– Мы ждем автобус на Хюэ. С вас штраф десять долларов.
– Гиблое место.
– Люди здесь очень хорошие, – возразила она. – Меня сейчас так сильно упрашивали остаться на ужин.
– Крестьяне-то хорошие. Чего не скажешь о политиках, солдатах и копах.
– Ты коп и солдат. А ничего.
– Временами, – ответил я. – Полковник Манг хочет тебя выставить вон. Почему бы тебе в самом деле не поехать домой?
– Куда?
– В Ленокс, штат Массачусетс.
– Зачем?
– А почему бы и нет?
– Тогда скажи мне вот что: почему ты не возвращаешься в Бостон, а живешь в Виргинии?
– У меня в Бостоне ничего нет.
– А в Виргинии?
– Тоже ничего.
Сьюзан помолчала и некоторое время разглядывала мерцающий кончик сигареты.
– Давай уедем куда-нибудь вместе, – наконец предложила она.
– Тебе надо бросить курить, – ответил я.
– Ну хоть одну сигаретку после постели.
– Все равно получится полпачки в день.
Она рассмеялась.
– Договорились.
С севера к нам приближались фары большого автомобиля, и я уже различал освещенные окна автобуса. Вышел на пустынную бетонку и принялся махать рукой.
Автобус остановился, дверь открылась, и мы вошли в салон.
– Хюэ, – сказал я водителю.
Он с любопытством покосился на меня и на Сьюзан.
– Один доллар.
Самая выгодная сделка дня. Я дал ему два. Шофер улыбнулся.
Автобус шел полупустым, и мы легко нашли два соседних свободных места. Автомобиль был старым, наверное, еще французским. Лавка – деревянной. Пассажиры с интересом разглядывали нас: видимо, мы не очень подходили под тип завсегдатаев этого рейса.
Автобус ехал на юг и останавливался в каждой самой захудалой деревне. И еще останавливался, если кто-то ему голосовал. Люди входили и выходили. А Сьюзан радовалась, что попала в автобус для курящих, хотя во вьетнамском автобусном парке таких было ровно сто процентов. Она держала меня за руку и смотрела в окно, в черную пустоту ночи.
Между мертвым городом Куангчи и восстановленным Хюэ не было ни одного крупного центра. Но вот местность, насколько можно было видеть из автобуса, стала цивилизованнее – начали попадаться дома, фонари, рисовые посадки, и я решил, что мы покинули провинцию Куангчи и едем по провинции Хюэ.
Я вспомнил Куангчи. Хорошо бы посмотреть мой старый базовый лагерь, район высадки Шарон и французский форт, который получил название района высадки Бетти. Но эти места, где я провел большую часть того года, существовали только в моем воображении и на выцветших фотографиях. Странно испытывать ностальгию и с нежностью вспоминать места боев. Но эти места – лагеря, где мы обитали, прилавки торговцев, бордели, массажные салоны, госпиталь, который мы снабжали едой и лекарствами, буддийская и католическая школы, куда мы отдавали бумагу и шариковые ручки из своего месячного довольствия, церковь, где мы подружились со священником и монахиней, – все это исчезло с лица земли и осталось только в памяти старейших из нас.
Может быть, я слишком долго тянул с возвращением. Может быть, надо было вернуться прежде, чем затянулись видимые и психологические шрамы, прежде чем умерло или состарилось военное поколение. Десять – пятнадцать лет назад я бы увидел здесь нечто иное: больше развалин, больше бедности. Но в то же время больше старого Вьетнама, никаких автобусов «ДМЗ-тура», никакого Замороженного мира, никаких рюкзачников и японских и американских бизнесменов.
Но жизнь продолжается – все становится лучше. Не исключение и провинция Куангчи. Одно поколение уходит, другое рождается.
– Извини, что сломал твою приятную жизнь во Вьетнаме, – проговорил я.
– Она была не такой уж приятной, – ответила Сьюзан. – Мне хотелось чего-нибудь остренького, вот я и получила. Хотелось послушать о войне, ты мне рассказал.
– Все. Больше не буду.
Автобус ехал дальше, а мы сидели и разговаривали.
– На чем же нам завтра ехать? – поинтересовался я.
– На слонах.
– Сколько потребуется?
– Три: один для тебя, один для меня и третий – для моих нарядов.
Я улыбнулся.
– Как ты думаешь, – спросила Сьюзан, – полковник Манг будет за нами следить?
– Постараюсь, чтобы у него ничего не получилось, – ответил я и добавил: – Пистолет с собой не бери.
Она промолчала.
Некоторое время мы думали каждый о своем.
– Я нисколько не расстроена насчет того факса, – проговорила Сьюзан.
– Отлично. Какого факса?
– Того, в котором ты пишешь, что спишь с врагом, и передаешь привет С.
Я промолчал, и Сьюзан больше не говорила об этом.
– Когда полковник Манг вспомнил про аварию полицейской машины, у меня опустилось сердце, – поежилась она.
Я опять не ответил.
– А что, если он отыщет Кама или его хозяина?
– Тогда у нас возникнут большие проблемы, – честно признался я.
