Окинув взглядом зал и не найдя, за что ему можно было бы зацепиться, Таня с облегчением покинула это заведение — сегодня находиться здесь у нее не было настроения… Усевшись в машину, она с неожиданным для самой себя неудовольствием поймала Анатолия за разглядыванием через приопущенное боковое стекло какой-то молоденькой девушки в мини-юбке, стоящей через дорогу и разговаривающей с молодым человеком. Придирчиво разглядев девушку и найдя, что ноги у той, пожалуй, чуть тонковаты, она с удовлетворением сообщила об этом Молчуну:
— А на мои не хочешь посмотреть?
— На что? — прикинулся непонимающим тот, хотя по легкой краске, появившейся на его щеках, оттенившей более светлый шрам, делающий его смазливое лицо еще более притягательным, было видно, что он прекрасно сообразил, о чем идет речь.
— Я говорю про ноги, — пояснила Татьяна, чуть подтянув вверх свою юбку, и без того не прикрывавшую коленей.
Анатолий молчал, не зная что ответить.
— Что, — продолжала дразнить его девушка, — совсем никакого интереса? Неужели они такие корявые? Ну посмотри же.
— Видел уже, — буркнул телохранитель, не поворачивая головы, злясь на себя за то, что позволил острой на язычок чертовке застать себя врасплох — ведь она даже заставила его покраснеть, чего с ним не случалось уже очень давно.
— Да что ты видел-то? — Татьяна уже не хотела или просто не могла остановиться, хотя отдавала себе отчет, что вот-вот переступит ту грань, после которой отступать будет поздно — просто не позволит самолюбие. — Когда ты мог их видеть? Или ты имеешь в виду «косяки» в мою сторону в то время, когда обязан следить за дорогой?
И на этот вопрос ответа не последовало. Анатолий упрямо смотрел прямо перед собой.
— Куда ехать? — наконец выдавил он.
— Подожди ты со своим «ехать»! Заладил! Ведь рядом с тобой сидит молодая красивая девушка, — продолжала подзадоривать его Татьяна, — а ты даже не желаешь с ней пообщаться.
Скажи честно, ведь я тебе нравлюсь? Правда, я красивая?
— Ну нравишься… Ну, красивая… — нехотя процедил Анатолий, так и не повернув к ней головы. — Что мне с того толку?
— А какой тебе нужен толк? — вкрадчиво спросила девушка, одновременно снимая с руля сопротивляющуюся мужскую руку и притягивая ее к себе. — Может такой? — Она положила его ладонь на свое горячее бедро.
Теперь Анатолий уже не предпринимал никаких попыток сопротивления, наоборот, его кисть крепко стиснула женскую плоть и после короткой паузы неуверенно двинулась по нежной коже дальше, вверх. Он повернул, наконец, к собеседнице голову, посмотрел ей в глаза. Таня, преодолевая сопротивление уже совсем другого рода, теперь с трудом оторвала мужскую руку, убрав ладонь со своей ноги.
— Дразнишь, стерва? — В голосе Анатолия прорезалась легкая хрипотца.
Татьяна нисколько не обиделась на «стерву», хотя согласно табеля о рангах, так ее называть он не имел никакого права; наоборот, она почувствовала знакомый прилив возбуждения, прокатившийся волной по телу. Нет, все-таки он действительно хорош! — в очередной раз подумала она и принимая окончательное решение, пояснила:
— Никто тебя не дразнит, дурачок! — Она потрепала рукой волосы попытавшегося отстраниться Анатолия. — Я готова показать тебе гораздо большее… Но ведь не здесь, — она кивнула головой по сторонам, — и не сейчас, — добавила, заговорщически понизив голос.
— А когда? — тут же загорелся Анатолий, также чувствуя нарастающее возбуждение, даже заставившее слегка оттопыриться ткань его джинсов на уровне ширинки. — И где?
Татьяна, от внимания которой не ускользнуло доказательство охватившего мужчину желания, служащее подтверждением тому, что она нравится и желанна, снисходительно пояснила:
— Понимаешь, я ведь не сучка какая, чтобы все делать наспех, да еще черт знает где. В машине, например… — Тут она совершенно точно угадала желание Анатолия немедленно отвезти ее куда-нибудь подальше — например, в лес — и там показать, на что он способен как мужчина.
Собственно, ей пришлось слегка покривить душой, говоря, что она не такая, чтобы делать все наспех — именно так и приходилось ей зачастую заниматься любовью, да и мест было перепробовано ею немало — от салона автомашины до кабинки мужского туалета в ресторане, где не так давно ей довелось делать миньет какому-то нетерпеливому кавказцу. Особенное наслаждение и дополнительную остроту этому столь приятному для нее и случайного партнера занятию придавала опасность быть застигнутой врасплох кем-нибудь из посторонних. Анатолию, впрочем, о подобном знать вовсе не обязательно — его полезно было некоторое время подержать в томительном ожидании, тем самым сильнее подогревая желание.
