— очнувшись от невеселых размышлений, спросила женщина старшину. — Неужели и впрямь собрались отпускать?
— Я не в курсе, барышня, — серьезно ответил тот. — Мне велено забрать вас с вещами, и все.
— Тогда отвернитесь, — попросила Ольга, — мне нужно переодеться.
— В таком случае я зайду через пять минут, — решил старшина. — Пяти минут вам ведь хватит?
— Должно хватить, — согласилась Ольга и, дождавшись, когда старшина закроет за собой дверь, огляделась — собирать ей было особо и нечего. Она скинула халат и переоделась в платье. Обула босоножки, почти побросала, не стараясь слишком тщательно укладывать, другие свои немногочисленные вещи, косметику — что там еще? Вроде бы все. «Опять переезд, — обреченно подумала она. В то, что капитан так вот запросто ее отсюда выпустит, Ольга не верила. Ведь если он ее отпустит и она заявит на него, как он будет тогда выворачиваться? Хотя, кому ей, собственно, на него жаловаться? Какому-нибудь вышестоящему начальству? Ведь насколько она поняла, он является начальником сто пятого, кажется, отделения милиции. И стоит ли ей вообще жаловаться — разве ей кто-то поверит? Да ведь все произошедшее с ней не уложится ни в одной нормальной голове! И вообще, нормально ли с головой у нее самой или она уже потихоньку сходит с ума? Но если ее все-таки отпустят, лучше просто бежать из города, куда глаза глядят. Немедленно, пока будет возможность. И не надо ей больше ничего. Не станет она требовать наказания для всех этих мерзавцев, а то неровен час, только найдет на свою голову очередных приключений, продолжения этой „киносъемочной“ истории…
Да, наверное, она так и сделает. Просто унесет отсюда свои ноги подальше…»
Испытывая сильную слабость в измученном теле, Ольга присела на кровать и принялась ожидать появления старшины.
Девушку томило недоброе предчувствие — каждый новый переезд ассоциировался теперь у нее с чем-то нехорошим, ведь все они оборачивались для нее обычной сменой мужчины, появлением нового хозяина, словно ее тело отныне ей больше не принадлежало и она давно стала какой-то вещью, предназначенной для утехи мужского естества, на манер ожившей куклы из секс-шопа. И если ее перевезут и запрут в очередной комнате с отсутствием запора изнутри, да еще с непременным душем…
— Готовы, гражданочка? — На пороге вновь возник молодцеватый старшина. — Пройдемте, капитан Решетников ждет.
Ольга, прихватив с собой чемоданчик с вещами, поплелась перед сержантом — он вроде бы говорил, что положено именно так. Вот она уже и привыкла ко всему, словно какая-нибудь уголовница… Вот знакомая дверь, и…
— Присаживайтесь, Оленька. Старшина, вы свободны! — Капитан был очень любезен, и это почему-то ей очень не понравилось; давно завладевшее ею неприятное предчувствие только усилилось. Наверняка он задумал сделать в отношении нее какую-нибудь очередную гнусность. Сейчас девушка была уже твердо убеждена: что бы он ни придумал, ничем хорошим для нее это закончиться не могло. — Ну что, Оленька, — он оглядел ее, сидящую на знакомой ей табуретке, с головы до ног, — я вижу, пребывание в нашем отделении пошло вам на пользу. — Судя по всему, капитан остался весьма доволен результатами своего осмотра.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — спросила Оля.
— Ничуть. Разве с вами здесь плохо обращались? — довольно искренне удивился мужчина, словно не он сам лично насиловал ее в течение многих дней, попросту сменив делавшего с ней то же лжережиссера. «Нет, из нас двоих — один точно ненормальный.» — опять подумалось Ольге. Но кто?.. — А хотите, мы с вами сейчас позовем старшину и поинтересуемся у него, как вам здесь жилось, не было ли каких-нибудь нарушений вашего содержания, производившегося в строгом соответствии с правилами, разработанными специально для программ защиты свидетелей? — поинтересовался капитан.
— Нет, — торопливо заявила Ольга. — Не хочу.
— Напрасно. — Капитан выглядел расстроенным. — Вы убедились бы, что… Хотя ладно, — оборвал он сам себя, — а почему вы не спрашиваете, где сейчас находится пригласивший вас в наш славный город «кинорежиссер»?
— И где он? — безразлично повторила за ним женщина.
— Он находится в центральном следственном изоляторе, — радостно сообщил капитан Решетников, глядя ей в глаза, — но скоро будет освобожден. Следствие по его делу заканчивается, само дело закрывается.
— Как так закрывается? Но почему? — наконец немного оживившись, избавившись от владевшего ей безразличия, заволновалась Ольга. — Что, разве он ни в чем не виновен? — У нее просто голова пошла кругом.
