И была еще Синтия, которую Карл заставил убедить Пола Бреннера, что Полу Бреннеру позарез необходимо это задание; что это лучший способ сохранить взаимоотношения. Намерения Синтии были чисты, но если бы она оставалась честной до конца, то не отрицала бы, что у них с Карлом сговор. Упаси меня Боже от женщин, которые только и пекутся о моих интересах.
И была еще Сьюзан – мой маленький пушистый котеночек с огромными клыками. Особенно пугало то, что она по-настоящему любила меня. Такое впечатление, что я привлекаю умных женщин, у которых проблемы с головой. Или если посмотреть на дело иначе, проблемы со мной. Обычно я винил в осложнениях с женщинами своего пострела в штанах, но на этот раз дело было в сердце.
Впереди показался крупный город, судя по карте – Лайчау, но, к сожалению, не Лаокай и даже не близко к нему.
На нас была горская маскировка, чтобы военные не узнали в нас людей с Запада и не остановили ради забавы. Но перед въездом в город мы сняли шарфы, очки и кожаные ушанки и завернули на бензоколонку в центре. Город был похож на Дьенбьенфу, только выглядел менее преуспевающим.
Пока я наливал топливо с помощью ручного насоса, Сьюзан отлучилась в туалет. Интересно, получается быстрее или медленнее, если накачиваешь литрами, а не галлонами?
Я еще не закончил, а она уже вернулась, причем успела смыть синюю краску и с лица, и с рук.
– Давай покачаю, – предложила она. – А ты пока забеги в сортир.
– Качать – мое любимое занятие.
– Тогда давай подержу твое сопло, – улыбнулась она.
Ненормальная, но как хороша в постели!
– Ты на меня сердишься?
– Конечно, нет.
– Ты мне доверяешь?
– Мы уже говорили на эту тему.
– О'кей. Тогда скажи, ты веришь, что я на твоей стороне? Что я, как и ты, считаю, что Эдвард Блейк должен всенародно рассказать, как умер Уильям Хайнс?
– Безусловно. – Я кончил качать и повернулся к ней. – У тебя остался хотя бы донг?
Сьюзан расплатилась с заправщиком, который стоял рядом и пялился то на нас, то на «БМВ». Интересно, почему здешние ребята не крутят насос сами? Все будет по-другому, когда колонки станут принадлежать и управляться американцами. Вот тогда эти сукины дети узнают, кто на самом деле выиграл войну.
Мне захотелось управлять самому, и я первый сел на мотоцикл. Сьюзан подошла ко мне сзади.
– Пол, посмотри на меня, – попросила она.
Я обернулся.
– Я бы не сумела убить того человека. Ты должен мне поверить.
Я заглянул ей в глаза.
– Верю.
– И все-таки от меня свалил, – улыбнулась она.
Я тоже улыбнулся.
– Это не шутка.
– Извини, я неудачно шучу, когда волнуюсь.
– Садись, поехали.
Она села на заднее сиденье и обхватила меня руками. Я включил мотор, и мы поехали дальше по шоссе № 12, которое теперь все время шло на подъем.
Сьюзан, как обычно, хотела есть, и нам пришлось устроить пикник рядом с отвратительно воняющим рисовым полем. Бананы, рисовые лепешки и литр воды – вот и весь рацион. Последний раз мне повезло с протеином вчера вечером, когда я потреблял дикобраза. Она закурила послеобеденную сигарету и повернулась ко мне.
– Хочешь знать, почему выбрали именно тебя? Во-первых, хотели, чтобы был ветеран. Между солдатами существует определенная связь, даже если они воевали друг против друга. Я сразу заметила эту связь между тобой и Вином.
Я немного подумал и возразил:
– Я что-то не ощущаю никакой связи с полковником Мангом.
– И тем не менее она есть.
Я пропустил ее слова мимо ушей.
– Выходит, меня выбрал компьютер: привлекательный мужчина, владение двумя языками – французским и вьетнамским, глубокое знание страны, любит местные блюда, понимает психологию людей.
– Добавь: хорош в постели, – улыбнулась она.
– И все-таки они просчитались.
– Кто знает. Может быть, и нет.
Я не стал спорить, и мы поехали дальше.
Примерно через шестьдесят километров и два часа от Лайчау мы подъехали к развилке. Указатель сообщал, что налево в десяти километрах лаосская граница, а направо в шестидесяти семи километрах Лаокай. Я повернул направо: решил, что в эту поездку не хочу посещать Лаос и уж точно не хочу снова нарываться на пограничников или военных.
И все-таки нарвался: в зеркале заднего вида увидел, что за моей спиной поднимает клубы пыли армейский джип.
– Солдаты, – бросил я Сьюзан.
Она не стала оборачиваться – наклонилась вперед и увидела машину в зеркале.
– По этой грязной колее ты легко от него уйдешь.
Она была права: колеса автомобилей выбили рытвины в колее, а я ехал по гребню, который был глаже. Я повернул ручку газа и, прибавив скорость до шестидесяти километров в час, заметил, что облако пыли стало отставать.
– Я же говорила, что мотоцикл лучше, чем машина! – крикнула мне в ухо Сьюзан.