– Пол, я боюсь. Давай удерем из страны, пока нас не обвинили в убийстве.
– Отличная идея. Завтра же улетай в Сайгон, а оттуда дальше в Америку.
– А ты?
– Мне надо тут кое-что доделать. Завтра я отправлюсь в глубь страны, и полковник Манг меня не достанет. А в Ханое кое-кому позвоню и попрошу укрыть меня в посольстве. После этого будет зависеть от Вашингтона и Ханоя, как и когда я отправлюсь домой. Надеюсь, Вашингтону это обойдется не меньше чем в миллион иностранной помощи.
– Не смешно.
– Сьюзан, отправляйся домой. Лети в Сайгон и первым самолетом – в США.
– Только с тобой.
– Я не могу.
– Твое вьетнамское везение кончилось.
Я не ответил. Думал о нашей встрече с полковником Мангом в брошенных развалинах Цитадели и вспоминал другого полковника, южновьетнамской армии, который приколол медаль к моей груди, а теперь был, наверное, мертв или подвергся исправлению в лагере. Два очень непохожих случаях, но в одном и том же месте. Хотя, если задуматься, это было не одно и то же место: время и война превратили его из поля ужаса в населенную призраками пустыню. Я готов был поклясться, что чувствовал на своем лице их холодное дыхание.
А автобус тем временем продолжал движение к Хюэ.
– Пол, – оторвалась от своих мыслей Сьюзан, – он меня оскорбил. Он фактически назвал меня проституткой.
– Вот и дала бы ему по морде. Слушай, а что ты такое говорила насчет обысков у себя в квартире?
– Спросила, – ответила после некоторого колебания Сьюзан, – не дрочит ли он, когда шарит в ящике с моим нижним бельем.
– С ума сошла.
– Очень сильно разозлилась.
– Гнев, мисс Уэбер, такая роскошь, которую ты не можешь здесь себе позволить.
– Наверное, не стоило так говорить. Но, заметь, он не стал отрицать.
Я рассмеялся, хотя мне было отнюдь не весело. И полковник Манг придерживался такого же мнения. И не исключено, что именно в этот момент проверял работоспособность электродов в полицейском участке Хюэ.
Через час поездки мы оказались на северной окраине Хюэ и остановились на автобусной станции Анхоа за пределами крепостных стен. Оказалось, что это конечная остановка и нам пора выходить. В гостиницу «Сенчури риверсайд» мы добрались на такси.
Никаких сообщений для нас у портье не было, и я решил, что в Сайгоне и Вашингтоне все убеждены, что я прекрасно справляюсь с заданием. Или мы со Сьюзан им до чертиков надоели. В любом случае отсутствие новостей – уже хорошая новость.
В гостинице мы сначала закатились в бар, а уж потом пошли принимать душ. И тем самым ясно обозначили свои приоритеты.
Мы ничего не ели с утра, но странно, мне ничего не хотелось, кроме виски. И Сьюзан тоже предпочла текучий ужин.
Около десяти мы удалились в мой номер, сели на лоджии с бутылочками пива из мини-бара и стали смотреть на подернутые дымкой реку и город.
– Помнишь, – сказала мне Сьюзан, – я говорила тебе в Сайгоне, что для людей моего поколения Вьетнам – это страна, а не война.
– Помню. И очень меня разозлила.
– Теперь я понимаю почему. Надеюсь, я сумела показать тебе страну, как ты показал мне войну.
– Сумела. И я кое-чему научился.
– Я тоже. А смог ты хоть с чем-нибудь примириться?
– Я пойму это только после того, как немного побуду дома.
С севера по небу катились грозовые облака. Начал накрапывать дождь. Город и реку осветила молния, огненная стрела понеслась к земле, а вслед за этим, словно артиллерийская канонада, послышался раскатистый удар грома.
Дождь захлестывал на лоджию, но мы не уходили и вскоре вымокли и замерзли.
Я легко себе представил, что это снова зима 1968 года. Бушевала новогодняя битва, и на севере уже горел среди орошаемых рисовых полей Куангчи. А мы закапывались в грязь, готовые не пропустить в горы врага, которого преследовали американские и южновьстнамские войска. Операция называлась «Молот и наковальня». Мы были наковальней, а наступающие части – молотом. И зажатые между нами несчастные превращались в фарш для гамбургера.
Я мог видеть той ночью Тран Ван Вина и мог выпустить по нему пулю. Надо будет спросить, как ему удалось спастись из огненного котла в Куангчи.
– Достаточно намок? – спросила Сьюзан.
– Пока нет.
– Ты где сейчас?
– В стрелковой ячейке в окрестностях Куангчи. Тогда тоже шел дождь и так же стреляла артиллерия.
– И как долго тебе необходимо там оставаться?
– Пока не получу приказ оставить позиции.
Сьюзан встала:
– Тогда готовься к любви, а не к войне. Я тебя жду. – Она потрепала меня по мокрым волосам и пошла в комнату.
А я посидел на дожде еще несколько минут, свершил покаяние и тоже отправился в номер.
Сьюзан принимала душ, и я присоединился к ней.
Мы занялись любовью под душем, потом в постели.
