле». И запланируй себе двухнедельную увольнительную на одном из уединенных островов.
Если ты не приедешь, я пойму и буду знать, что ты приняла свое решение. И пожалуйста, не отвечай – просто приезжай или нет.
Любящий тебя Пол.
Что ж, не такая уж сентиментальная мура. Я не пожалел, что отправил письмо. И ошибок нет – редкий случай для электронной почты.
А что утром не было ответа – я об этом упомянул, – так Синтия либо не открывала почту, либо поймала меня на слове, когда я попросил ее не отвечать. Как некогда поймала Пегги Уолш, когда я попросил ее не ездить провожать меня в аэропорт.
Открылась дверь, и в комнату вошел хорошо одетый мужчина примерно моего возраста. Он нес две чашки кофе и пластиковый подарочный магазинный пакет. Мужчина поставил чашки и пакет на стол и протянул руку.
– Привет! Я Дуг Конуэй. Сожалею, что опоздал.
– Я сожалею, что вы вообще здесь.
Дуг Конуэй улыбнулся и сел напротив.
– Этот кофе вам. Черный? Я не ошибся?
– Спасибо. Хотите орешков?
– Я позавтракал. Во-первых, я уполномочен поблагодарить вас за то, что вы согласились выполнить задание.
– Кто это меня благодарит?
– Все. Будьте уверены.
Я пригубил кофе и стал рассматривать своего собеседника. Он выглядел смышленым и говорил уверенно – по крайней мере до сих пор. Темно-синий костюм и синий, приглушенного тона галстук. Он казался прямым, как никто в нашем управлении. И еще: человека из управления я способен почуять за милю. И поэтому я спросил:
– Вы из ФБР?
– Угадали. Этот случай, если удастся что-нибудь разнюхать, – чисто внутреннее дело. Не привлекаются ни ЦРУ, ни военная разведка, ни разведка Госдепа. Только Управление уголовных расследований и ФБР. Случай смахивает на убийство – так что и будем рассматривать его как убийство.
Оказывается, он только выглядел прямым, но прямым не был.
– Наше посольство в Ханое в курсе моего приезда?
– Мы решили ограничить круг посвященных.
– Кем?
– Теми, кому необходимо знать, а таковых практически нет. От посольских и консульских проку как быку от титек. Не я это сказал. К счастью, у нас в посольстве есть парень из ФБР – натаскивает местную полицию по вопросам наркоторговли. Его зовут Джон Иган. Его просветили по поводу вашего приезда. Это ваш человек, если потребуется связаться с посольством США.
– А почему не Джону Игану, а мне поручили искать того парня?
– Он занят – преподает. И еще: у него меньше возможностей ездить, чем у туриста.
– А еще вы не хотите, чтобы светилось официальное лицо. Так? – добавил я.
Мистер Конуэй, естественно, не ответил, а вместо этого спросил:
– Хотите задать предварительные вопросы, прежде чем я начну инструктаж?
– Я уже задал.
– Хорошо. Тогда приступим. Первое: ваша миссия ясная, но не простая. Вам требуется установить местонахождение вьетнамского гражданина Тран Ван Вина, который, возможно, явился свидетелем убийства.
Конуэй продолжал в том же фэбээровском духе, словно речь шла об обычном преступлении, отчет о котором следовало подготовить для Генерального прокурора. А я опять пригубил кофе и открыл последний пакетик с орешками.
Но наконец я прервал поток его официальной болтовни:
– А если я найду Тран Ван Вина, что ему сказать: что он выиграл бесплатный тур в город Вашингтон, округ Колумбия?
– Ну, не знаю... – замялся Конуэй.
– Как с ним поступить, если я обнаружу его живым?
– Мы пока не уверены. Пока что мы работаем над списком возможных подозреваемых и жертв. Если дело удастся, мы передадим вам фотографии, а вы их предъявите Трану и, как в обычном уголовном деле, посмотрите, сумеет ли он идентифицировать подозреваемого преступника или жертву.
– Что ж, я занимался этим тысячи раз. Но мой вьетнамский немного хромает.
