Зондаж не принес результатов. Ви
димо, поэтому немцы и решили сыграть другую игру. О тайных русско-немецки
х разговорах уведомили Радека. Русский зондаж мог бы вызвать обеспокоен
ность среди союзников Антанты, немцы это понимали… Но могли ли они предп
оложить, что узнав про контакты Протопопова Ц от кого, от Радека, которог
о и в большевистских-то кругах, уважая за талант, презирали за аморальнос
ть Ц влиятельный и умеренный в общем политик Павел Милюков произнесет в
Думе речь, где, намекая на министра и царицу, будет спрашивать: «Глупость
это или измена?» Мол, все-таки возможна измена!
Эти примеры успешных акций германских спецслужб, успешных благодаря ро
ссийской шпиономании и недоверию к собственным руководителям, понадоб
илась мне здесь для того, чтобы показать читателю, в какой извращенной ду
ховной среде формировались характеры и убеждения авторов екатеринбург
ской следственной версии.
Процитирую в финале оценку работы русских контрразведчиков, сделанную
осведомленным и вполне русским человеком, известным царским генералом.
О ней поведал Михаил Бонч-Бруевич:
«Попав в контрразведывательный отдел… Куропаткин сердито сказал:
Ц Господа! Должен сказать, что вашей работой недоволен не один я, команду
ющий войсками фронта. Вы забыли субординацию, зазнались, по существу зав
одите смуту.
Он съязвил насчет шпиономании, которой якобы больны многие офицеры конт
рразведки, и начал распространяться о том, что они не столько помогают ко
мандованию, сколько делают вредное для империи дело.
Ц …большинство чинов будет отчислено. И пусть они спасибо скажут, что их
не отдают под суд.»
(В скобках поясню: одна из причин недовольства командующего заключалась
в том, что раскрылось: еврей Манасевич-Мануйлов, которого Соколов безого
ворочно числил за немцами, на самом деле служил … агентом русс
кой контрразведки. Манасевич являлся личным агентом Бонча: «С волками жи
ть, по-волчьи выть, и волей-неволей мне пришлось пользоваться сомнительн
ыми услугами Манасевича.» Кроме того, контрразведка готовила убийство Р
аспутина. Впрочем, такое же убийство готовили министр внутренних дел (Хв
остов), ялтинский градоначальник монархист Думбадзе и тому подобные лич
ности.)
Так стихийно сложился в воевавшей стране блок подрывных сил, ударным эле
ментом которого неожиданно для всех стали фанатичные монархисты. Именн
о к ним в первую очередь относились слова Николая II в дневнике в день отре
чения:
«Кругом обман и трусость, и измена».

