Ц М. X.). Опущены в книге те документы, которые не подтверждают
его точку зрения на дело. Увлекшись своей концепцией, Соколов часто увод
ит читателей в зыбкую область широких и мало обоснованных предположени
й … » Ц тут историк цитирует одно из таких предположений след
ователя, сформулированное им, правда, не в книге, а в частном письме:
«Вопрос о жизни и смерти членов дома Романовых был, конечно, решен задолг
о (sic!) до смерти тех, кто погиб на территории России.»
А вот что сказано про труд Дитерихса:
« … сильно грешит бесконечными отступлениями от чисто юридич
еской стороны дела.»
(Имеются в виду теоретические размышления генерала о природе и целях гер
мано-еврейской нечистой силы.)
Р. Пайпс уделил данному аспекту подстрочное примечание:
«Когда благодаря усилиям специальной следственной комиссии, сформиров
анной адмиралом Колчаком, стали известны подробности екатеринбургской
трагедии, появилось неимоверное количество гнусной антисемитской лит
ературы. Она исходила от некоторых русских публицистов и историков и наш
ла себе отклик на Западе. Заметная часть авторов сваливала всю вину за ги
бель семьи на евреев, истолковывая убийство как одно из звеньев «всемирн
ого еврейского заговора». В некоторых записках англичанина Вилтона и в е
ще большей степени его русского единомышленника генерала Дитерихса юд
офобия достигла патологических масштабов … Настолько сильн
о было желание авторов свалить всю вину на евреев, что они невольно закры
вали глаза на тот факт, что евреи, евреи-вероотступники, вместе с латышами
, венграми, австрийцами и русскими являлись только исполнителями пригов
ора, вынесенного Владимиром Ильичом Ульяновым-Лениным, русским.»
Здесь нужно возразить, что упомянутые авторы вовсе не закрывали глаза, т
ем более невольно, а несомненно сознательно дезавуировали участие Лени
на в преступлении Ц в единстве с большевистскими специалистами по дези
нформации. Краткость и сдержанность Пайпса я объясняю тем, что в качеств
е гарвардского профессора он имел постоянный доступ к следственным док
ументам и противоречие юдофобской версии с подлинными материалами дел
а выглядело в его глазах настолько очевидным, что прямая полемика с клев
етниками унижала бы его в собственных глазах как ученого.
Теперь, когда читатель видит, что я не одинок, считая Дитерихса и К° патоло
гическими мифоманами, должно отметить, что в процессе работы у них по сра
внению с добросовестными Наметкиным и Сергеевым имелось, так сказать, не
гативное достоинство, которое позволило инстинктом угадать то, чего, ска
жем, Сергеев не увидел. Назовем это достоинство лютой, беспредельной или,
как сказали бы в ту эпоху, классовой ненавистью к врагу: она способствова
ла, как ни парадоксально, зоркости их взгляда («ненависть тоже может быть
методом гнозиса». Ц Н. Бердяев).
Ненависть заставляла их не доверять очевидным уликам, искать злокознен
ные ходы замаскированных, незримых врагов. И, вопреки законам логики, име
нно они, мистики-сочинители, оказались правы перед реалистами юриспруде
нции! Там, где Сергеев успешно находил в районе преступления живых, обыкн
овенных преступников, его «куратор» прозревал интригу подземных герма
но-еврейских сил, он сменил следователя на своего единомышленника и том
у действительно удалось нащупать пружину организованного издали, из Кр
емля, политического убийства, тайна которого скрывалась в телеграфных л
ентах, закодированных привыкшими к эмигрантским подвохам и подсечкам к
онспираторами.
Конечно, большого успеха мифоман-следователь все-таки добиться не мог: е
го профессиональное зрение было затемнено бельмами юдофобских предрас
судков («Требовалось, чтобы следствие обязательно пришло к заключению, ч
то в екатеринбургском убийстве виновны евреи, даже не большевики-евреи,
а просто евреи, что виновен еврейский народ». Ц Б. Бруцкус). Опять смущает,
что современный читатель, духовно удаленный от исторических реалий эпо
хи, решит, мол, старинный еврей-профессор, а вслед за ним современный евре
й-автор, шокированные юдофобскими репликами солдафона Дитерихса, преув
еличили реальное его влияние на ход и выводы следствия. Неужели выпускни
к Академии Генштаба, дослужившийся при Керенском до начальника штаба Ст
авки, выпустивший в свет двухтомную книгу, собственноручно написанную,
Ц неужели такой человек мог сознательно вынуждать следователя к фабри
кации дела, буквально судьбоносного в его понимании!? Словно был соперни
ком
А. Вышинского (решусь однако напомнить, что и Вышинский Ц образованный и
талантливый «юрист старой школы»).