– Можете нанять переводчика.
– А почему бы мне не взять с собой магнитофон или видеокамеру?
– Мы думали об этом. Но бывали случаи, что из-за техники возникали проблемы на таможне. Не исключено, что камеру вам передаст сайгонский связной. У вас есть обычный аппарат?
– Разумеется – как меня инструктировали. Я ведь турист. А как насчет международного сотового?
– Та же самая проблема. В их аэропорту сходят с ума по поводу такого рода вещей. И если обнаружат в вашем багаже, могут поднять шум. Есть виза или нет визы, дадут от ворот поворот и вышибут без всяких причин. А вы нужны нам там.
– Понятно.
– Мы можем передать вам сотовый телефон в Сайгоне. Однако учтите: их мобильная связь чрезвычайно примитивна – мертвых зон больше, чем на кладбище.
– А если вы решите, что этот парень нужен вам в Вашингтоне? Что тогда?
– Тогда мы обратимся к вьетнамскому правительству и объясним ситуацию. Они пойдут на сотрудничество.
– Вы так считаете? Но в таком случае им придется объяснить, почему вы сами не желали с ними сотрудничать и шныряли по их маленькой полицейской стране в поисках одного из подданных.
Дуг Конуэй внимательно на меня посмотрел.
– Карл был прав по поводу вас.
– Карл прав по поводу всего на свете. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
Несколько секунд Конуэй помешивал кофе.
– Хорошо, мистер Бреннер, – наконец произнес он, – вот вам ответ на все ваши вопросы: прошлые, настоящие и будущие. Мы вас дурачим. Вы это знаете. Мы это знаем. Вы находите несуразицу и задаете новый вопрос. А мы вас снова дурачим. Вопросы множатся – это утомительно и отнимает кучу времени. Поэтому я скажу вам нечто такое, что на сей раз не лажа. Готовы?
Я кивнул.
– Первое: во всем этом есть нечто большее, чем убийство тридцатилетней давности, но вы об этом догадываетесь. Второе: в ваших лучших интересах не подозревать, в чем тут дело. Третье: это действительно важно для нашей страны. Четвертое: нам нужны именно вы, потому что вы в самом деле хороший специалист, и еще потому, что даже если попадете в передрягу, то вы не работаете на правительство. Влипнув, заявите им, что ничего не знаете, поскольку это и есть правда. Придерживайтесь своей истории: вы совершаете ностальгическое путешествие во Вьетнам. О'кей? Ну как, вы все еще хотите ехать?
– Я никогда не хотел.
– Послушайте, я вас нисколько не виню. Но вы же понимаете, что едете. И я это тоже понимаю. Вам осточертела отставка, в вас живет глубоко укоренившееся чувство долга, и вы любите ходить по краю. Сначала вы были пехотинцем, и вас наградили за отвагу, потом стали военным полицейским, а затем следователем. Вам не суждено сделаться дамским парикмахером. А теперь вы здесь и говорите со мной. Нам обоим ясно, что сегодня утром вы не вернетесь домой.
– Ну что, с психобалаболкой покончено?
– Безусловно. Ваши билеты у меня: «Азиана», рейс до Сеула, а дальше «Вьетнамскими авиалиниями» до Хошимина. Люди нашего поколения знают этот город как Сайгон. Вы зарезервировали номер в отеле «Рекс» – не слабо, но Сайгон дешевый город, и такая гостиница по карману отставному старшему уоррент-офицеру Полу Бреннеру.
Конуэй вынул из пластиковой папки листок.
– Это ваша виза, которую мы получили во вьетнамском посольстве по любезно предоставленной Госдепом заверенной копии вашего паспорта.
Я принял неказистую бумажку с отпечатанным красной краской текстом.
– А это ваш новый паспорт – точная копия старого. Но в нем всего одна печать: разрешение вьетнамского посольства на въезд во Вьетнам. А остальные страницы чистые. Вьетнамцы не доверяют людям, у которых, как у вас, в паспорте много въездных и выездных штампов.