Глава 21
ОТРЕЧЕНИЕ

От войны к четвертому году смертельно устали все.
Сменилось правительство во Франции: к власти пришел «тигр», Ц Жорж Клем
ансо, требовавший некогда коренных преобразований (отсюда Ц радикал). У
ж такой-то борец сделает все, чего не могли сделать для Франции старые мин
истры.
Сменилось правительство в Англии: борец с англо-бурской войной и «джинг
оизмом» Давид Ллойд Джордж, конечно, не позволит Ц так думали в народе Ц
продолжать войну ради каких-то империалистических целей.
Сменилось правительство в Германии: его фактическими руководителями с
тали победители в «августе 1914 года» Ц Гинденбург и его начальник штаба Л
юдендорф.
Короче, в Европе происходили перевороты: шли к власти сильные личности, п
ользовавшиеся «общественным доверием».
Николай же успел уволить всех, у кого был наработан собственный обществе
нный авторитет, министров бывшего кабинета Столыпина: один за другим исч
езали в отставках Коковцов, Сазонов, Кривошеин… Их заменили люди безусло
вно честные. Но главным достоинством новичков была преданность самодер
жцу.
Почему царь ни за что не хотел «кабинета общественного доверия»?
Перестройка хозяйства страны на военный лад требовала колоссальной ко
нцентрации сил. Иначе она могла не удасться. Царь, как практик государств
енной работы считал, что чрезмерные, невероятные нагрузки, требуемые от
России для победы, эта страна может выдержать при условии предельной кон
центрации ответственности и власти в одних Ц в его руках.
То, что произошло в России между августом 1915-го и февралем 1917 года, можно наз
вать «военно-экономическим чудом».
Производство винтовок выросло в два раза, пулеметов Ц в шесть, легких ор
удий Ц в девять, снарядов, которых так не хватало при Николае Николаевич
е, Ц в 40 раэ! Выпуск самолетов Ц в три раза.
«К лету 1916 года, Ц писал Черчилль, Ц Россия … сумела выставить в поле Ц ор
ганизовать, вооружить, снабдить Ц 60 армейских корпусов вместо 35, с которы
х она начала войну.»
Вопрос политической интуиции для руководителей стран Европы сводился
в это время к тому, какая из смертельно уставших держав падет первой. Царь
знал, что максимум возможного для России и народа Ц это продержаться в 1917
году. Если войну не выиграть в эту кампанию, империя падет. Он взял на себя
ответственность за роковое решение: продолжать войну до победы.
В июле 1914 года престарелый Франц-Иосиф II сказал о судьбе Австро-Венгрии: «Е
сли империи суждено погибнуть, пусть она сделает зто респектабельно.» По
хоже, подобный самоубийственный комплекс загипнотизировал и остальных
монархов Европы.
Николай, человек с совестью и чувством долга, знал: число убитых только на
фронте и только с русской стороны приблизилось к двум миллионам.
Что он мог бы сказать в оправдание семьям двух миллионов своих погибших
солдат и офицеров, если бы война, начатая его Манифестом, кончилась восст
ановлением довоенного статус-кво?
Он без колебаний принял решение начать кампанию 1917 года Ц проиграв в ито
ге империю.
По всей России метались поездные составы в поисках продовольствия для а
рмии и городов. Еды стало не хватать. Не неповоротливость «бюрократов» б
ыла причиной, как клеветали мастера репортажей и карикатур, и уж тем боле
е не «измена». Но в армию было призвано почти 15 миллионов солдат. 15 миллионо
в пар рук никто не мог заменить Ц прежде всего на полях.
Когда в лавках не хватило хлеба, началась революция.
Для ее подавления имелись верные войска, нужен был только приказ. Но царь
чувствовал: после взятия штурмом собственной столицы ему уже не достичь
победы на фронте. Россия опередила Центральные державы в том, что не выде
ржала первой.
Когда Николай вместо приказа о подавлении восстания объявил Думе и гене
ралам: «Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного благ
а матушки-России», что ж, генералы проявили именно ту способность понима
ть политическую ситуацию, которую мы пытались изобразить нашему читате
лю выше.
Николай Николаевич: «Передайте сыну Ваше наследие, другого пути нет.»
Брусилов: «Без отречения Россия пропадет.»
Сахаров (Румынский фронт): «Рыдая, вынужден…»
Через какое-то время соратники и единомышленики этих генералов встанут
во главе белых армий в гражданскую войну. Надо ли удивляться, что они прои
грают Ленину, Троцкому, Сталину, которые при всех очевидных пороках были
величайшими в XX веке гроссмейстерами революционных потрясений, борьбы з
а влияние на умы и души народных толщ. Да и для кровавого и жуткого, дьявол
ова дела войны эти неутомимые и одновременно взрывно энергичные «шпаки
» оказались приспособленными куда лучше любого офицера,
«О русский народ, Ц писал в эти дни в дневнике Пьер Паскаль, Ц ты ищешь бл
ага, а тебя обманывают всегда и всюду.»