За окном грохотал гром, темную комнату освещали вспышки молний. Война не уходила из моего подсознания, и я чувствовал, что у меня на лице выступают капельки холодного пота. Я весь дрожал, тянулся за винтовкой и не мог ее найти. Рассудком я понимал, что ничего этого не было, но тело реагировало так, будто я снова попал на войну. Мне привиделось, что я потерял сознание после взрыва, а теперь очнулся и меня транспортировали в бесшумном вертолете на госпитальное судно «Санкчури» ВМФ США.
Я открыл глаза.
И сел в кровати с таким ощущением, будто у меня из сердца вышло что-то черное и тяжелое.

Глава 37

Я взглянул на цифровые часы на прикроватном столике. Было 4.32 или, как мы говорили в армии, темень-с-получасом. Дождь продолжался, но гроза прекратилась. Я повернулся к Сьюзан, но ее в кровати не было.
Я выбрался из постели, проверил ванную, однако и там было пусто. Вероятно, подумал я, Сьюзан разбудили мои метания и она пошла в гостиную номера прилечь на кушетку. Тоже никого.
Я взял телефонную трубку и набрал номер ее комнаты, а сам заглянул на лоджию. На лоджии Сьюзан не оказалось, и на звонок она не ответила.
Я вернулся в спальню – решил одеться и посмотреть в ее комнате и в саду за отелем. И когда натягивал брюки, услышал, как в гостиной хлопнула дверь. Я вышел из спальни и включил свет. На Сьюзан были джинсы, черный свитер и поверх – черная стеганая куртка. Такой я на ней еще не видел. В руках она держала рюкзак и пластиковый пакет с вещами. Она бросила то и другое на кушетку.
– Куда это ты собралась? – спросил я.
– В глубинку.
– Слоны напоены и накормлены?
– А как же.
– Пистолет остался в саду?
– Да.
– Поклянись.
– Клянусь. В пять тридцать нам необходимо выписаться из гостиницы и кое с кем повидаться.
– С кем и где?
– Ты уже принял душ?
– Нет, – зевнул я. – С какой стати?
– Тогда поспеши. Вот видишь, я ходила в воскресенье по магазинам и купила тебе рюкзак, кожаную куртку и две резиновые плащ-накидки. И еще кое-какую мелочевку в дорогу. Бери с собой поменьше, а старую одежду выброси.
Я подошел к кушетке, посмотрел и сказал:
– А как люди узнают, что я американец, если на мне не будет моего синего пиджака?
– В этом-то все и дело. Смотри. – Она надела стеганую куртку, нацепила на нос темные очки, повязала на шею горский шарф, так что он прикрыл половину лица, а на голову нахлобучила отороченную мехом кожаную шапку с ушами. – Voila.
– Ну и кто ты теперь?
– Горская женщина.
– Из какого племени?
– Я разглядывала их фотографии в газетах и видела передачи по телевизору. Так одеваются в горах и на высокогорье, когда ездят зимой на мотоцикле.
– Серьезно?
– Вполне. И ты знаешь, что они немного крупнее и плотнее вьетнамцев. Так что на расстоянии мы можем сойти за горцев.
– На каком расстоянии? Миль с десяти?
– А еще тут живут американцы – остались с твоих времен. И многие поселились в горах. Они что-то вроде изгоев.
– По ту сторону ДМЗ не будет никаких американцев, – заметил я. – Так далеко меня никогда не забрасывали.
– Хорошо. Не будет американцев, будут горцы, – ответила Сьюзан. – Вопрос в том, чтобы раствориться среди других и не выделяться. Хотя бы на расстоянии.
Я промолчал.
Она вытащила из пакета темно-коричневую кожаную куртку и подала мне.
– Купила самый большой размер, какой смогла найти. Примерь.
Я примерил – и в итоге сумел в нее влезть. Но куртка безбожно жала и едва сходилась на животе.
– В коже ты очень сексапильный, – заметила Сьюзан.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Полагаю, мы отправляемся в путь на мотоцикле?
– Ничего лучшего я придумать не смогла. – Она посмотрела на меня. – А ты?
– Да. Поездку на четырех ведущих колесах с шофером. Я собираюсь обойти частные прокатные фирмочки – «Шустрила-тур». У меня еще есть в запасе несколько дней. Так что я не спешу.
– Зачем тебе вовлекать в это дело еще каких-то людей? – покачала головой Сьюзан. – Полковник Манг непременно займется всеми здешними частными туроператорами. Если уже не занялся.
– Что ж... можно поехать в другой город и нанять машину там. Или подойти к какому-нибудь нгуену с машиной. За три сотни нас любой домчит до Дьенбьенфу.
– Может, и так, – возразила она. – Но мой план лучше: нет необходимости привлекать третьих лиц, и полная свобода передвижений.
До некоторой степени она была права. Перемещение по этой стране всегда оказывалось выбором из нескольких зол.
– Где ты возьмешь мотоцикл? – спросил я.
– Иди принимай душ. Я уложу твои вещи.
Я вернулся в спальню, стянул с себя одежду и, встав в ванной под струю воды, старался вспомнить, в какой момент позволил Сьюзан взять на себя руководство операцией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95