Конуэй подал мне мой новый паспорт, а я отдал ему старый. В новом была та же самая фотография, что и в прежнем, и я не мог не признать, что фэбээровский специалист весьма удачно подделал мою подпись.
– Поразительно, – заметил я, – как быстро вы успели все сделать: достать копию моего паспорта, получить по нему визу во вьетнамском посольстве и организовать все прочее. А со времени, как я узнал о задании, прошло всего двенадцать часов.
– Действительно поразительно, – согласился он и подал мне ручку. – Впишите контакты несчастного случая, как в старом паспорте. Там, кажется, значился ваш адвокат?
– Совершенно верно, – сказал я и, хотя там значился юрист управления, решил не уточнять. Вписал требуемую информацию, отдал ему ручку, а паспорт положил в нагрудный карман.
– Сделайте в Сеуле с паспорта и с визы несколько ксерокопий. Во Вьетнаме везде спрашивают паспорт и визу: в гостинице, в прокатном пункте мотороллеров, иногда даже в полиции. Но чаще всего удовлетворяются ксерокопией.
– А почему бы нам не послать во Вьетнам вместо меня ксерокопию?
Конуэй проигнорировал мое замечание и продолжал:
– Передвижения по Вьетнаму вы организуете сами. В Сайгоне задержитесь на три дня – именно на такой срок зарезервирован номер в отеле «Рекс»: с вечера пятницы – это день вашего прибытия, затем суббота и воскресенье. В понедельник вы оттуда уезжаете. В Сайгоне можете делать все, что вам заблагорассудится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
В других обстоятельствах священник наверняка заставил бы меня прочитать миллион раз «Богородицу» и «Отче наш», но я успел ему сказать:
– Святой отец, через два дня я еду во Вьетнам.
Он долго молчал, а потом произнес:
– В качестве епитимьи прочитаешь «Богородицу» и «Отче наш». Удачи тебе, сын мой. Благослови тебя Господь. Я буду за тебя молиться.
Довольный, что легко отделался, я пошел к причастию, но посреди молитвы внезапно осознал: заявить, что я еду во Вьетнам, все равно что умолять священника: «Сжальтесь надо мной, святой отец». И у меня по спине пробежал холодок.
Бедняга Пегги целый час провела на коленях, перебирая четки, а я в это время погонял с ребятами в футбол на стадионе школы Святой Бригиты.
Потом мы поклялись, что целый год будем друг другу верны, и я уехал. В то время расстающиеся пары дали, наверное, не меньше миллиона подобных клятв, и не исключено, что кто-то их сдержал.
Перед тем как я уехал, мы с Пегги говорили о женитьбе. Но Пегги так долго блюла свою чистоту, что, когда я обнаружил, какая она горячая, у нас просто не осталось времени получить брачное свидетельство.
Однако мы считали себя неофициально помолвленными, и я надеялся, что она официально не беременна.
Наша история могла бы иметь счастливый конец: мы регулярно писали друг другу, и Пегги жила дома и работала вместе с матерью в маленьком скобяном магазинчике отца. И что еще важнее, она не свихнулась, как в 68-м большая часть страны, и в письмах патриотически поддерживала войну, чего я, впрочем, никоим образом не разделял.
Я вернулся домой непокалеченным и начал с того, чем кончил: с тридцатидневного отпуска – и предвкушал каждое его мгновение.
Но что-то изменилось во время моего отсутствия. Страна переменилась. Друзья либо были в армии, либо учились в колледже, либо не проявляли интереса к возвратившемуся с войны солдату. Даже Южный Бостон – оплот патриотизма рабочего класса – оказался расколотым, как и вся страна.
Но самые большие перемены произошли во мне самом, и во время долгого отпуска я никак не мог прийти в себя и сообразить, что к чему.
К Пегги вернулась ее невинность, и она отказалась заниматься любовью до того, как мы поженимся. И это в то время, когда все остальные затрахивались до обалдения с первым встречным.
