Таков был конец людей, думавших, что они выносят решения.


* * *

После покушения на Ленина 30 августа 1918 года по России прокатился вал «крас
ного террора». В Москве, у Кремлевской стены расстреляли в одночасье пол
тысячи «заложников» Ц людей, виновных в «неправильном, неположенном» с
оциальном происхождении (бывших министров, сенаторов, сановников).
В уральских городах, сановниками небогатых, просто расстреляли всех нес
частных, заключенных на момент свердловского указа. В эти дни из ворот пе
рмской тюрьмы вывели группу подследственных, среди них последних тобол
ьских ссыльных, находившихся в заключении: фрейлину графиню Гендрикову,
обер-лектрису Шнейдер и камердинера Волкова. «Наконец везут в Москву»,
Ц сказала графиня. Но Волков, поглядев на конвой, заподозрил неладное и, к
огда группу завели в какое-то очень глухое место, рванулся в сторону и поб
ежал к темневшему на горизонте лесу. Ему выстрелили в спину, он споткнулс
я, упал, услышал: «Готов!» Мужественный человек пополз и потом 43 дня блужда
л по лесу… После занятия Перми войсками белого генерала Пепеляева Волко
в отвел следователей к месту, куда вели их группу, Ц это оказалась городс
кая канализационная свалка. Там следователи опознали тела Гендриковой
и Шнейдер: одной выстрелили в спину, на другую пожалели пулю. Патологоана
томы установили, что она умерла от сильного удара в заднюю часть черепа т
упым орудием (видимо, прикладом винтовки). В опубликованном красными вла
стями списке убитых заложников Волков нашел фамилию своего коллеги, кам
ердинера великого князя Михаила, Ц Василия Челышева. Это была последня
я, четвертая жертва из круга Михаила Романова.
Почему-то здесь вспомнился Марк Касвинов… Извинительны ошибки или умол
чания, вызванные политическим давлением издателей-заказчиков, можно, та
к сказать, войти в положение подневольного историка Ц не каждому дано, н
е каждому нужно быть героем. Но не цензура же требовала от Касвинова писа
ть о вольготной жизни Михаила Романова и его людей в ссылке!
Я подумал об этом, когда в одной из сегодняшних публикаций Гелия Рябова п
рочитал, что в январе 1919 года были казнены в Петрограде четверо великих кн
язей «в ответ на убийство в Германии Карла Либкнехта и Розы Люксембург».
Понимаю, что он бездумно, автоматически повторил здесь официальную форм
улировку, адресованную одурманенным кровью массам («они наших, а мы зато
ихних»), но ведь это нисколько не лучше касвиновской «вольготной жизни»:
Рябов не может всерьез думать, что убийство членов российской династии я
влялось хотя бы зверской, палаческой, но все же реакцией Кремля в адрес пр
авивших тогда в Берлине социал-демократов, подавлявших восс
тание левых экстремистов.
Ленин ждал момента и дождался, когда в потоке всемирных откликов на убий
ство вождей «Союза Спартака» затерялось короткое сообщение из Петрогр
ада об убийстве четверых великих князей. Что, мол, поделаешь, время такое г
розное!
Четверых великих князей расстреляли утром 30 января 1919 года во внутреннем
дворе Трубецкого бастиона Петропавловской крепости, у стены известной
«баньки».
Самым знаменитым среди них был великий князь Николай Михайлович, прозва
нный в семье «Николаем-Эгалитэ» за республиканские убеждения, генерал-
от-инфаитерии и историк, прекрасный знаток русских архивохранилищ. «Чел
овек строптивого характера», «ядовитый скептик», как говорили о нем в се
мье, он многажды, особенно в последние месяцы царствования, предупреждал
царственного брата об опасностях пути, по которому тот ведет Россию и Ро
мановых. Судьбу свою историк предвидел: «Висельники мы!» Ц не раз говори
л в тюрьме.
Князь Петр Долгорукий, впоследствии погибший в тюрьме ГПУ, воспроизвел р
ассказы современников о гибели воина и ученого: «Великий князь Николай М
ихайлович… в предварилке все время шутил и подбадривал других заключен
ных. Когда его вывели на расстрел, он отказался от завязывания глаз, скрес
тил руки, поднял голову и так вызывающе глядел солдатам в глаза, что смути
л многих, и не все стреляли.»
Рядом с 60-летним историком стоял его младший брат Георгий (средний, генер
ал-инспектор артиллерии Сергей был, как читатели помнят, убит пулей под А
лапаевском). О нем я почти ничего не знаю, кроме того, что этот профессиона
л-офицер был знаменитым коллекционером: собрание монет Государственно
го Эрмитажа в значительной мере создано его усилиями. Оно Ц и память о ве
ликом князе Георгии.
Вместе с Михайловичами у стены поставили еще одного Константиновича, Ц
Дмитрия, 59-илетнего командира кавалерийского корпуса, и его ровесника, к
омандира кавалерийской бригады Павла Александровича, тяжело в это врем
я болевшего, взятого в тюрьму из больничной постели. (Именно его сын от мор
ганатического брака, князь-поэт Владимир Палей, был убит в Нижне-Синячих
инской шахте под Алапаевском.)
Всех расстрелянных в этот день похоронили в неизвестном месте на Заячье
м острове.
Примерно в те же дни в Ташкенте расстреляли еще одного Константиновича
Ц великого князя Николая.
Всего на протяжении семи месяцев было убито 19 членов династии, царствова
вшей 305 лет.
Еще скажем доброе слово о Соколове: он был все-таки из лучших в своей комп
ании. Например, защищал память своего свидетеля, полковника Е. Кобылинск
ого, которого монархисты склонным были презирать как человека, назначен
ного Керенским. Соколов напомнил: хотя Кобылинский был инвалидом войны,
страдавшим нефритом после контузии и потому освобожденным от службы в Д
ействующей армии, но, узнав о гибели своих подопечных, вступил доброволь
цем в Сибирскую армию и пал в бою. Так что не стоило эмигрантам посмертно е
го упрекать за назначение от Временного правительства (приказ о назначе
нии был подписан генералом Лавром Корниловым).
Но Соколов, оказывается, ошибся даже в этом случае. Кобылинский не погиб, а
был взят красными в плен. Как сообщает Касвинов, его расстреляли томские
гепеушники в 1927 году. В честь, видимо, 10-й годовщины Октября: еще через 10 лет р
асстреливали тех, кто сумел победить его в открытом бою.

