.. Он совершенно об этом позабыл, хотя ему очень важно было это вспомнить, ведь завтрашнего дня не существовало, была только одна бесконечно длинная ночь, было только сегодня, сейчас, сию секунду…
Но что ему запомнилось очень четко — почему-то во время всей этой вакханалии непрерывно горел свет. Везде, где только было подведено электричество, на всей этой долбаной даче непременно горел свет. Яркий, ослепительный свет…
Пробуждение было мучительно трудным, очень трудным, но рано или поздно это должно было произойти… Изо всех щелей подобно тараканам стали выползать чуть живые участники пиршества. Большей частью это касалось пожилых сластолюбцев — девушкам, со свойственной молодым организмам способностью к быстрому восстановлению, было значительно легче. Через некоторое время, уяснив поставленную перед ними задачу, они уже сновали из комнаты в комнату со швабрами и тряпками, наводя хоть какой-то мало-мальский порядок. Вернувшийся с кухни Сидорчук выдал неутешительные результаты произведенной в холодильнике ревизии:
— Ни хрена у нас больше нет…
Воловиков с Желябовым промолчали, словно их это не касалось — видимо просто не было сил даже говорить, а Мышастый, у которого в голове поселился какой-то маленький сказочный кузнец, весьма сноровисто долбивший своим молотом по наковальне, от чего его многострадальная голова чуть не раскалывалась на куски, наливаясь внезапной яростью на все эти американские или какие-бишь-еще-там системы, не позволяющие его друзьям опохмеляться с утра и поэтому обрекающие их на страдания, вдруг громко гаркнул, заставив друзей поморщиться от неожиданного, неприятно отозвавшегося в похмельных головах звука:
— Системы, говорите, американские?! А вот хрена! Я вот вам сейчас покажу все ваши дурацкие американские системы!..
И не обращая никакого внимания на удивленно разинувших рты приятелей, не понявших о чем он вообще говорит и прикидывающих, не сошел ли он просто с ума от жестокой алкогольной интоксикации, нашел взглядом мобильник, который оказался почему-то засунутым в опустевший кувшин из под морса, стоящий на столе. Решительно его схватив, он принялся вызывать своего телохранителя, о котором, признаться, совсем позабыл — до него ли ему было все это время?..
Из всей четверки только у него и у Воловикова были телохранители, которые в данный момент, напрочь позабытые своими патронами, уже вторые сутки почти безвылазно сидели в домике-времянке, находящемся во дворе дачи у ворот и отчаянно завидовали резвящимся начальникам, сочно матерясь и играя в давно опостылевшие карты. И хотя времянка эта выглядела жалко по сравнению с каменной дачей, к этому деревянному строению, напоминавшему изнутри обычную однокомнатную квартиру, была подведена даже канализация и вода, не говоря уже о таких мелочах, как наличие телевизора или холодильника. В этой времянке, с душой сделанной для себя же, некогда жили рабочие, долго и всерьез возводившие роскошные хоромы богатому заказчику… В самом начале, по приезду на дачу Воловикова с Мышастым, эти двое были сосланы туда с наставлениями не путаться под ногами, и сейчас, обалдев от вынужденного безделья, с тоской вспоминали достоинства приехавших девиц, которых они пытались разглядеть из окна, заранее предупрежденные по телефону Мышастым не дергаться на автомашины, которые должны были тогда прибыть с минуты на минуту…
— А что, Боря, — небрежно сдавая надоевшие до печеночных колик карты, спросил телохранитель Воловикова — мускулистый мужчина лет тридцати, в прошлом чемпион области по самбо, — не слабо было бы ту черненькую девицу поставить рачком, да хорошенько ей засадить, а? Той, что во второй тачке приехала?
— В сотый раз уже спрашиваешь, Серега, — лениво ответил крупный, весьма грозного вида мужчина по кличке Бугай, являвшийся телохранителем Мышастого. — Надоел уже.
— А может и нам дадут? — продолжал свою нудную песню самбист Сергей, но тут запищал мобильник Бугая и тот, мгновенно отбросив осточертевшие карты, ответил:
— Бугай слушает!
— Ну что, Бугай, не надоело тебе там париться? — раздался какой-то усталый, как ему показалось, голос шефа.
— Да как же не надоесть, Антон Алексеевич, — пожаловался тот, надеясь, что разжалобит своего патрона и тот позовет его к себе, где может что-нибудь обломиться насчет водки или тех же девочек, — со скуки давно уже на стены лезем.
— Ну, так уж прямо и на стены… — проворчал Мышастый.
— Жратва есть, телик есть, и чего вам только не хватает? — Он прекрасно осознавал, чего именно не хватает Бугаю — девок да выпивки.
— Да что телик — мура одна, — опять подпустил было слезу тот, но на сей раз был решительно оборван Мышастым:
— Давай-ка, ноги в руки, и дуй сюда. Я жду.
