.. В тот же день к шатру Восэ снова привезли муку. На два-три дня питание для всех повстанцев было обеспечено.
К вечеру из Бальджуана вернулся Кабир, насупленный, молчаливый. На вопросы Восэ отвечал как-то нехотя. Сообщил, что в Бальджуане ожидают прибытия отряда солдат из Гиссара. Как говорят люди, кушбеги Остонакул выслал этот сильный отряд под командою Раджаба, носившего высокий чин додхо. Бальджуанский правитель ждет прибытия этого отряда завтра к полудню или послезавтра к утру. А пока у бальджуанской крепости собрано около двухсот солдат бека Мирзо Акрама. Горожане знают, что повстанцы движутся на Бальджуан и стоят сейчас в. Тут-и-Кози. Об этом им сообщили приехавшие на базар крестьяне.
Кроме них бек, конечно, имеет в селениях и своих лазутчиков,— сказал Кабир.
Но о приключившемся с ним самим в Бальджуане Кабир умолчал.
А случилось вот что. Караульные, расставленные миршабом по всему городу, заметив любопытствующие взгляды Кабира, заподозрили и схватили его.
Отвели в крепость к беку. Тот приказал пытать Кабира: ведь он, по собственному его признанию, житель селения Дара-и-Мухтор — гнезда восставших. Кабира подвесили за ноги к столбу, начали пытать, заставляя признаться в шпионстве. Кабир, перепугавшись, сознался. Сказал, что Восэ его насильно втянул в мятеж и послал в разведку. А он ведь безобидный, несчастный бедняк, ему противно бунтовать. Тогда, угрожая Кабиру и запугивая, Мирзо Акрам самолично приказал ему отправиться обратно к мятежникам и из их стана сообщать ему, беку, обо всем, что там делается. «А не то,— пригрозил правитель,— не сегодня-завтра, когда бунт будет усмирен (а ты можешь быть уверен, что за этим дело не станет!) и все проклятые мятежники будут отменно наказаны, то заберем и тебя, и твою семью, и твой дом, и все имущество, жену и детей отдадим в рабство, а тебя казним!..»
До полусмерти запуганный крестьянин согласился. Ему приказали: если он считает себя мусульманином пусть даст клятву, что никому не расскажет о свидании с беком. А за каждое известие, принесенное или посланное им, он станет получать деньги и вещи... Таким образом, клятва Связала богобоязненному Кабиру язык. И все же, в глубине души, Кабир хотел остаться верным Восэ, не предавать его, а как-нибудь выкрутиться из скверной истории, в какую невольно попал.
Весть о посылке Остонакулом сильного отряда солдат правителю Бальджуана встревожила Восэ. Он решил отправиться походом на Бальджуан этой же ночью, пока гиссарские солдаты не успели прийти на помощь Мирзо Акраму. Чтобы ускорить движение повстанцев к Бальджуану, велел Назиру-богатырю немедленно со своей частью повстанцев выйти по другой дороге и не позднее завтрашнего утра прибыть к долине Сурхоба, куда прямой дорогою со своей половиной повстанцев придет Восэ,— там оба части войска повстанцев соединятся...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Змеевидная тропинка вьется между Тут-и-Кози и Бальджуаном. Бесконечные извивы превращают одну версту в две, один «камень» в два «камня». Она бежит над многими незаметными селениями и спускается в ущелье к водам Тира. В этом узком и тесном ущелье она, соревнуясь с капризной речкой, извиваясь, торопится добежать до сжатой горами долины, по какой низвергается, замкнутая в теснины, могучая река Сурхоб.
За три ночных часа эта тропинка вывела спешившего с повстанцами Восэ к речной долине. Как только Тир, вырвавшись из одноименного с речкой ущелья, сливается с водами такой же речки Гармак, они, уже вместе» широким потоком врезав свое русло в долину Сурхоба,. впадают в его мутно-красные, насыщенные глинами воды.
В долине Сурхоба, в низовье Хайдарской запруды, стоят несколько столетних тутовников, в немощной старости склонивших могучие стволы и не имеющих силы распрямить свои ветви. Эти дряхлеющие деревья похожи на группу странников, уставших с дороги. Это место называется Тут-и-буни-Хайдар. Прильнувшие к скалам огромные камни, окружающие группу деревьев, при свете звезд представляются стадом ослов, прилегших отдохнуть в ночной тени.
Восэ со своими, повстанцами остановился под тутовниками. Поспешный трехчасовой переход утомил нашагавшихся по камням людей. Многие, отстав в пути, еще не дошли. Приказав остановиться здесь на отдых, Восэ «стал поджидать отставших и Назира с его частью воинства. Люди спустились к реке, умылись в ее холодной быстроструйной воде, расположились группами, занялись едой,— хлеба и тутового толокна оставалось уже немного.
По двое, по трое подходили отставшие, другие = главным образом больные и старики — не пришли, задержались в окрестных селениях. Среди повстанцев оказались и струсившие,— они попрятались в пещерах, в укромных уголках гор.