Глава 36
ЕСЛИ БЫ СУД…

В начале книги я сознательно прервал на полуслове разговор с солагерник
ом Владимиром Осиповым, которому в ответ на рассуждение о достоинствах м
онархии («если бы не случайности рождения») возразил: «Но тут была именно
случайность».
О каких «ошибках, больших и страшных,» Николая II говорил отдававший ему до
лжное Черчилль?
Роковая «случайность рождения» последнего монарха таилась в синтезе в
его личности двух качеств. Каждое по отдельности в моих глазах является
достоинством» но, соединившись в правителе империи, они стали гремучей с
месью, что привела его (и руководимую им страну) к трагедии Ипатьевского д
ома.
Первое: по природе он был человеком с семейным, частным характером и скло
нностями. Антон Чехов, увидев царя в Крыму, сказал: «Да ведь это просто пол
ковник» (такой чин царь выслужил в русской армии), Слова Чехова противник
и императора цитируют с уничижительной целью, как будто в звании полковн
ика таилось нечто позорное. Между тем, Чехов, этот едва ли не самый большой
знаток душ своего поколения, хотел сказать одно: для Николая исполнение
долга перед империей было тем же самым, что для хорошего офицера Ц управ
ление полком. Солдаты должны быть кормлены, обмундированы, офицеры должн
ы выдвигаться наверх по способностям и старанию, и превыше всего Ц полк
овая честь, самоотверженность в бою! Полк для хорошего начальника есть б
ольшая семья, а талант Николая, насколько я ощущаю его личность, был именн
о талантом семейным, глубоко мне симпатичным, но Ц недостаточным для уп
равления столь сложным механизмом, как Россия на переломе веков, то есть
в эпоху крушения монархического администрирования во всем мире.
«Папа. Что ж, в нем ни страшного, ни злобного… Ни (особой) доброты, ни (особог
о) ума, а всего понемногу. Сними с него корону, пусти в кучу Ц в десятке не о
тличишь. Ни худости, ни добротности Ц всего в меру. А мера куцая, для царя м
аловатая» (из дневника Распутина).
Дневниковая надпись Николая, сделанная после женитьбы:
«Каждый день, что проходит, я благодарю Господа, и благодарю его от глубин
ы души за то счастье, которым он меня наградил. Большего и лучшего благопо
лучия человек на этой земле не вправе желать. Моя любовь и почитание люби
мой Аликс растет постоянно» (24.XI. 1894).
Бог щедро и до самого Ипатьевского полуподвала наделил его вот этим, сем
ейным счастьем.
А государственные дела его не интересовали: потому так скудны и неинтере
сны его дневниковые записи по поводу этих дел, над чем любят иронизирова
ть публицисты. Он был одарен многими талантами, необходимыми для ведения
политики: блестящей памятью на людей, обаянием, способностью привязыват
ь к себе окружающих (люди пошли за ним в ссылку, уже за безвластным), выносл
ивостью в работе, знанием трех языков. Но государственные дела сами по се
бе, вне исполнения долга, службы, обязанности, связанной с рождением на ст
упенях трона, царя не волновали. Это не порок и не упрек: сын Льва Толстого
не обязан любить литературу, сын Троцкого Ц политику, сын Репина Ц живо
пись. А он, не любя ремесло своих предков, обязан был политикой заниматься.