Пегги Уолш оставалась такой же симпатичной и милой. Зато Пол Бреннер стал холодным, черствым и злым. Я это знал. И она это тоже знала. И однажды сказала слова, которые я не забыл до сих пор. Она сказала: «Ты стал как все остальные, кто вернулся оттуда». В переводе это означало: «Ты – мертвец. Непонятно, почему ты еще ходишь по земле».
Я ответил, что мне требуется время. И мы решили подождать еще полгода, пока я не уволюсь из армии. Она писала мне в Форт-Хэдли, но я ей не отвечал. И постепенно ее письма прекратились.
Когда срок подошел к концу, я решил остаться в армии еще на три года, которые превратились почти в тридцать. Я ни о чем не сожалею, но часто думаю, как бы сложилась моя судьба, если бы не было войны и если бы я женился на Пегги Уолш.
С Пегги мы больше не виделись. А от друзей я узнал, что она вышла замуж за жившего по соседству парня, который получил футбольную стипендию штата Айова. Там они и обосновались – два бостонских выкормыша – и, надеюсь, прожили хорошую жизнь. Иногда я и теперь о ней вспоминаю. Вот как сейчас, когда возвращаюсь в то место, которое нас разлучило и изменило наши судьбы.
* * *
Со мной так никто и не выходил на связь. Я успел допить кофе и дожевывал второй пакетик арахиса. Часы на стене показывали десять минут девятого. Я подумывал, не сделать ли мне то, что следовало сделать в прошлый раз: послать все к черту и уехать из аэропорта домой.
Но вместо этого сидел и крутил в голове: Вьетнам и Пегги Уолш. Вьетнам и Синтия Санхилл.
Я вынул из сумки распечатку моего вчерашнего электронного послания Синтии и прочитал:
Дорогая Синтия!
Как сообщил тебе Карл, я получил задание в Юго-Восточной Азии. Рассчитываю вернуться через пару-тройку недель. Конечно, могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Если так, я хочу, чтобы ты знала: согласиться на задание – мое решение, и оно не имеет никакого отношения к тебе.
Что же до нас, наши отношения с самого первого дня в Брюсселе были, как говорится, бурными. Судьба, работа и жизнь сговорились, чтобы нас развести и не дать как следует узнать друг друга.
Вот тебе план, как нам воссоединиться, – буквально и фигурально. Во время войны холостые ребята проводили свою неделю увольнения во всяких экзотических местах, где могли немного расслабиться. А женатые ребята и те, у кого были серьезные отношения, приглашали своих дам в Гонолулу. Так вот, давай встретимся через двадцать один день начиная от сегодняшнего в гавайском «Ройял-отеле». И запланируй себе двухнедельную увольнительную на одном из уединенных островов.
Если ты не приедешь, я пойму и буду знать, что ты приняла свое решение. И пожалуйста, не отвечай – просто приезжай или нет.
Любящий тебя Пол.
Что ж, не такая уж сентиментальная мура. Я не пожалел, что отправил письмо. И ошибок нет – редкий случай для электронной почты.
А что утром не было ответа – я об этом упомянул, – так Синтия либо не открывала почту, либо поймала меня на слове, когда я попросил ее не отвечать. Как некогда поймала Пегги Уолш, когда я попросил ее не ездить провожать меня в аэропорт.
Открылась дверь, и в комнату вошел хорошо одетый мужчина примерно моего возраста. Он нес две чашки кофе и пластиковый подарочный магазинный пакет. Мужчина поставил чашки и пакет на стол и протянул руку.
– Привет! Я Дуг Конуэй. Сожалею, что опоздал.
– Я сожалею, что вы вообще здесь.
Дуг Конуэй улыбнулся и сел напротив.
– Этот кофе вам. Черный? Я не ошибся?
– Спасибо. Хотите орешков?
– Я позавтракал. Во-первых, я уполномочен поблагодарить вас за то, что вы согласились выполнить задание.
– Кто это меня благодарит?
– Все. Будьте уверены.
Я пригубил кофе и стал рассматривать своего собеседника. Он выглядел смышленым и говорил уверенно – по крайней мере до сих пор. Темно-синий костюм и синий, приглушенного тона галстук. Он казался прямым, как никто в нашем управлении. И еще: человека из управления я способен почуять за милю. И поэтому я спросил:
– Вы из ФБР?