Но тот, кто взял на себя труд прочесть книги Дитерихса, Соколова, Вилтона и
подумать над ними, знает:
Дитерихс способен совершить то, в чем его обвинил Бруцкус.
В объяснение и даже какое-то оправдание его поведения хочу напомнить, чт
о четвертью века раньше в Париже, столице Европы и цивилизованного челов
ечества, офицеры-кавалеры Легиона чести обвинили не большевистских ком
иссаров-евреев, а своего коллегу-генштабиста, но тоже еврея, что он иност
ранный шпион, а когда выяснилось, что это ошибка, что капитан Дрейфус неви
новен, господа из французского генштаба состряпали против него поддель
ные улики, фальшивые документы … В качестве модели это их пове
дение помогает понять фантастическую, но в принципе точно такую же логик
у поведения Дитерихса и Соколова. Если бы французские офицеры просто кле
ветали на неприятного коллегу, они выглядели бы рядовыми интриганами, ка
ких испокон веку было много в любой военной среде Ц и вовсе не обязатель
но по отношению к евреям. Но в том заключалась логика «антидрейфусаров»,
что они-то всем сердцем были убеждены: Дрейфус несомненно шпион и не може
т им не быть, ибо принадлежит по крови к племени, каждый член которого есть
потенциальный предатель. Фабрикация улик против такого чело
века не выглядела в их глазах бесчестным делом. Бесчестно Ц опорочить н
евинного, а разоблачить еврея-преступника с помощью поддельных докумен
тов есть, на языке военных, операция и маневр. (Кстати, у Дитерихса Наметки
н и Сергеев отделались отстранением от должности, а вот полковник Пикар,
раскрывший настоящего шпиона в деле мнимого изменника Дрейфуса, попал з
а это во французскую тюрьму.)
С другой стороны, Сергеев Ц не исключаю Ц и рад был бы по человеческой сл
абости угодить военным властям в военное время. Да беда, евреи не попадал
ись в сети. Кого ни найдет, ни допросит, все идут русские, православные фам
илии. Тут нужно оговорить, что наличие еврейских палачей среди тогдашних
чекистов мною вовсе не умаляется, имя же им было легион … Если
бы царскую семью убивали где-нибудь на Украине или в Крыму, то, можно пола
гать, Сергеев без труда справился бы с генеральским заданием, выполнил п
олитустановку куратора и не потревожил свою совесть. Беда следствия в то
м, что место убийства Ц Урал Ц находилось практически в противоположно
м от «зоны оседлости» углу России, не было там и культурных центров, мест о
бычной инфильтрации евреев, добившихся права свободного проживания в п
ределах империи. (80-тысячный Екатеринбург административно считался уез
дным городом.) В таких условиях Сергеев старался не сбивать неожиданными
вопросами свидетелей. Пока что они охотно подтверждали участие в убийст
ве хотя бы тех редких евреев-фигурантов, что следствию удавалось зацепи
ть: скажем, свидетель Павел Медведев рассказал Сергееву, мол, царя убил ко
мендант, еврей Юровский, и он же добил из кольта наследника. А начни-ка выд
аивать из него все, что знает, Ц вдруг Павел выведет Юровского из-под уда
ра (потому что есть показание другого свидетеля, Филиппа Проскурякова, м
ол, «Пашка Медведев мне сам рассказывал: он выпустил несколько пуль в цар
я»). Вдруг сознается и разрушит даже те сомнительные достижения, которые
удалось подсобрать …
Но, честно признаюсь, я лично думаю, что причина сергеевской инертности б
ыла в ином.
Сергеев был, повторюсь, юристом старого доброго времени, добывавшим исти
ну не побоями и пытками, а очными ставками да тюремной маетой, когда узник
у хотелось поскорее до суда добраться и начать отбывать отмеренное нака
зание … А шла жестокая гражданская война. Узников перестали б
еречь для следствия в камерах предварительного заключения. По обе сторо
ны фронта свидетели нужны были, чтобы давать «нужные показания», а если п
оказания оказывались не нужные, то и свидетели не нужны, а если не нужны, т
ак не выпускать же их на волю, арестован Ц значит осужден. (Многие колчако
вцы завидовали силе и решительности чекистов, они верили, что власть в Ро
ссии достанется тому, кто покончит по-ленински с законнически-демократ
ическими играми. Только, разумеется, во имя иной, ихней, правильной идеоло
гии.) Тюрьмы того времени превратились в могильники для узников Ц по обе
стороны фронта: кто выживал после приговора, тот умирал в камере от тифа и
ли испанки. (А. Амфитеатров рассказал типичную историю 19-летней красавицы
, внучки знаменитого правого журналиста и издателя Суворина. Служившая г
де-то машинисткой, она хранила иностранный журнал мод, найденный у нее пр
и «профилактическом» обыске. Другой юнице такая мелочь сошла бы с рук, но
внучку Суворина чекисты не решились отпустить без репрессии. Дали ей нич
тожное по их меркам наказание, полгода тюрьмы, Ц и девушка умерла в тюрьм
е от тифа.)