— Да в чем же? — опять удивился капитан. — В том, что он будто бы изнасиловал вас в спортзале, да еще столь циничным, как вы тут недавно сочиняли, способом? И после этого продолжал насиловать вас еще целую неделю? Так ведь это, уж извините, только ваши слова. А он заявил, что вы его сами к этому принудили, чему лично я, знаете ли, склонен верить…
— Он усмехнулся прямо в лицо вспыхнувшей Ольге, которая смотрела сейчас на него с гневом и отвращением. — Ведь вы и про меня фантазируете абсолютно то же самое. Вот… А потом он и вообще напрочь отказался, что вступал с вами в интимную связь. Вот и все. Доказательств-то тому никаких нет! Вот у вас, например, лично, есть какие-либо доказательства, гражданка Скрипка? — официальным голосом обратился он к вновь сникшей девушке.
— Нет. — Ольга отрицательно покачала головой.
— Ну вот видите! — вроде бы даже обрадовался такому ответу капитан. — А экспертизу проводить уже поздновато. Хотя, если вы утверждаете, что изнасилования сопровождались такими извращениями, то какие-то следы должны остаться. Если, конечно, вы не практиковали такие виды секса раньше и давно не привыкли к подобному. В этом случае ни одна экспертиза не сможет выявить, если…
— Прекратите же! Хватит! — наконец нашла Ольга силы вмешаться. — Ничего мне от вас не надо! Совсем ничего! Никаких экспертиз, ничего!
— Ах вот как, — внимательно разглядывая Ольгу, с усмешкой подвел итог капитан. — Ну, раз вы сами говорите, что не надо… Только ведь тем самым вы окончательно признаете, что никаких изнасилований на самом деле не было. И ничего у вас, гражданочка, на него не имеется, совсем ничего.
— Вы что же, на его стороне? — с трудом сдерживая слезы, спросила Ольга — все происходящее казалось ей каким-то кошмарным сном.
— Я на стороне закона! — твердо ответил капитан. — Это моя непоколебимая позиция! — В такт своим словам он дважды пристукнул ладонью по поверхности слова, как бы подтверждая сделанное заявление.
— Но… Да, а как же быть с перестрелкой? — вспомнила, наконец, Оля. Вот вы его отпускаете, а… а перестрелка?
Ведь он же людей убил! А как же убитые омоновцы?
— Какая еще перестрелка? — искренне удивился капитан, услышав начало ее фразы. — Что вы имеете в виду? Ах, эта! — припомнил он, дождавшись окончания. — Да ну их! Какая ерунда! Омоновцем больше, омоновцем меньше — кто их там станет считать? Кому это вообще надо? Ведь на то они и омоновцы, чтобы получать свои законные пинки, просто служба у них такая. Как говорится: кому пироги да пышки, а кому — синяки да шишки. Такая, знаете ли, суровая правда жизни. — Он скривился и пренебрежительно махнул рукой. Затем, кажется подводя итог разговору, произнес:
— В общем, так… Режиссера мы отпускаем. А вот вас, гражданочка Скрипка…
Ольга, с ужасом слушавшая столь дико звучавшие из уст не кого-нибудь, а милицейского капитана, откровения по поводу своих погибших коллег-омоновцев, наконец опомнилась и с трудом оторвала от его лица недоверчиво расширившиеся глаза:
— Да-да, а меня… что будет со мной? — переспросила она с дрожью в голосе, уже боясь втретиться с ним взглядом.
Она предпочла смотреть себе под ноги, в пол.
— А вас… — все продолжал тянуть капитан, словно что-то обдумывая, хотя на самом деле решение давно было принято — просто он наслаждался откровенным страхом в женских глазах. И то, что глаза свои эта полностью деморализованная красотка уже стала от него прятать, было его очередной маленькой победой. — Вас, гражданочка, мы отправим на проверку в психоневрологический диспансер, — наконец закончил он. — И прошу понять меня правильно, я просто вынужден так поступить. Да, именно вынужден, слышите? Вы-нуж-ден!
— Нет, не надо. Не надо меня в диспансер! — запротестовала Ольга, чувствуя, что предстоящая проверка ничего хорошего ей наверняка не сулит и вообще, само название этого учреждения прозвучало для нее просто чудовищно. — Потому что… Потому что я… я не хочу, — совсем по-детски закончила она, так и не найдя убедительных доводов против.
— Ну, мало ли, что вы, гражданочка, хотите, либо не хотите. — Капитан посуровел лицом и голосом. — Я ведь тоже много чего не хочу, а делать приходится. Вот вы, к примеру, совсем недавно, всерьез утверждали, что я вступил с вами в насильственную половую связь. С моей, разумеется, стороны, насильственную, — с веселой усмешкой уточнил он и недоверчиво покачал головой. — Надо же вообще такое придумать, прости меня господи… И более того — что я поступил с вами в точности, как тот самый ваш режиссер, совершив половой акт в извращенной форме. Да ведь это не что иное, как самая настоящая клевета на работника органов внутренних дел при исполнении им служебных обязанностей! — строго закончил он. — Отвечать ведь за такое надо, гражданка. Да, по всей строгости отвечать. Перед лицом, знаете ли, закона.