Многое в этом путешествии было продумано заранее, хотя сначала казалось случайным и легкомысленным. Я ошибался, недооценив своих приятелей из Вашингтона: ведь понимал же – они не такие простаки, какими хотели казаться, и все давно просчитали.
Этот участок дороги был абсолютно безлюдным и носил на карте обозначение 4D, что не иначе означало «Пустыня». Похолодало и стемнело. Я взял Сьюзан за руку и посмотрел на ее часы – семь. Солнце в этих широтах заходит очень быстро. Я это выяснил еще в 1968 году. Можно внезапно оказаться в темноте.
Дорога 4D полезла в горы – я увидел маячившие впереди вершины. В довершение ко всему от земли стал подниматься туман. Значит, до Лаокая добраться не удастся.
Я снова начал высматривать место, где можно остановиться на ночлег. Изо рта показался пар, и я догадался, что температура приблизилась к точке замерзания. Только я собрался тормознуть на небольшом лоскутке земли у горной речушки, как в глаза бросился указатель: «Шапа» – и на английском: «Живописные красоты. Отличные отели». Я остановился и уставился на указатель. Может быть, это шутка какого-нибудь рюкзачника?
– Правда или нет? – спросил я у Сьюзан.
– Здесь есть горная станция – старый французский курорт Шапа. Кое-кто из нашего ханойского отделения сюда наезжает. Давай-ка посмотрим карту.
В сумеречном свете мы склонили над картой головы. Да, на ней стояла точка и рядом название Шапа, но не было никаких признаков, что это нечто иное, а не очередная деревня – три человека и две курицы. Отметка высоты показывала 1800 метров над уровнем моря. Теперь понятно, почему я видел дыхание, зато не чувствовал носа.
– От Шапа до Лаокая еще тридцать километров. Надо останавливаться в Шапа, – заметил я и припустил по круто уходящей на подъем дороге.
Туман сгустился, но фары я не включал и по-прежнему ехал посередине колеи. Через пятнадцать минут впереди забрезжило марево света, и вскоре мы оказались в Шапа.
Он оказался приятным маленьким местечком. В темноте мне даже почудилось, что я во французской альпийской деревне.
Мы немного покружили: зимой городок казался вымершим. Здесь было много маленьких гостиниц и пансионов, но любой администратор немедленно сообщит о нашем прибытии в иммиграционную полицию.
Большинство из немногих прохожих были горцами. Я заметил впереди вьетнамца на мотороллере и повернулся к Сьюзан:
– Спроси этого парня, какой отель самый лучший в городе.
Я прибавил газу и поравнялся с ним. Сьюзан задала вопрос, он что-то ответил.
– Разворачивайся, – сказала она мне.
Я развернулся на тихой городской улице, и Сьюзан мне показала, как выехать на ведущую за город дорогу. И вот в ее конце, словно в сказке, возник огромный современный отель «Виктория Шапа».
Мы отдали мотоцикл швейцару, взяли рюкзаки и вошли в шикарный вестибюль.
– Для моего героя только самое лучшее, – проговорила Сьюзан. – Воспользуйся своей карточкой «Американ экспресс». Боюсь, что меня больше не субсидируют.
– Давай сначала выпьем. – Я взял ее за руку и повел в бар с видом на туманные горы. Мы положили рюкзаки на пол и сели за коктейльный столик. Официантка приняла заказ на две бутылки пива. Я обвел глазами зал – кроме нас, там было еще с десяток европейцев. Значит, мы не очень выделялись. Вот поэтому я и хотел остановиться в лучшем здешнем отеле.
– У меня такое впечатление, что ты не собираешься здесь регистрироваться, – сказала Сьюзан.
– Не собираюсь, – ответил я и объяснил: – Сейчас полковник Манг располагает информацией, что мы проживали в мотеле в Дьенбьенфу. Таким образом, он предполагает, что мы где-то в северо-западном Вьетнаме. Но я не представляю, что он собирается предпринять. И в любом случае мне не хотелось бы, чтобы к нам за столик подсели местные мордовороты. Так что мы двинем дальше.
– Согласна, – кивнула Сьюзан. – Нам ни к чему светиться в гостинице или пансионе. Но может быть, стоит найти какое-нибудь место, чтобы переночевать, – вроде церкви или парка, который мы проезжали. До Лаокая не меньше двух часов опасной дороги – в туман, через горы. Если за нами увяжется джип, мы из-за рокота мотоцикла не услышим его и не успеем оторваться. А если попадется навстречу – еще вопрос, как с ним разъехаться. – Она посмотрела на меня. – И ты выбросил мой пистолет.
– Ты ведь сказала, что у тебя есть еще.
Сьюзан улыбнулась.
– Я принимаю чисто солдатское решение: ретироваться и бежать под покровом темноты. Мы поедем дальше.
Она не ответила.
Нам принесли пиво, и Сьюзан предложила тост:
– За три самых худших дня, которые я провела во Вьетнаме с самым лучшим мужчиной, которого только встречала.
Мы чокнулись.
– Ты же хотела небольшое приключение.