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ССЫЛКА И ТЮРЬМА

Глава 22
ЦАРСКОЕ СЕЛО. ТОБОЛЬСКИЕ КОНФЛИКТЫ

Несколько страниц посвятил Бруцкус тому этапу «хождений по мукам» (от ар
еста Романовых в Царском Селе до прибытия в Екатеринбург), когда «ни одно
го еврея возле семьи не появлялось»: «История Французской революции ост
авила на вечную память потомству маленькое имя, окруженное величайшей н
енавистью Ц имя сапожника Симона, терзавшего отданного ему на воспитан
ие сына Людовика XVI, маленького дофина, колотушками, издевательствами и по
руганием отца и матери несчастного мальчика.
…В нашей, величайшей революции таких Симонов было Ц прудов не запрудить
. Не было сословия, которое не выделило добровольцев, яростно стремивших
ся дорваться до бывших величеств и высочеств, чтоб сделать неприятность
или гадость.»
Он перечисляет российских «Симонов»: поручика Домодзянца, демонстрати
вно не козырявшего арестованному полковнику Романову; поручика Ярынич
а, не протянувшего бывшему императору руку (царь спросил: «Голубчик, за чт
о?»); офицеров охраны, требовавших, чтоб семью выстраивали им «на проверку
».
Офицеры «окарауливаули» царя на прогулке, наступая ему на пятки букваль
но: «Однажды царь отмахнулся от такого хулигана ударом трости назад». Со
лдаты подсаживались к болевшей царице, развалясь и куря; у наследника от
обрали игрушечное ружье-монтекристо под предлогом «разоружения арест
ованных»; воровали продукты и вещи, а однажды ворвались в покои дворца с о
быском: «шпионы», мол, сигнализируют вражеским самолетам из окна …
За «сигнал» стража приняла тень качавшейся в качалке царевны (впол
не возможно, солдаты привыкли разоблачать таких же шпионов в еврейских м
естечках.)
Бруцкус цитирует показания коменданта, полковника Евгения Кобылинског
о, о самом моменте ареста царя:
«Когда на царскосельском вокзале Государь вышел из вагона, лица из его с
виты посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные ст
ороны, озираясь, проникнутые страхом, что их узнают. Прекрасно помню, что т
ак удирал генерал-майор Нарышкин и, кажется, командир железнодорожного
батальона Цабель. Сцена была некрасивой.»
Профессор перечислил и других «сиятельств, которые грубейшим образом п
окинули семью со дня отречения царя и ни разу не интересовались судьбой
своих бывших благодетелей»: герцога Лейхтенбергского, флигель-адъютан
та Саблина, «с коим семья буквально не расставалась», Мордвинова, «котор
ого особенно любил царь», начальника конвоя Граббе и заведывавшего дела
ми государыни графа Апраксина.
(«Аристократию, лицо которой три столетия и выражало собой лицо России, с
мело в один день, как не было ее никогда. Ни одно из этих имен Ц Гагариных, Д
олгоруких, Оболенских, Лопухиных Ц за эту роковую неделю не промелькнул
о в благородном смысле, ни единый человек из целого сословия, так обласка
нного, так награжденного». Ц А. Солженицын.)
Если жизнь семьи Романовых в первые месяцы после ареста кажется все-так
и благополучной по сравнению с тем, что ей пришлось испытать позже, то нем
алая заслуга в том принадлежала министру юстиции Временного правитель
ства А. Ф. Керенскому.
Он почти сразу появился в царскосельском дворце и произвел тщательный о
быск. Царь просил не трогать единственное письмо, сугубо личное, Ц вот ег
о-то извольте министру подать! Но, как засвидетельствовали слуги царя, «в
следующий визит Александр Федорович явился во дворец другим человеком,
лучше понял характер Государя и Государыни»: стал заботиться о нуждах се
мьи, защищал ее от притязаний местного совета и наглой солдатни. Николай
даже записал в дневнике, что «этот человек положительно на своем месте
… Чем больше у него будет власти, тем лучше».
… В те дни сионист Владимир Жаботинский записал в дневник мыс
ли лондонского собеседника, которого считал одним из самых проницатель
ных политиков современности, южноафриканского премьера Яна Смэтса:
«Россия, может быть, и падет, но немцы напрасно думают, что это им поможет. С
амсон больше погубил врагов в час своей смерти, чем за всю жизнь…
Керенский Ц святой человек. Но он адвокат: думает, будто мир Ц это судебн
ая палата, где побеждает тот, у кого лучше аргументы. Вот он и аргументируе
т. А его противники копят динамит».
С первых дней революции министр делал все возможное для предотвращения
казней и кровопролития, которых от власти требовали, по его определению,
«взбунтовавшиеся рабы». Прилюдно изображая свирепого вешателя, он выры
вал из рук солдат арестованных сановников и генералов и провел закон об
отмене смертной казни Ц умышленно, чтобы предотвратить расправу с Нико
лаем. Новый закон дал ему основание просить для. Романовых политического
убежища за границей, в Англии, у двоюродного брата монарха, короля Георга
V.
Но британское правительство отказалось принять недавнего союзника и б
ывшего фельдмаршала королевской армии. Ведь почему «добрый русский нар
од» свергнул Романовых с престола? Потому что царь был ненадежен в войне,
готовил сепаратный мир с Вильгельмом. (К слову: положительное отношение
Керенского к царю явилось следствием найденного в царских бумагах пись
ма Ц отказа царя на предложение кайзера начать сепаратные переговоры о
мире). Запутавшееся в собственной лжи правительство Ллойд Джорджа, подоб
но многим правительствам континента, отказало Керенскому в просьбе об у
бежище для Романовых. Николай же, судя по дневнику, отбирал вещи, которые в
озьмет с собой в Лондон.
В июле 1917 года Керенский сообщил Романовым о вероятном отъезде на юг, «вви
ду близости Царского Села к неспокойной столице». Царь принял его объясн
ение спокойно: опытному политику была ясна уязвимость его резиденции по
сле только что совершенной попытки мятежного переворота («июльских дне
й»).
Начались новые сборы, но за три дня до отъезда семья узнала, что направляю
т ее не в Крым, а в губернский город куда-то на восток. «А мы так рассчитывал
и на долгое пребывание в Ливадии» (из дневника).
Впоследствии Соколов зловеще намекал, мол, если бы Керенский не заслал Р
омановых так далеко, их можно было бы и спасти: спаслись ведь те из Романов
ых, кто жил на юге. Но вот что об этом спасении на Юге рассказал сегодняшни
й «старейшина» семьи великий князь Николай Романович:
«В Крыму, в нескольких километрах от Ялты, жили две сестры и мать царя, Ц М
ария Федоровна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55