– Угадали. Этот случай, если удастся что-нибудь разнюхать, – чисто внутреннее дело. Не привлекаются ни ЦРУ, ни военная разведка, ни разведка Госдепа. Только Управление уголовных расследований и ФБР. Случай смахивает на убийство – так что и будем рассматривать его как убийство.
Оказывается, он только выглядел прямым, но прямым не был.
– Наше посольство в Ханое в курсе моего приезда?
– Мы решили ограничить круг посвященных.
– Кем?
– Теми, кому необходимо знать, а таковых практически нет. От посольских и консульских проку как быку от титек. Не я это сказал. К счастью, у нас в посольстве есть парень из ФБР – натаскивает местную полицию по вопросам наркоторговли. Его зовут Джон Иган. Его просветили по поводу вашего приезда. Это ваш человек, если потребуется связаться с посольством США.
– А почему не Джону Игану, а мне поручили искать того парня?
– Он занят – преподает. И еще: у него меньше возможностей ездить, чем у туриста.
– А еще вы не хотите, чтобы светилось официальное лицо. Так? – добавил я.
Мистер Конуэй, естественно, не ответил, а вместо этого спросил:
– Хотите задать предварительные вопросы, прежде чем я начну инструктаж?
– Я уже задал.
– Хорошо. Тогда приступим. Первое: ваша миссия ясная, но не простая. Вам требуется установить местонахождение вьетнамского гражданина Тран Ван Вина, который, возможно, явился свидетелем убийства.
Конуэй продолжал в том же фэбээровском духе, словно речь шла об обычном преступлении, отчет о котором следовало подготовить для Генерального прокурора. А я опять пригубил кофе и открыл последний пакетик с орешками.
Но наконец я прервал поток его официальной болтовни:
– А если я найду Тран Ван Вина, что ему сказать: что он выиграл бесплатный тур в город Вашингтон, округ Колумбия?
– Ну, не знаю... – замялся Конуэй.
– Как с ним поступить, если я обнаружу его живым?
– Мы пока не уверены. Пока что мы работаем над списком возможных подозреваемых и жертв. Если дело удастся, мы передадим вам фотографии, а вы их предъявите Трану и, как в обычном уголовном деле, посмотрите, сумеет ли он идентифицировать подозреваемого преступника или жертву.
– Что ж, я занимался этим тысячи раз. Но мой вьетнамский немного хромает.
– Можете нанять переводчика.
– А почему бы мне не взять с собой магнитофон или видеокамеру?
– Мы думали об этом. Но бывали случаи, что из-за техники возникали проблемы на таможне. Не исключено, что камеру вам передаст сайгонский связной. У вас есть обычный аппарат?
– Разумеется – как меня инструктировали. Я ведь турист. А как насчет международного сотового?
– Та же самая проблема. В их аэропорту сходят с ума по поводу такого рода вещей. И если обнаружат в вашем багаже, могут поднять шум. Есть виза или нет визы, дадут от ворот поворот и вышибут без всяких причин. А вы нужны нам там.
– Понятно.
– Мы можем передать вам сотовый телефон в Сайгоне. Однако учтите: их мобильная связь чрезвычайно примитивна – мертвых зон больше, чем на кладбище.
– А если вы решите, что этот парень нужен вам в Вашингтоне? Что тогда?
– Тогда мы обратимся к вьетнамскому правительству и объясним ситуацию. Они пойдут на сотрудничество.
– Вы так считаете? Но в таком случае им придется объяснить, почему вы сами не желали с ними сотрудничать и шныряли по их маленькой полицейской стране в поисках одного из подданных.
Дуг Конуэй внимательно на меня посмотрел.
– Карл был прав по поводу вас.
– Карл прав по поводу всего на свете. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
Несколько секунд Конуэй помешивал кофе.