— А Сергею что делать? Он тоже засиделся, — спросил Бугай, уловив, что тот делает ему отчаянные знаки.
— Какому еще Сергею? — переспросил Мышастый и тут же вспомнил:
— А, этому, Воловиковскому… Ну, бери его с собой, что ли…
— Пошли, — сунув сотовый телефон в карман и радостно потирая руки, подмигнул Бугай Сергею. — Там наши паханы чего-то затеяли.
— Сейчас непременно зашлют за спиртным, или придумают чего-нибудь в этом роде, — предположил тот, моментально вскочив на ноги. — Ну ничего, хоть на симпатичных шкурок полюбуемся, порадуем глаз! Как там моя черненькая красавица, не заездили ее вконец, жива ли?..
Пробежав в мгновение ока несколько десятков метров, отделявшие времянку от дачи, оба охранника предстали перед отнюдь не ясными очами своих боссов, имевших весьма плачевный вид. Их недавние предположения подтвердились на все сто:
— Ты вот что… — принялся распоряжаться Мышастый, глядя на Бугая опухшими от пьянки глазами. — Бери тачку, да дуй в город. Там наберешь спиртного, закуси, ну ты сам прекрасно знаешь, чего… И тащи сразу побольше. — Он вручил ему пачку денег. — И побыстрее давай, одна нога здесь, другая там. Все понял? — нахмурившись спросил он, заметив, что Бугай вместе с Воловиковским самбистом лихорадочно крутят головами по сторонам, обшаривая жадными взглядами полуголых девиц, хлопочущих по хозяйству. А те в свою очередь, нимало не смущаясь своей наготы, кокетливо поглядывают в ответ, благосклонно воспринимая внимание здоровых крепких мужчин. Здоровых, в отличие от того же Воловикова, например, которого сейчас отпаивала горячим чаем с медом смазливая блондинка и который морщился, через силу прихлебывая жидкость, сидя с компрессом на лбу.
— А мне что делать? — с безнадежностью в голосе спросил самбист. Он уже отыскал взглядом понравившуюся ему черненькую, подмигнул ей и даже успел получить от девушки весьма многозначительную ответную улыбку.
— Ты сиди, сиди пока… — еле выговорил Воловиков. — Он один съездит.
Двое, получив указания, вышли, жадно оглядываясь…
Когда Бугай в несколько заходов разгрузил машину, таская купленные ящиками припасы в банкетный зал, а девицы, успев перед этим по очереди принять душ, быстро соорудили приличный стол, уставив его бутылками на любой вкус, Мышастый, отпустив своего охранника и выждав, пока все соберутся к месту трапезы, рассчитанному на двенадцать персон, провозгласил с торжеством в голосе:
— Сейчас я вам, чертям, покажу, как надо выздоравливать. Сейчас вы у меня позабудете про все свои американские системы! Сейчас вы у меня вспомните, что испокон веков жрут в России, да какими дозами!
В основном это относилось к Воловикову, которому чьей-то проворной девичьей рукой по подсказке Мышастого уже был вручен почти полный фужер водки, да к Желябову. Оба поглядывали на водку с легким недоумением. Сидорчук же и сам, видимо являясь его единомышленником в этом вопросе, нетерпеливо поглядывал на точно такой же фужер, находившийся в его руке и ожидал только команды тамады. Вот он-то недоумения не испытывал, его взгляд был заранее полон вожделения… Убедившись, что все готовы, Мышастый произнес красивейший в своей лаконичности тост:
— Поехали!
Проследив, чтобы все выпили до дна и только тогда проделав это лично, он почти мгновенно с облегчением почувствовал, что кузнец, столь бесцеремонно обосновавшийся в его голове, несколько утихомирился, сменив громадный звонкий молот на еле слышный маленький молоточек — возможно даже, сделанный из мягкого металла… После третьего по счету захода все оживились как по мановению волшебной палочки. Отпустило даже умирающего лебедя — Воловикова, и по загоревшимся взглядам товарищей Мышастый понял, что очередной раунд возни с девицами уже не за горами. Так вскоре и произошло… Стол на какое-то время опять осиротел, только две непарные подружки что-то пьяно ковыряли в своих тарелках, остальные же были немедля востребованы вновь налившейся мужской силой компанией… И вот уже далеко за полдень, но еще до наступления вечера, когда все были до крайности притомлены забавами, подобающими все же более молодым, чем их стареющему содружеству, произошло то, что открыло Желябова с неожиданной стороны и о чем Мышастый впоследствии частенько вспоминал.
Все началось, естественно, с этого мудаковатого Сидорчука. Из спальной комнаты, где он находился с подругой, вдруг послышались характерные звонкие звуки, удивительно напоминающие обыкновенные пощечины, чем, собственно, и являлись, так как сразу вслед за этим, в подтверждение услышанного раздался громкий женский рев. Повыскакивавшие из своих комнат Воловиков с Желябовым присоединились к Мышастому, который, вскочив из-за стола, за которым в тот момент находился, рванул на источник раздражающего слух шума. Открыв дверь, они застали Сидорчука, грозно склонившегося над сидящей голой задницей на полу, размазывающей по щекам слезы миловидной блондинкой, имени которой Мышастый не запомнил.