То же происходило с заключенными «Особой следственной комиссии по делу
об убийстве Августейшей семьи» Ц полгода, максимум год, и самые крепкие
и молодые свидетели уходили от Сергеева и Соколова туда, откуда никакая
юстиция их уже не могла вызвать для допросов …
Истина требует признать, что претензии Пайпса к первому периоду следств
ия имеют некоторые основания, только историк ошибочно связал порок тогд
ашней работы с именем следователей.
Как известно, следователи не обыскивают, не выслеживают, не задерживают
Ц для этих акций служит оперативная часть. Контрразведка у белых именов
алась тогда красиво Ц Военно-политическим контролем (ВПК, не путать с ВЧ
К), и в этом ВПК на видных ролях подвизался надворный советник Кирста, бывш
ий начальник екатеринбургского угрозыска, господин со сценическим тал
антом. Он решил (со своей точки зрения разумно), что люди, заранее знавшие, ч
то императора убили евреи, обязаны в конце следствия узнать, что трагеди
я завершилась как трагикомедия и император (или нет, погодите, будет лучш
е, если это окажется наследник, им легче управлять) остался жив. А несомнен
ные следы убийства в доме Ипатьева рассказывают нам о гибели прислуги (н
у кому жаль прислугу-то? Пусть жертвует собой за батюшку-царя). Под эту вер
сию Кирсте отпустили немалые средства на развертывание оперсети в тылу
врага, чтобы искать Романовых (на подозрении был город Ирбит). Кто же при т
аких-то перспективах хотел выделять людские и финансовые средства песс
имисту Сергееву, уныло и бестактно уверявшему начальников, что Романовы
на Урале убиты все до единого, а евреи оказались не при чем …
Уходя с должности, судья набрался духу и написал в отчете на имя крайне не
довольного им Колчака: « … действиями представителей власти п
ричинялся серьезный ущерб интересам дела, истреблялись свидетели, от ко
торых можно было ждать полезных сведений, захватывались вещи и документ
ы и т д.»
Бруцкус подозревал белую контрразведку даже в худшем деянии: что она, на
тыкаясь на свидетеля, дававшего ей «не те» показания, его истребляла (в ча
стности, того, кто мог опровергнуть версию «еврейского заговора»). В деле
нет никаких оснований для столь ужасного вывода. Все, как обычно в жизни, в
ыглядит проще: «Кирста … действовал сумбурно и был малоразбор
чив в денежных делах … был отчислен от должности … з
а незаконные поступки, но освобожден … и вел расследование по
убийству царской семьи тайно от судебного следствия.» (Вот кто, оказывае
тся, занимался той тайной следственной работой, о коей Старинкевич расск
азывал секретарю Еврейского комитета.) Так что претензии Пайпса следует
отнести к упущениям в работе не следователей, а Военно-политического ко
нтроля, которые пришлось восполнять многочисленным историкам дела.

Глава 7
«ЗАВЕРШИТЕЛИ» МИХАИЛ ДИТЕРИХС И НИКОЛАЙ СОКОЛОВ

В солженицынском «Красном колесе» беседуют бежавший с позиций Саша Лен
артович и alter ego автора, полковник Воротынцев, «которого на главное возвращ
ал Саша:
Ц Сейчас вы заставляете нести труп (убитого командира. Ц М.Х.), а потом пр
икажете нести этого поручика, наверняка черносотенца.
Саша рассчитывал: полковник рассердится. Нет. Так же отрывисто и даже как
будто думая о другом:
Ц И прикажу. Партийные разногласия, прапорщик, это рябь на воде.
Ц Партийные Ц рябь? Ц поразился, споткнулся Саша. Ц А тогда что ж нацио
нальные? А мы из-за них воюем. А какие же разногласия существенны тогда?
Ц Между порядочностью и непорядочностью, прапорщик, Ц еще отрывистей
отдал Воротынцев «.
Понимаю условность, ненаучность деления людей по воротыныевскому приз
наку «порядочности», понимаю серьезность возражений, которые историос
офы и просто историки могут за это на меня обрушить. Понимаю и принимаю. Те
м не менее позицию по отношению к действующим лицам моих собственных ист
орических сюжетов буду выстраивать на основании этого «воротынпевског
о понимания» главного разногласия той эпохи.
Рубеж между врагами, следовательно, пройдет в моем сочинении не между кр
асными и белыми или зелеными и розовыми: безусловно порядочными предста
нут погибшие Романовы со своими слугами и комиссар Временного правител
ьства Василий Панкратов, и рабочий-большевик Анатолий Якимов (коего «кл
икали Ленькой»);
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55