— В общем, вот тебе мое первое ответственное поручение… — с нарочитой назидательностью, понимая, что парень уже никуда от нее не денется, произнесла Таня. — Подыщешь какую-нибудь квартирку, где мы могли бы встречаться. Деньги на это я тебе выделю… Не спорь, не спорь, — упредила она возражения, заметив, что Анатолий открыл было рот, чтобы что-то произнести, — у меня денег хватает, да и достаются они мне полегче, чем тебе. В общем, объясняю конкретно: особые хоромы мне не нужны, пусть это будет обычная однокомнатная квартирка. Главное, чтобы было чистенько, не после алкашей или еще кого… Да чтобы мебель кой-какая была. Особое внимание можешь уделить кровати. — С лукавой многозначительностью она глянула на ухмыльнувшегося в ответ Анатолия. — Ну, чтобы широкая была и вообще… Небось понимаешь, о чем я. В общем, все ясно?
— Яснее не бывает! — уже совсем весело ответил тот, радуясь, что все так удачно повернулось и заранее предвкушая море удовольствия, которое он наверняка вскоре получит. Девчонка наверняка темпераментная, по ней это чувствуется, да и собой недурна — ноги у нее действительно классные, да и фигурка… И уж гораздо свежее тех случайных женщин, с которыми ему в основном приходилось иметь дело в своей беспутной жизни, да еще и платить им за это деньги. В общем, он был уверен, что сегодня вытащил счастливый билет, хотя давно ничего хорошего от жизни не ожидал. О том, как воспримет Мышастый тот факт, что он имеет его любимую доченьку, Анатолий предпочитал не думать — он вообще жил только одним днем. Сегодняшним.
Татьяна тоже осталась вполне довольной таким поворотом событий. Если откинуть в сторону, как несущественное, некоторую присущую Анатолию туповатость, он являлся почти идеалом ее мужчины — сильный, жесткий, симпатичный и, наверняка, жадно-нетерпеливый в постели — что она вскоре проверит. Что это произойдет очень быстро, Татьяна ничуть не сомневалась — судя по тому, как загорелся этот самец, он перероет весь город, расшибется в лепешку, но квартира может даже уже завтра будет перед ней на блюдечке. Таня обожала таких нетерпеливых. А уж исполнитель ее воли из него выйдет преотличнейший, здесь его тугодумие только ей на пользу. Татьяна давно мечтала завести преданного ей человека. Пока никакого конкретного плана действий у нее не было, но прекрасно осознавая свою склонность к авантюризму, была уверена, что вскоре что-нибудь, да закрутит. Что-то неясное уже маячило перед глазами — какой-то смутный образ золотого тельца. Она подмигнула включившему зажигание и повернувшемуся к ней Анатолию и достала из пачки очередную ментоловую сигарету. Оба пассажира тронувшегося с места белого «Мерседеса» остались весьма довольны друг другом…
В беседке, деревянные стены которой были испещрены всевозможными матерными надписями, дающими ясное представление об умственных способностях лиц, выцарапавших их гвоздем или нанесших краской, собрались пятеро молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати трех лет. Они сидели на полуразломанных скамейках некогда веселого салатового цвета, расположившихся по периметру, в центре которого стоял металлический сетчатый ящик из-под бутылок, какие можно встретить почти в любом продовольственном магазине. Его покрывал лист фанеры с неровными краями, на котором лежала колода мятых, грязных карт с полустершимися картинками, стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью, именуемой в народе «круткой» и несколько надкушенных неспелых яблок, выполняющих роль закуски. Под импровизированным столом разместились четыре полулитровых бутылки, три из которых были уже пусты.
Пачка «Примы», в которой оставалось три или четыре полурассыпавшихся сигареты, довершала выразительный натюрморт. Пятеро, сидевшие в клубах сизого табачного дыма, оживленно обсуждали какую-то важную для них тему:
— Итак, — явно подводя итог, произнес старший из собравшихся, Сергей Голованов по кличке «Голова», — кто еще хочет выступить?
— Ну ты даешь! Прямо как на собрании шпаришь! — восхитился восемнадцатилетний парень по кличке Мелкий, данной ему по причине невысокого роста, в дополнение к имени Станислав, которым его нарекли родители.