— Ну, в чем дело? — поморщившись, поинтересовался Воловиков, и Сидорчук, на манер маленького ребенка, жалующегося на соседскую девчонку, не захотевшую с ним играть, заявил:
— Отказывается делать мне миньет, мерзавка…
Под вопросительными взглядами троих приятелей, девушка, глотая слезы, заговорила:
— Да ничего я не отказывалась… Я просто сказала вам, что все равно ничего не выйдет. Вы устали, вам отдохнуть надо… Я не отказываюсь, — повторила она и в доказательство своих слов даже предприняла попытку дотянуться губами до паха Сидорчука, который к тому времени уже успел натянуть трусы.
— Нет, вы видели когда-нибудь такую суку? — заголосил тот, с брезгливостью на лице отпихивая девицу прочь от себя.
— Будет мне теперь сочинять! Не хочешь, так и скажи! — грозно бросил он ей.
В принципе, инцидент, не стоящий и выеденного яйца, был полностью исчерпан и трое, выйдя в банкетный зал, вновь уселись за стол вместе с потянувшимся за ними Сидорчуком. В комнаты к девицам возвращаться уже никому не хотелось. Вообще-то, не беря во внимание в последнее время все чаще раздражающего их своими туповатыми выходками Сидорчука, никто из них не любил различного рода скандалов, не говоря уже о том, чтобы мордовать какую-то молодую, пусть даже и провинившуюся в чем-то девчонку. И совсем не потому что они были такими уж добренькими или благородными, нет, но можно же для наказания придумать что-нибудь и потоньше, поизысканнее, нежели не мудрствуя лукаво просто грубо лупцевать ее ладонями по щекам. А претворение в жизнь наказания утонченного совсем не исключает того, что оно окажется для жертвы гораздо более ощутимым и действенным, чем такое вот незатейливое физическое; зачастую бывает как раз наоборот.
Глядя на сникших друзей, Мышастый был уверен, что они сейчас думают в точности о том же. Что-то тоскливое нависло в воздухе, словно кто-то открыто заявил, что они — отработанный материал, которому нечего валандаться с молодыми и здоровыми. А все из-за их недалекого приятеля — нельзя же быть таким прямолинейным, в самом-то деле… В принципе, Мышастый склонялся к мнению, что девчонка ни в чем не виновата, возможно она просто как-то неудачно выразилась, а Сидорчук, скорее всего, поднял панику на ровном месте, но неприятный осадок все же оставался — настроение, так удачно поднятое его антиамериканской водочной системой, было безвозвратно утеряно. Под тягостное молчание, не нарушаемое и притихшими за столом двумя девушками, они уже успели опрокинуть по парочке рюмок, когда Желябов, неожиданно распрямив плечи и обведя их взглядом, произнес:
— Приуныли, ребята? Что ж, я знаю, как вас встряхнуть!
Веселей, старая гвардия! — И кивнув в сторону кухни, позвал:
— Выйдем на пару слов?
Пройдя в кухню, закурив и рассевшись по стульям, они с любопытством ожидали, чем их решил удивить Желябов. В том что это будет нечто неожиданное, никто не сомневался.
— Ну, у кого из вас сейчас встанет? — с грубоватой прямотой спросил тот. — Только честно.
— Ну, я вообще-то побаловался с часок назад, — начал первым Мышастый, — а если учесть, что мне не семнадцать и даже не тридцать пять, да приплюсовать то, что творилось ночью… — Он безнадежно махнул рукой. — К следующей ночи, скорее всего.
Воловиков просто пожал плечами, не желая отвечать — сам его вид был весьма красноречив, вряд ли ему было чем похвастаться. Сидорчук тоже промолчал, полагая, что неудачный опыт, произведенный им парой минут ранее, говорит сам за себя.
— Так вот, — продолжил Желябов, удовлетворившись их ответами или отсутствием таковых и смачно попыхивая сигаретой, — я гарантирую, что через полчаса-час у вас повскакивает, словно у молодых жеребцов. Может, кто-то хочет поспорить?
Все недоверчиво уставились на него, пытаясь определить, не разыгрывает ли их бывший партсекретарь.
— Я надеюсь, ты не собираешься предложить нам какое-нибудь новое патентованное чудо-средство наподобие хваленой «Виагры»? — брезгливо спросил Воловиков. — А то можешь и не продолжать, меня от одной только рекламы этого зелья уже воротит, не говоря о том, чтобы еще пользоваться подобной гадостью. Это если дойдет уже совсем до крайности…
— Нет, никаких ни патентованных средств, ни настоек от сибирских колдунов, — клятвенно заверил Желябов, даже приложив для убедительности руку к груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107