– Но еще я хотела горячий душ и мягкую постель, не говоря уж о хорошем обеде.
– В тюрьме ты ничего этого не получишь. – Я посмотрел на нее и добавил: – Мы зашли слишком далеко, чтобы теперь наделать ошибок.
– Знаю. Ты мастер сматываться отсюда, когда до вылета остается всего несколько часов.
– Проделывал дважды.
Сьюзан подозвала официантку и на французском языке дала ей понять, что мы хотели бы что-нибудь поесть. А потом улыбнулась мне:
– Надо приехать сюда летом.
– Пришли мне открытку.
Она задумчиво потягивала пиво и обводила глазами столики.
– Здесь наверняка есть факс. Можно попросить кого-нибудь отправить за нас сообщение. Пусть хотя бы знают, что нам удалось.
– До тех пор пока мы не явимся с докладом в Ханой, им ровным счетом наплевать, что нам удалось.
– Ну... мы можем доложить, что встретились с Тран Ван Вином и он отдал нам какие-то сувениры.
– Сьюзан, чем меньше знают в Сайгоне, Вашингтоне и американском посольстве в Ханое, тем лучше. С тех пор как они две недели с твоей помощью кормили меня всяческой чушью, я им нисколько не верю.
Официантка принесла вазочку орехов и две тарелки каких-то кусочков на вертеле под соусом с запахом орехов.
– Что это за мясо? – спросил я.
– Не налегай особенно – нам предстоит долгая дорога. – Она встала. – Пойду в вестибюль, посмотрю, нет ли там брошюр для туристов. Скоро вернусь.
А я остался в компании пива и таинственного мяса. Ревнивцы не любят, когда их женщины исчезают с глаз. Я человек не ревнивый, но по опыту знаю: Сьюзан лучше держать на виду.
Она возвратилась через несколько минут с несколькими брошюрами. И пролистала одну из них.
– Здесь есть маленькая карта Шапа и вот дорога на Лаокай. Хочешь, прочитаю о ней?
– Конечно.
– Так вот... вокруг нас горы Хоангльеншон – французы называли их Тонкинскими Альпами... здесь сохранилось много диких животных... горные козлы, обезьяны...
– Ненавижу обезьян.
– Зимой очень холодно... если вы пускаетесь в путь, надо запастись специальными покрышками и дровяными обогревателями, потому что дальше нет никаких приютов.
– Сьюзан, нам осталось всего тридцать пять километров. Это расстояние я могу проехать в исподнем. По дороге есть еще деревни?
По-моему, нет... здесь не сказано. Но в горах обитает племя редзао. Очень застенчивые люди и не любят пришельцев.
– Отлично.
– Так... через двенадцать километров перевал Диндьео – самый высокогорный во Вьетнаме – две с половиной тысячи метров. По эту сторону погода холодная, сырая и туманная. По другую сторону должно быть солнечно.
– Даже по ночам?
– Пол, заткнись. Дальше... На перевале дуют сильные ветры. Но уже на несколько сотен метров ниже начинает теплеть. Шапа – самая холодная точка во Вьетнаме. А Лаокай – самая теплая... Это хорошо. Перевал Диндьео – разделительная линия между двумя климатическими системами.
– Сьюзан, можно мне вставить слово?
– Нет. Через десять километров после Шапа есть Серебряный водопад, где мы можем утопить мотоцикл.
– В брошюре и об этом сказано?
– Меня предупреждали, что ты невозможный выпендреха и с тобой очень трудно работать. Но не сказали и половины.
– А меня проинформировали, – парировал я, – что ты – деловой человек и оказываешь любезность Дяде Сэму. Но не сообщили и процента.
– Сюрприз – повезло.
– Пошли отсюда, пока не обзавелись компанией.
Мы расплатились по счету, выбрались на улицу, дали швейцару чаевые и забрали у него мотоцикл.
– Как холодно, – пожаловалась Сьюзан.
– Ничего, по другую сторону перевала вовсю сияет солнце.
Мы надели перчатки, кожаные ушанки, горские шарфы и поехали. Вернулись обратно в город, и Сьюзан показала, как выехать на дорогу, которая вела на север, в Лаокай.
Темное, окутанное туманом шоссе забиралось все выше в горы. Оно оказалось даже мощеным, но видимость настолько снизилась, что приходилось держать скорость между десятью и пятнадцатью километрами в час.
Примерно через сорок пять минут я услышал впереди шум падающей воды. И вскоре увидел низвергающийся с крутизны слева от шоссе водопад. Слева от дороги зиял обрыв. Я слез с мотоцикла. Туман не позволял разглядеть дна – я подобрал большой камень и бросил его вниз. Прошло несколько минут, пока он не ударился о другой камень, потом еще и еще, пока не замерло эхо.
– Что ж, – повернулся я к Сьюзан, – как и сказано в твоей брошюре, мотоцикл мы утопим здесь.
Мы не стали глушить мотор и вдвоем столкнули «БМВ» «Париж – Дакар» с дороги. Примерно через две секунды он грохнулся о скалу – раз, другой. Наконец все стихло.
– Хорошая была машина, – проговорил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95