– Хорошо, мистер Бреннер, – наконец произнес он, – вот вам ответ на все ваши вопросы: прошлые, настоящие и будущие. Мы вас дурачим. Вы это знаете. Мы это знаем. Вы находите несуразицу и задаете новый вопрос. А мы вас снова дурачим. Вопросы множатся – это утомительно и отнимает кучу времени. Поэтому я скажу вам нечто такое, что на сей раз не лажа. Готовы?
Я кивнул.
– Первое: во всем этом есть нечто большее, чем убийство тридцатилетней давности, но вы об этом догадываетесь. Второе: в ваших лучших интересах не подозревать, в чем тут дело. Третье: это действительно важно для нашей страны. Четвертое: нам нужны именно вы, потому что вы в самом деле хороший специалист, и еще потому, что даже если попадете в передрягу, то вы не работаете на правительство. Влипнув, заявите им, что ничего не знаете, поскольку это и есть правда. Придерживайтесь своей истории: вы совершаете ностальгическое путешествие во Вьетнам. О'кей? Ну как, вы все еще хотите ехать?
– Я никогда не хотел.
– Послушайте, я вас нисколько не виню. Но вы же понимаете, что едете. И я это тоже понимаю. Вам осточертела отставка, в вас живет глубоко укоренившееся чувство долга, и вы любите ходить по краю. Сначала вы были пехотинцем, и вас наградили за отвагу, потом стали военным полицейским, а затем следователем. Вам не суждено сделаться дамским парикмахером. А теперь вы здесь и говорите со мной. Нам обоим ясно, что сегодня утром вы не вернетесь домой.
– Ну что, с психобалаболкой покончено?
– Безусловно. Ваши билеты у меня: «Азиана», рейс до Сеула, а дальше «Вьетнамскими авиалиниями» до Хошимина. Люди нашего поколения знают этот город как Сайгон. Вы зарезервировали номер в отеле «Рекс» – не слабо, но Сайгон дешевый город, и такая гостиница по карману отставному старшему уоррент-офицеру Полу Бреннеру.
Конуэй вынул из пластиковой папки листок.
– Это ваша виза, которую мы получили во вьетнамском посольстве по любезно предоставленной Госдепом заверенной копии вашего паспорта.
Я принял неказистую бумажку с отпечатанным красной краской текстом.
– А это ваш новый паспорт – точная копия старого. Но в нем всего одна печать: разрешение вьетнамского посольства на въезд во Вьетнам. А остальные страницы чистые. Вьетнамцы не доверяют людям, у которых, как у вас, в паспорте много въездных и выездных штампов.
Конуэй подал мне мой новый паспорт, а я отдал ему старый. В новом была та же самая фотография, что и в прежнем, и я не мог не признать, что фэбээровский специалист весьма удачно подделал мою подпись.
– Поразительно, – заметил я, – как быстро вы успели все сделать: достать копию моего паспорта, получить по нему визу во вьетнамском посольстве и организовать все прочее. А со времени, как я узнал о задании, прошло всего двенадцать часов.
– Действительно поразительно, – согласился он и подал мне ручку. – Впишите контакты несчастного случая, как в старом паспорте. Там, кажется, значился ваш адвокат?
– Совершенно верно, – сказал я и, хотя там значился юрист управления, решил не уточнять. Вписал требуемую информацию, отдал ему ручку, а паспорт положил в нагрудный карман.
– Сделайте в Сеуле с паспорта и с визы несколько ксерокопий. Во Вьетнаме везде спрашивают паспорт и визу: в гостинице, в прокатном пункте мотороллеров, иногда даже в полиции. Но чаще всего удовлетворяются ксерокопией.
– А почему бы нам не послать во Вьетнам вместо меня ксерокопию?
Конуэй проигнорировал мое замечание и продолжал:
– Передвижения по Вьетнаму вы организуете сами. В Сайгоне задержитесь на три дня – именно на такой срок зарезервирован номер в отеле «Рекс»: с вечера пятницы – это день вашего прибытия, затем суббота и воскресенье. В понедельник вы оттуда уезжаете. В Сайгоне можете делать все, что вам заблагорассудится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95