Рано утром из ущелья Раджаб-факир с пятьюстами повстанцами спустился Назир вместе с его знакомым Сайд Мергеном, присоединившим к отряду поднятых им крестьян этого ущелья.
Восэ и Назир обнялись и, положив руки друг другу на плечи, постояли так, словно давно не виделись. Им надо было вдвоем обдумать, как устранить надвигавшуюся опасность. Из предосторожности, опасаясь неожиданного нападения Мирзо Акрама, Восэ направил в засаду чуть выше селения Сар-и-Мазар выделенных в отдельный отряд повстанцев, вооруженных берданками и охотничьими самопалами. Начальником над ними был назначен Сайд Мерген. В случае появления солдат стрелки должны были задержать их выстрелами.
День прозрел и осветил ущелье. В двух верстах вниз, по правому берегу Сурхоба, на бугре высилась обнаженная и грозная крепость правителя Бальджуана. Как бы храня свою тайну, она была угрожающе молчалива и спокойна. Напротив крепости, на левом берегу реки, у входа в ущелье Баймуш, по которому в долину выбегают воды реки Ховалинг, в том месте, где эти воды вливаются в Сурхоб, видна сумрачная рощица — в ней над широкими кронами карагачей покачиваются засохшие верхушки платанов. Это и есть то священное место, с котором уже знаком читатель,—мазар святого Бальджуана... Узкое, длинное
село Сар-и-Мазар начинается от гробницы святого и, карабкаясь по склонам подножия высоких горных отрогов, доходит до группы тутовников Тут-и-буни-Хайдар. А напротив этого места, приютившего тысячный отряд повстанцев, на правом берегу, строго посередине между Тут-и-буни-Хайдаром и бальджуанскою крепостью, в объятиях красноцветных круч и оврагов, ютится местечко Сур-хакои.
Лучи солнца, еще невидимые повстанцам, уже заиграли на стенах и башнях крепости. И тогда на одной из стен стали заметны силуэты трех-четырех человек. Это Мирзо Акрам и его чиновники разглядывали повстанцев в бинокль.
Со стороны Сурхакона появились четыре всадника без оружия. Можно было разглядеть белую чалму одного из Зоркий глаз охотника Назира узнал владельца этой чалмы.
— Хаджи Якуб, богослов, преподаватель медресе! — сказал Назир.
«Почтенный хаджи Якуб всегда появляется там, где нужны совет или наставления! — подумал Восэ.— Не надумал ли бек кончить дело миром? 'Может быть, не хочет воевать, хочет уступить повстанцам, удовлетворить наши требования?»
Но это было не так. И задача у Якуба была другая. Гиссарские солдаты еще не прибыли в Бальджуан, правитель ожидал их часа через два. Еще не были готовы к бою и локайцы, которых бек уговорил принять участие в подавлении мятежа,— они только что собрались на верхней речной террасе, в селе Туркон, считающемся частью города Бальджуана... Приближающиеся к Восэ четыре всадника во главе с Якубом, явно посланные для переговоров, должны были по поручению бека тянуть время. Наученный Остонакулом, Мирзо Акрам намеревался собрать побольше сил, окружить все ущелье, сразу напасть на повстанцев и уничтожить их.
Люди Восэ молча, с любопытством встретили представителей бека. Те, перейдя реку, остановились неподалеку от повстанцев. С хаджи Якубом прибыли пожилой приближенный бека и два почтенных старика, жители города, известные местному населению.
— Восэ! — громко обратился хаджи Якуб к вождю
повстанцев.— Властительный правитель спрашивает: зачем вы пришли?
Восэ неторопливо поднялся с камня и, заложив обе ладони за пояс, сказал:
— Конечно, не для прогулки.
Какая у вас цель?
—^ Наша цель...— начал Восэ, немного подумал и обратился к народу: — Кто ответит?
Это его обращение было неожиданным как для представителей Мирзо Акрама, так и для всех здесь собравшихся. Воцарилось молчание.
Встал Назир.
Я отвечу! — сказал он и, повернувшись к прибывшим, насмешливо проговорил: — Разве бек все еще сидит в крепости? Ведь подданные давно уже свергли его с поста. Вы, достопочтенный, идите и скажите ему: пусть убирается вон отсюда. И поскбрей!
Дерзкий, открыто мятежный ответ Назира сразу же определил тон дальнейших переговоров. Смепыщвый Сайд Али высоким тоненьким голоском сказал Назиру:
— Ты, Назир, спрашиваешь: «Разве бёк все еще сидит в крепости?» А ты того не знаешь, что, когда мы уволили правителя с его поста, эмир тоже уволил его, тогда Мирзо Акрам решил ублаготворить эмира и преподнес ему в подарок свою дочь. Вот почему эмир пока все еще оставил его в должности!
Громкий хохот раздался в ответ на этот выпад. Правильно говорится: «Нет тайны, какая не стала бы явной»,— история с преподношением эмиру Мирзо Акрамом своей дочери давно уже повсюду передавалась из уст в уста.
