Это было уже последней последней каплей. Едва Ольга, теперь уже приведенная в полное замешательство, твердо решила заявить режиссеру о своем окончательном намерении немедленно покинуть студию, как Илья Матвеевич, закончив, наконец, свои приготовления, крикнул, по ее мнению, как-то совсем уже чересчур возбужденно и весело:
— Вот и все, Оленька, приступаем к заключительному, решающему этапу съемок! Подойдите-ка, пожалуйста, сюда!
Молодая женщина, будто находясь в трансе, машинально исполнила его приказание, подошла к «козлу», на которого он указывал рукой, и застыла неподвижно в молчании, ожидая очередного распоряжения режиссера.
— Теперь, Оленька, лягте грудью на «козла» — скомандовал тот и, видя что она замерла в нерешительности, уже каким-то неожиданно жестким, хрипло прозвучавшим голосом добавил:
— Ну, я кому сказал!
Ольга, словно продолжая находиться в гипнотическом состоянии, испытывая уже вполне осязаемое, внезапно охватившее ее чувство страха, исполнила его странную команду и, обреченно ожидая, какие еще странные вещи сейчас потребуют от нее сделать, взглянула в зеркало, находящееся теперь прямо перед ее лицом. То, что она увидела, потрясло и напугало ее больше, чем если бы «козел», на котором она сейчас полулежала, вдруг оказался настоящим и взбрыкнув, убежал: стоя за ее спиной, Илья Матвеевич с лихорадочной поспешностью раздевался. Он уже успел полностью скинуть с себя спортивный костюм и в данный момент заканчивал стягивать мешковатые «семейные» трусы!
Почувствовав неожиданный прилив сил, словно очнувшись, придя, наконец, окончательно в себя и с запозданием осознав ужасное значение всех тех мелочей, что не нравились ей в поведении режиссера раньше и на которые она почему-то не обращала должного внимания, равно как и на некоторые странности, подмеченные при осмотре этого ужасного дома, Ольга попыталась выпрямиться, но руки тяжело дышащего мужчины грубо уперлись в ее плечи, заставив силой вернуться в прежнее положение.
— Стой, сука! — уже не таясь прохрипел «Илья Матвеевич», срывая с женщины тот минимум одежды, который на ней еще оставался. — Стоять! — жестко повторил он и, продолжая удерживать хрупкие плечи женщины одной рукой, второй принялся раздвигать ее ягодицы.
Только сейчас Ольга в полной мере осознала, что именно сулят ей все эти его страшные приготовления, но едва она собралась закричать, как у нее перехватило дыхание — страшная боль пронзила ее задний проход и, как показалось женщине, его уже просто разрывали на части, а задыхающийся голос «режиссера», доносившийся теперь до нее словно издалека, сквозь какую-то густую пелену, с нескрываемым злорадством произнес:
— Получай, красавица! Да стой же ты спокойно, кинозвезда!.. — Его откровенно насмешливые фразы слились с отчаянными, постепенно угасающими бессвязными вскриками, запоздало срывающимися с разом пересохших женских губ:
— Не надо! Я не… Нет!.. Больно… Нет же… пожалуйста… пожалуйста… только не…
С усилием преодолев упругое сопротивление сфинктера, мощными толчками проникая в анальное отверстие болезненно вздрагивающей женщины все глубже и глубже, Мышастый слушал до предела распаляющие его громкие стоны и, продолжая удерживать за плечи отчаянно извивающееся девичье тело, распятое на спортивном снаряде, с ненасытной жадностью все вглядывался, вглядывался в находящееся перед ним зеркало, в котором отражалось искаженное болью, и оттого выглядевшее еще более соблазнительным, предельно возбуждающее его женское лицо…
И когда едва не задыхающийся от наслаждения насильник, участив ритм жестких толчков до предела, понял, что то, к чему он так стремился, подступило совсем близко, он грубо схватил девушку за разметавшиеся волосы и одним сильным рывком развернул и приблизил к своему паху ее лицо с полуоткрытым, кричащим бессильным отчаянием ртом.
От боли и отвращения Ольга потеряла сознание…
Мышастый же, удовлетворенный удачным завершением того, чего он с таким нетерпением дожидался с самого первого мгновения встречи с ней еще на вокзале, закурил, расслабленно присев на сиденье подвернувшегося спортивного снаряда. Он сидел и молча курил, продолжая пристально вглядываться в неподвижно распростертое тело только что изнасилованной им женщины…
Скурив сигарету до самого фильтра, он подхватил на руки так и не пришедшую в сознание девушку, и отнес ее наверх, в выделенную ей комнату. Затем, проделав нехитрую операцию, снял половину дверную ручку, находящуюся изнутри и щеколду, на которую запиралась дверь. Все это было установлено временно, лишь для создания у гостьи иллюзии безопасности. Глядя на Ольгу, которую он уложил на кровать и которая еще не пришла в себя, Мышастый отметил некую разницу между тем разом, когда она спала у него в машине по дороге в Мшанск, и теперь, после всего с ней произошедшего. Если тогда лицо женщины выражало спокойную безмятежность, то сейчас оно излучало отчаяние и боль, запечатлевшиеся на нем в самый последний момент завершения разыгравшейся с ней трагедии.