— А ты как думал, — важно ответил Голова, — не семечки лузгаем, а важное дело затеяли. — Он сплюнул себе под ноги, где множественные отметины плевков местами уже образовали небольшие лужицы. Подобные лужицы были под ногами почти всех участников беседы, за исключением Сергея Колесникова, получившего кличку «Умник» за то, что он, единственный из собравшихся не просто окончил школу, но даже закончил ее почти без троек. Его родителями были интеллигентные люди, имеющие высшее образование, дома у них была целая библиотека книг самой различной тематики, которые Сергей прочитал если не все, то большую их часть. Из всей компании он единственный имел опрятный вид, старался по возможности обходиться без крепких выражений и вообще производил впечатление человека, оказавшегося в подобном обществе случайно, хотя на самом деле попал в эту компанию вполне осознанно. Живя во дворе, культурным центром которого являлась эта самая беседка, Сергей пережил множество неприятных моментов, связанных со стычками с вездесущими хулиганами, и в один прекрасный день предпочел просто влиться в их дружные ряды в противовес перспективе находиться с ними в состоянии постоянной конфронтации. А через какое-то время он с удивлением обнаружил, что с этими примитивными ребятами, мнящими себя «крутыми», довольно интересно общаться и хотя их интеллект оставляет желать много лучшего, они могут предложить ему то, чего он никогда не изведал бы, находясь в компании примерных мальчиков, к которым недавно принадлежал и сам.
К примеру, проводя с ними свой досуг, он впервые изведал женщину. И пусть это произошло в состоянии сильного алкогольного опьянения, так как пьянки являлись непременным атрибутом их времяпрепровождения; пусть эта женщина по возрасту годилась ему в матери и внешним обликом лишь чуть-чуть не дотягивала до спившихся привокзальных бомжих, все это не смогло затмить радости от постижения того, к чему он так давно стремился в своих юношеских грезах. Даже несмотря на то, что в тот раз он был как раз пятым, что не могло у нормального человека не вызвать чувства брезгливости и отвращения, все равно радость, переполнявшая его после случившегося, перевесила все остальное. Постепенно он принял тот образ жизни, который предлагали ему новые друзья и уже давно не переживал неприятных минут на манер тех, запомнившихся ему на всю жизнь, когда в первый раз взятый на «дело» и поставленный на «шухер», он чувствовал, как колотится сердце, стремясь вырваться из заточения грудной клетки, как онемели от страха ноги и пересохло во рту, что в целом наверняка помешало бы ему при необходимости выполнить возложенные на него функции. А ведь в тот раз они «всего-то» раздели какого-то пьяного прохожего. Далее последовали другие мелочи, наподобие ограбления коммерческого ларька, избиение такой же как и они, компании, только с другой улицы, окончившееся порезом одного из участников драки; изнасилования и многое другое, после чего кража из библиотеки понравившейся ему книги, совершенная в пятом классе, могла вызвать теперь только улыбку, хотя в то время казалась ему вершиной криминального грехопадения, хуже которого могло быть разве что ограбление банка, про которые он читал в любимых детективах.
Особого уважения среди своих новых товарищей он пока не снискал, но к его мнению иногда прислушивались, отдавая дань его светлой голове.
Оставшиеся двое — Сокол и Дрын — были такими же серыми, как и Мелкий с Головой. Отличалась эта четверка только степенью накачанности мышц, ростом и возрастом. Ну, еще наглостью, нахрапистостью, умением драться или отстоять свое мнение. Здесь вне конкуренции были Голова и Дрын, а Мелкий был замыкающим, вполне оправдывая свое прозвище.
Желающих возразить Голове или высказать какое-то особое мнение не нашлось, значит обсуждаемый этим вечером вопрос был принят единогласно.
— Мелкий, дели! — распорядился Голова и тот принялся разливать последнюю бутылку, пуская по кругу единственный стакан. Из всех заглотивших свою дозу поперхнулся только Умник, за что был немедленно удостоен нескольких насмешливо-презрительных взглядов. Что с него взять — маменькин сынок. Впрочем, за полгода, проведенных в компании, он исправлялся прямо на глазах… Неожиданно Дрын, плотный парень с коротким ежиком белесых волос, тыча пальцем куда-то в сторону, возбужденно произнес:
— Вон, секите, Парфеныч!
Все пятеро стали глазеть в сторону, указанную Дрыном.
По двору неспешно прогуливался пожилой человек пенсионного возраста, одетый в плащ коричневого цвета и серую шляпу, а маленькая дворняжка в черном кожаном ошейнике с отстегнутым поводком, который держал в руке этот мужчина, путалась у него в ногах. Это был их злейший враг, именуемый во дворе Парфенычем. Пенсионер старой формации, правдоискатель, которому до всего есть дело и который не может себе позволить пройти мимо любого рода безобразий, он неоднократно ругался с дворовой командой, разместившейся сейчас в беседке, порой вызывая при этом милицию, если заставал их за более-менее значительными правонарушениями наподобие чистки чужих подвалов или порчи почтовых ящиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107