Посланцы правителя еще не пришли в себя от дружно- то хохота, как вдруг некий шутник, сидя задом наперед на осле, выехал из толпы. Одетый в халат, с накрученной на голову чалмою, он подражал правителю важными жестами, а другой шутник, представляя его слугу, заостренной палкой подгонял осла, приговаривая: «Г-ха, г-ха!» «Правитель» кричал на него, повторяя: «Эй, ясаул, вот уже, две недели еду и никак не доеду до Бухары!» А «ясаул» в ответ: «Да как же вы до Бухары доедете, великопочтенней- ший, осел-то ваш повернулся мордою к Бадахшану, туда едет!» «Правитель» с руганью закричал: «Эй, дурак, у осла лицо к Бадахшану, да у меня-то к Бухаре! Кто выехал в путешествие: я или осел?»
И снова хохот, шум, гам...
Повстанцы забыли про усталость от долгого пути, и про опасность, угрожавшую им. Казалось, развернув во вою ширь знамя восстания, народ тем самым сразу и окончательно прервал все нити покорности и подчинения своим правителям, отдался на волю судьбы. Люди считали себя свободными от каких бы то ни было обязанностей. Надо полагать, власть им стала казаться бессильной, так впечатлили удачи последних дней: и позорное бегство бека во время смуты в Ховалинге, и гибель диванбеги Яхши-бека, и разгром тысяцкого Саидкула возле Мазар-и-Дода-рака.
— Эй, Восэ! — закричал хаджи Якуб.— Это что за насмешки? Что они позволяют себе, эти люди?.. Эй, народ! Стыда у вас нет, бога вы не боитесь! Досточтимый бек — только преданный раб вместилища вселенной, всесильного повелителя Благородной Бухары, а он — эмир правоверных — тень бога на земле, простертая над всеми мусульманами. Неуважение к беку есть неуважение к властительному повелителю, самому эмиру, а это йеликий грех... Му-сульмане! Побойтесь бога!
Серая лошадь хаджи Якуба, словно подтверждая слова всадника, беспрестанно качала головой. Его спутник — нахмуренный; недовольный советник правителя, сидя в седле гордо и высокомерно, упирая рукоять плети в бедро, с брезгливостью и отвращением исподлобья посматривал на толпу людей — босоногих или обутых в рваную сыромятину, одетых в отрепья грязных халатов... Два важных старика, сидящих на лошаденках около говорящего, поддакивали хаджи Якубу. Один из стариков, вероятно наглотавшийся наркотика, клевал носом и казался сонным. Второй был, напротив, неестественно суетлив, он беспрестанно, после каждой фразы хаджи Якуба, угодливо в тон ему восклицал: «Да, тень божья!..», «Да, грех великий...»
— Восэ! Если ты вернешь захваченное,—вдруг решительно, переходя на деловой тон, заявил хаджи Якуб,— если ты вернешь оружие, захваченное у тысяцкого, у мученика Саидкула, если ты разошлешь всех этих людей по их селениям...
Да, с условием, что разошлешь! — вытянув шею, вставил беспокойный старик.
.— ...по их селениям,—-повторил хаджи Якуб,—то высокий правитель согласен уменьшить налог за прошедшие неурожайные три года...
— Да, не брать! — вставил опять старик.
— ...Бек приказал тебе послать своих представителей в крепость, чтобы они высказали, каковы твои условия, и чтобы во взаимном согласии кончить распрю полюбовно. Высокочтимый бек не хочет кровопролития, он хочет спокойствия подданных!
— ...Да, спокойствия своих подданных! — повторил надоедливый старик, и хаджи Якуб кинул на него взгляд, полный неудовольствия.
— Не упрямьтесь, пасомые! — снова обратился хаджи Якуб к толпе.— Не поддавайтесь наговорам всяких неразумных, безрассудных людей! Вы взбунтовались, соблазнились посулами, но теперь сойдите с этой ложной дороги! Иначе...— тут в голосе хаджи Якуба зазвучал металл,— иначе... у повелителя эмирата и у высокого правителя нашего бекства есть многочисленное, хорошо вооруженное войско. Стоит только дать приказ, и оно в мгновение ока всех вас уничтожит, села ваши обратит в прах,— этого ли вы хотите? А ведь богоданные повелители не хотят напрасно пролить кровь мусульман. Если вы раскаетесь в содеянном вами, разойдетесь по своим домам, вы будете прощены!..
— Да, простят вас, конечно, простят! — на высокой ноте возопил настырный старик...
Уже открыто, гневным жестом прервав его, хаджи Якуб еще долго говорил о том, что властителям позволено повелевать, а подданным не позволено бунтовать, сыпал цитатами из Корана, приводя их по-арабски,— слушавшие их ни .слова не понимали, и толпу разобрал смех. Но, выказывая мудрость свою, хаджи Якуб уже не слышал ни смеха, ни возгласов, ему надо было лишь говорить, выгадывая время, подольше, а его хитрости не понимал народ.
Так же как и все повстанцы, Восэ не верил ни единому слову из заверений и обещаний хаджи Якуба. Мирзо Акрама люди здесь знали хорошо, а Восэ лучше других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59