— Вот так, красавица… — неизвестно для кого произнес вслух Мышастый и, заперев за собой дверь, разыскал старого рецидивиста, который в данный момент преспокойно чифирил, сидя на просторной кухне особняка. Увидев своего патрона, он сделал ленивую попытку привстать, но Мышастый, жестом усадив его обратно, спросил:
— Все помнишь, Филипыч, о чем я тебе говорил?
— Конечно, хозяин, — подтвердил тот. — Заучил все наизусть.
— Так и действуй строго по инструкции, да смотри мне, чтоб никакой отсебятины. Уловил?
— Обижаете, наш брат свое дело знает, — действительно с обидой в голосе ответил Филипыч.
— Ладно, гляди, — строго сказал Мышастый в общем-то просто так, на всякий случай — в старом уголовнике он не сомневался, иначе тот находился бы сейчас не здесь. — Присмотри за девчонкой, чтобы с собой ничего не сотворила, она мне еще нужна. Крутись где-нибудь поблизости, а как услышишь, что пришла в себя, делай, как я тебе говорил. Все…
И Мышастый поехал улаживать поднакопившиеся за время подготовки к операции дела, которые он оставлял на потом.
Тем самым он неосознанно расставил приоритеты — Ольга оказалась гораздо важнее всего другого…
Очнувшись, женщина некоторое время лежала неподвижно, с трудом пытаясь сообразить, как она оказалась на кровати в своей комнате совершенно голой, а когда к ней неожиданно, лавинообразным потоком вернулась память — воспоминания всего того ужасного, что сотворил с ней этот кинорежиссер, она, почувствовав сильнейший приступ тошноты, бросилась в ванную комнату, на ходу крепко зажимая ладошкой рот и с трудом удерживая рвущийся наружу поток… Едва она успела добежать до раковины, как ее с силой вырвало, словно желудок, извергая из себя содержимое, пытался таким образом помочь ей освободиться от кошмара, который — она знала это наверняка — будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Если только после всего этого ей дадут жить… Теперь, прозрев окончательно, она начала понимать, в какую страшную ловушку заманил ее этот липовый — теперь у нее не осталось в этом ни малейших сомнений — кинорежиссер. С трудом, лишь огромным усилием воли преодолевая слабость, охватившую все ее тело, Ольга заставила себя хоть как-то почистить зубы, чтобы избавиться от омерзительного привкуса во рту, пошатываясь, едва переставляя отказывающиеся повиноваться, предательски дрожащие в коленях ноги, вернулась в кровать и, не найдя в себе больше сил даже на то чтобы укрыться, опять ушла в небытие — организм намеренно помогал ей избавиться на время от жуткой реальности…
В относительно твердое сознание Ольга пришла только к самому вечеру. Лежа на кровати полностью обессиленной, лишь с огромным трудом она смогла припомнить, что за день еще не менее пяти или шести раз бегала в ванную, где ее выворачивало наизнанку и, каждый раз, с трудом находя в себе силы, она чистила зубы, возвращалась обратно в кровать, наперед зная, что через какое-то время все это повторится вновь и вновь…
Теперь же, как ни странно, она не чувствовала больше позывов рвоты, и уже одно это было хоть каким-то облегчением. Находясь в совершенно разбитом состоянии, чувствуя себя физически какой-то столетней старухой, молодая женщина кое-как поднялась и направилась в ванную комнату, где засунув два пальца в рот, попыталась еще раз освободить желудок. На этот раз у нее совсем ничего не получилось и, тогда подойдя к ванной, она открыла краны — стоять под душем у нее уже просто не было сил… Уже промокнув в ней, наполненной теплой водой, не менее часа, Ольга нашла в себе силы кое-как помыться — даже простое намыливание истерзанного тела давалось ей сейчас с огромным трудом. Почему-то у нее ныло буквально все, словно ей довелось побывать в какой-то гигантской мясорубке, а задний проход, пульсируя острой болью, отдающейся по всему телу, горел, словно его натерли наждачной бумагой…
Уже вытираясь насухо жестковатым полотенцем, она не выдержав, все-таки тихонько всхлипнула, хотя запретила себе плакать — чем ей сейчас могут помочь слезы. — Сволочь, — прошептала она пересохшими губами. — Каков подонок… А она-то, она… — Ольга не могла до конца поверить, что все случившееся с ней — не сон, а страшная реальность, произошедшая из-за ее собственной доверчивости. — Дура! Денег ей, видите ли захотелось, славы… Кинозвездой захотелось стать… — И вдруг ужаснулась — а ведь этот подонок действительно снимал все на видео. Какой кошмар! Вот тебе и кинозвезда… Зачем он это делал? Может, хочет ее шантажировать?