Его богатырь-отец, надорвавшись над этой же сумой переметной, умер в 49 лет.

Катастрофой для императора Николая явилась наложение на это его свойст
во другого, еще более почтенного качества Ц убеждения, что необходимо ч
естно, морально служить матушке-России и вере православной.
Обычно суверены, не испытывавшие влечения к госиграм, предпочитавшие, ск
ажем, удовольствия от охот, пиров, секса, отдавались личным увлечениям, пе
редоверив политику тем, кому по природе нравилась эта профессия, разрабо
тка и исполнение стратегии и тактики общества, Ц своим первым министра
м. А сами монархи символизировали власть и корректировали общее направл
ение администрации. Так поступил во Франции Людовик XIII, доверив дела реал
ьного правления Ришелье, Ц и это был один из самых славных и успешных пер
иодов в истории королевства. В России так поступала Екатерина I, отдав вла
сть Верховному Тайному совету, или «веселая Елисавет», за которую правил
и Шуваловы с Бестужевым. Но Николай считал невозможным для себя уклонить
ся от исполнения долга монарха, от Божественной миссии Ц а разве можно м
иссию передать Витте, Столыпину, Кривошеину, тем более Ц Милюкову…
Легко его судить, если бы царь переоценил свою самодержавную потенцию и
из-за излишней в ней уверенности проиграл трон, как в наши дни Чаушеску. Н
о нет… Как раз самодержавную власть он недолюбливал и стыдливо тянулся к
взаимодействию с обществом. В дневнике называет самодержавие «непопра
вимым горем», а время, проведенное в Великобритании, где изучал методы пр
авления бабки Виктории, Ц «месяцем райского блаженства» (11.VII. 1894).
Мне видится (возможно, это моя ошибка), что не находя радости жизни ни в адм
инистративных играх, ни в искусстве маневрирования державным кораблем,
он и свой народ мерил своей мерой и не чувствовал, как тот вырастал у него
на глазах, не доверял способностям и умению русских следовать государст
венным курсом. Он был самым плохим типом консерватора Ц консерватором п
оневоле, не из принципа и убеждения, а из опасения перед неизвестностью. «
Не для меня, конечно, не для меня, Ц для России я признал, что конституция п
ривела бы страну сейчас в такое положение, как Австрию. При малой культур
е народа, при наших окраинах, еврейском вопросе и т д. одно самодержавие мо
жет спасти. Притом мужик конституции не поймет, а поймет только одно, что ц
арю связали руки, тогда я вас поздравляю, господа.» (запись от 8.XII.1904. В ней даж
е можно было бы найти здравое основание, если забыть, что через 10 месяцев э
тот самый народ вырвет у него конституцию с неслыханной дотоле разрушит
ельной силой.)
Сочетание природной чуждости искусству политика (за которое, повторяю, н
е следует судить, человек невиновен в том, каким родился) с моральной необ
ходимостью политикой заниматься и привело Николая II к катастрофе. Нельз
я же думать, что «кругом измена и трусость, и обман» обусловлены только не
честностью окружающих: он сам был в них в очень значительной мере повине
н. Как нужно было разочаровать собственных приближенных, если выпрашива
ли у него отречение выдающиеся монархисты Ц Шульгин и Гучков. Не Ленин ж
е с Троцким!
Величайший мастер революционных потрясений Ленин не убил бы царя, если б
не почувствовал, что убийство обойдется ему безнаказанно и разрыв царя
с народом достиг такой степени, что никто не то что не отомстит, даже не вз
волнуется судьбой Романовых. Троцкий зафиксировал: Ленин напротив счит
ал, что цареубийство принесет ему авторитет и уважение. («Массы рабочих и
солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли
бы и не приняли.»)
Но если Ленин и поверивший его политическому инстинкту Троцкий правиль
но просчитали ситуацию, что же случилось с руководимым царем народом? По
чему народ своим безмолвием как бы санкционировал совершившееся прест
упление?
Представим, что суд, устройство которого предложил на бюро ЦК Троцкий, со
стоялся. Конечно, как замечательно написал автор предисловия к первой со
ветской книге о цареубийстве (П.Быкова) товарищ А. Таняев, «для большевико
в суд ни в коей мере не имел значения органа, выясняющего истинную виновн
ость этой «святой семейки». Если суд имел какой-то смысл, то как весьма хо
рошее агитационное средство для политического просвещения масс, и не бо
льше». Это правда. И все-таки на суде мы могли бы хоть что-то узнать Ц из ре
чей обвинителей, из последнего слова монарха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55