— Я беру все свои слова обратно, я не… только отпустите… я… я не буду делать на вас никаких заявлений, обещаю… только отпустите меня… пожалуйста…
Но капитан, не вслушиваясь в еле слышный женский лепет, уже яростно накручивал диск телефонного аппарата:
— Алло! Это психоневрологический диспансер? — проговорил он в трубку через некоторое время, видимо дождавшись ответа. — Будьте любезны, пришлите-ка бригаду в сто пятое отделение милиции. Нет, нет, просто для проверки одной тут странной гражданочки… — Он продиктовал адрес. — Что? Нет, нет, не буйная. Разбитная такая, знаете ли, дамочка. Плетет невесть что. Тихое помешательство, может, или как там по-вашему, по-научному называется? Да. Как? Нет, нет… В общем, приезжайте и разберитесь тут с ней на месте сами. Да, спасибо. До свидания… — Положив трубку, он весело посмотрел на Ольгу:
— Ну, вот и все, Оленька. Не понравилось вам у нас в гостях, что ж… Коль гость начинает воротить нос, в то время как хозяин изо всех сил старается всячески ему угодить…
В общем, как пожелаете, — с неподдельной обидой в голосе закончил капитан. Он развернул газету, которую достал из ящика своего стола и демонстративно не обращая больше на женщину никакого внимания, принялся за чтение.
Да Ольге, собственно, и нечего было ему сказать. Она обреченно ждала приезда бригады, от встречи с которой ничего хорошего для себя не ожидала. Когда за окном раздались, наконец, звуки сирены, ее сердце болезненно сжалось, а капитан, наоборот, вздохнул с облегчением, отложил газету, прошел по кабинету и открыл дверь, вглядываясь в коридор.
— Сюда, сюда попрошу! — Он помахал кому-то рукой, и через минуту в кабинет деловито вошли трое мужчин в белоснежных халатах, которые, коротко поприветствовав капитана, сразу с любопытством уставились на Ольгу. Один из них держал в руке какой-то продолговатый предмет, длиной выше человеческого роста.
Да это же складные носилки, — вглядевшись, со страхом догадалась женщина, а один из троих, видимо старший, распорядился, обращаясь к помощникам:
— Выйдите, выйдите, и ждите, пока я вас не позову. И забери же ты носилки, Петренко! Не пугай дамочку понапрасну, может, в них и надобности-то никакой не окажется… — Двое, с любопытством оглядываясь на Ольгу, вышли за дверь, а у нее после слов доктора зародилась призрачная надежда.
— Ну-с, на что мы жалуемся? — весело спросил врач, и невозможно было понять, к кому из двоих, находящихся в кабинете, он обращался.
— Я здорова! — стараясь, чтобы ее голос звучал как можно тверже, заявила Оля, но с отчаянием убедилась, что он все же прозвучал без той уверенности, которую она хотела бы подчеркнуть. — Я ни на что не жалуюсь.
— Да вот!.. — одновременно с ней заговорил капитан и Оля обреченно отметила, что врач сейчас же повернулся к нему, видимо заранее сделав выбор, к кому прислушаться в первую очередь. — Гражданочка у нас, понимаете ли, заговариваться стала. Была доставлена в наше отделение с улицы, в невменяемом состоянии, утверждала, что за ней целыми толпами гоняются какие-то маньяки, и вообще, преследуют ее, понимаешь, все кому не лень. Конечно, имеются в виду мужики, соблазнившиеся ее прелестями… — Не удержавшись, он коротко хохотнул. — Ну, продержали мы ее у себя целую неделю, чтобы от этих самых маньяков оградить — верили ей поначалу. В общем, держали в хороших условиях, в специальной комнате для свидетелей, скрывая ее от этой самой пресловутой погони, и… и что же вы думаете? Стала она тогда грешить уже на наших сотрудников! Ну… в частности на меня, — смущенно признался капитан. — Что вроде как теперь уже я всю эту неделю ее насиловал. И причем, заметьте себе, не просто так, а со всевозможными извращениями, в точности как тот, первый изнасиловавший ее маньяк, от которого она якобы убегала…
А ведь как гладко у него все получается, — начиная осознавать, что ее положение становится безнадежным, подумала Оля. — Он так умело все преподнес, что, будь она врачом, и ей стало бы предельно ясно, кто из них двоих сошел с ума.
Ей даже расхотелось вообще хоть как-то защищаться, она внезапно предельно четко поняла, что это совершенно бесполезно, что все равно ей никто не поверит. Оставалось только надеяться на профессионализм приехавшего врача, на то, что он во всем тщательно разберется. Да у нее даже просто не было сил для защиты, а ко всему прочему, любые ее оправдания наверняка обернутся против нее же — кажется так бывает в книгах и фильмах. Однако здесь было не кино, хотя, казалось, происходило все это вовсе и не с ней…
Врач, попросив Ольгу не шевелиться, приподнял ей веки, внимательно вгляделся в зрачки, осмотрел руки в локтевых сгибах — как с отвращением поняла женщина, он выискивал отметины от уколов, явно подозревая в ней наркоманку, — прощупал пульс, осмотрел зачем-то язык и задумчиво произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107