Но это же глупо, ведь у нее совсем нет денег. Или хочет заставить ее что-нибудь делать, угрожая показом этой пленки? Но что? Он просто хочет сделать из нее свою сексуальную рабыню!
— через какое-то время пришло женщине в голову — больше ей ничего придумать не удалось. — Но это же просто отвратительно… — Она все-таки заплакала. Нет, уж лучше умереть, чем пережить такое хотя бы еще один раз. Если ей придется и дальше ублажать своим телом этого негодяя, уж лучше просто наложить на себя руки…
Внезапно раздавшийся тихий стук в дверь заставил девушку подскочить от неожиданности, а ее сердце, болезненно сжавшись, забилось в два раза быстрее. Неужели к ней опять пришел этот подонок и ее ждет не менее отвратительное продолжение?
Вскочив с кровати и накинув халат, она поискала глазами что-нибудь, сгодившееся бы в качестве оружия, которым можно было защитить себя, но ничего острого или тяжелого она не нашла. Тогда Ольга бросилась к двери, чтобы запереть ее на щеколду, но той просто не оказалось на месте, равно как и дверной ручки. Вспомнив, что на окнах стоят решетки, только теперь она догадалась, для чего они были сделаны и поняла, что оказалась здесь беспомощной узницей.
Заметив, что дверь стала тихонько отворяться, Ольга испуганно отпрянула и, сжавшись, принялась отступать, не решаясь повернуться к ней спиной. Вскоре в дверном проеме появился тоже почему-то испуганный, прижимающий палец к губам Филипыч, настороженно оглядывающийся через плечо… Чего здесь надо старому приспешнику этого подонка? — с гневом подумалось Ольге, а тот, осторожно, не до конца прикрыв дверь, поманил ее к себе, одновременно проходя в комнату и усаживаясь на кровать.
— Тише, девушка, тише, — заговорил он негромко, когда она с внезапно вспыхнувшей надеждой решилась подойти к нему ближе. — И слушайте меня внимательно, очень внимательно, старайтесь запомнить каждое мое слово, я не могу у вас долго находиться…
Дождавшись, когда Оля, преодолев недоверие, все же уселась рядом, постаравшись, однако, чтобы между ними оставалось хоть какое-то расстояние, старик продолжил говорить, делая это все так же тихо, одновременно крутя головой по сторонам и настороженно прислушиваясь к царившей вокруг тишине:
— Вы попали в западню, девушка, но у вас еще есть надежда. Я собираюсь вам помочь.
— Но кто вы, и что здесь делаете? И вообще, что тут у вас в доме происходит? — спросила женщина, почувствовав, что со словами старика в ней затеплилась какая-то надежда. — Куда я попала?
— Кто я такой? Я просто несчастный старик, подобно вам попавший в кабалу к этому негодяю… — начал свое повествование старый уголовник, одновременно с удовлетворением отмечая, что Ольга все-таки придвинулась к нему поближе и ее лицо перестало излучать страх, возникший при его появлении. — Но это длинная история, а времени у нас, к сожалению, очень мало. Ведь вы уже не первая девушка, которую этот подонок заманил в свои сети с помощью обмана. Перед вами было еще две… — Голос старика внезапно задрожал и он остановился, якобы не в силах продолжать дальше.
— А что стало с теми двумя? — таким же дрогнувшим голосом спросила Оля, втайне надеясь, что старик сейчас скажет ей что-нибудь ободряющее, но тот промолчал и у нее упало сердце. Женщина почувствовала, как озноб пробежал по ее коже, ведь подтверждались самые худшие ее предположения.
— Ваше счастье, что у этого негодяя сейчас очень много забот, — продолжил после трагической паузы Филипыч. — Милиция, дай ей бог здоровья, уже начала потихоньку обкладывать его логово со всех сторон, но поскольку у подонка имеются большие связи в верхах, они пока не решаются его трогать. — Филипыч безнадежно махнул рукой. — В общем, он собирается навещать вас не так часто — может раз или два в день. Уж придется вам все перетерпеть, милая, как бы трудно это не оказалось, а через неделю я помогу вам отсюда сбежать.
— Но почему же только через неделю? — ужаснулась Ольга, с трудом представляя, как она сможет целую неделю переносить все новые и новые надругательства негодяя — а иначе зачем еще он станет ее навещать?
— По другому никак не получится, — с горестным вздохом произнес старик. — Ведь вся территория охраняется его людьми, да еще в самом доме дежурят несколько; только сейчас они пьяны и я улучил момент… — Он не договорил, опять напряженно вслушиваясь в тишину.
— Понятно, — тихо произнесла Ольга, почувствовав окончательное доверие к этому несчастному старику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107